«Русская епископия» появляется в числе епископий, подчинённых Константинопольскому патриархату, в конце IX века. Она упоминается в церковном уставе императора Льва VI Мудрого (886—912), сына Василия I и отца Константина Багрянородного. Епископии обыкновенно назывались по имени города, а не страны. Город же Русиа хорошо известен в это время в Крыму. Восточные источники позволяют отождествить его со знаменитым ещё с античных времён Киммерийским Боспором (Пантикапеем) — будущим русским Корчевым (Керчью).
О христианстве среди русов в Крыму в IX веке, или даже раньше, свидетельствуют и некоторые другие источники. В Житии святого Стефана, епископа крымского города Сурожа (нынешнего Судака), рассказывается о нашествии на город некой «русской» рати во главе с князем Бравлином. Историки датируют это событие концом VIII или началом IX века. По свидетельству Жития, русская рать разорила весь юг Крымского полуострова — от Херсонеса до Керчи, — ворвалась в Сурож и осквернила церковь, в которой лежали мощи святого Стефана. Но внезапно произошло чудо: Бравлина поразил жестокий недуг: его лицо оборотилось назад, изо рта пошла пена, он не мог сдвинуться с места. Исцелился князь лишь после того, как согласился принять крещение — а это повелел ему сделать представший перед ним в видении святой Стефан. Русская рать покинула Сурож, не причинив городу никакого ущерба.
Мы ничего не знаем о князе Бравлине. Его имя не упоминается в других источниках. Неизвестно, ни кем он был, ни откуда явился (русские списки Жития называют его рать новгородской, но едва ли это название могло иметь в виду наш Новгород на реке Волхов, которой в это время, кажется, ещё и не существовало), ни в какой степени о нём можно говорить как о русском князе. Да и крещение его — не более чем эпизод, вряд ли имевший серьёзные последствия. Но как бы то ни было, христианство не представляло собой чего-то совершенно неизвестного древним русам.
Арабский географ того же IX века Ибн Хордадбех, автор известной в мусульманском мире «Книги путей и стран» (842 год), писал, что купцы «ар-Рус» (то есть русы) во время своих торговых путешествий по другим странам иногда «утверждают, что они христиане, и платят подушную подать (джизию)». Иными словами, русы выдавали себя за христиан для того, чтобы воспользоваться налоговыми и таможенными льготами, — ведь купцы-христиане, даже в странах ислама, находились в более выигрышном положении, нежели язычники. И такое «полухристианство» могло оборачиваться для кого-то из русов искренним приобщением к новой вере.
В Киеве же, согласно имеющимся у нас источникам, христиане появились лишь в X веке. Летопись впервые упоминает о них, рассказывая о времени княжения Игоря (40-е годы X века), когда в Киеве существовала христианская община, стояла соборная церковь святого Ильи, а в состав княжеской дружины христиане входили наравне с язычниками.
Вернёмся, однако, в IX век и расскажем вкратце о событиях, последовавших за русским походом на Константинополь.
Княжение Аскольда и Дира описано в летописи довольно скудно. Помимо рассказа о нападении на Царьград (основанного, как мы говорили выше, целиком на византийских источниках), автор «Повести временных лет» приводит лишь легендарные сведения об их вокняжении в Киеве, а также об их гибели от рук князя Олега, пришедшего в 882 году к Киеву с большим войском, состоявшим из варягов, славян и представителей других северных племён (чуди, веси, мери). Олег, по летописи, обманул Аскольда и Дира, выдав себя за купца, плывшего «из Варяг в Греки». Его воины спрятались в ладьи, и, когда киевские князья доверчиво вышли навстречу, схватили их и убили. «Вы не князья и не от рода княжеского, — сказал якобы Олег Аскольду и Диру перед убийством. — Я же от рода княжеского!» При этом он показал им Игоря, ещё младенца, доверенного ему Рюриком, и объявил его киевским князем. Но ещё в течение почти половины столетия реальная власть над Русью принадлежала именно Олегу.
Именно ему удалось объединить северную новгородско-варяжскую Русь и киевское полянское государство. Это событие, строго говоря, и положило начало существованию Киевской Руси. Олег покорил многие другие славянские племена — древлян, северян и радимичей, причём последние два племени освободил от прежней дани хазарам. Возможно, что военные действия Олега против хазар (о которых, помимо летописи, сообщают также хазарские еврейские источники) привели к распространению власти Киева и на восточный Крым и Тамань, где предположительно имелось местное русское (но не славянское!) население. Во всяком случае, известно, что при преемнике Олега Игоре «Киммерийский Боспор» (Керченский пролив) какое-то время контролировался Киевом.
Именно Олег, располагавший значительным военным потенциалом и объединивший в своих руках «всю Русь», совершил знаменитый победоносный поход на Царьград. Летопись датирует его 907 годом. В этом походе принимало участие уже 2000 кораблей — вдесятеро больше, чем в 860 году. Именно во время этого похода, если верить летописи, Олег повелел своим воинам поставить корабли на колеса и так преодолел заграждения, устроенные греками для защиты константинопольской гавани; греки согласились на уплату громадной дани, а Олег, в знак своей победы, прибил щит к вратам Царьграда.
Впрочем, это уже совсем другая эпоха в истории Киевской Руси.
Алексей Карпов
Владимир Дмитриевич Афиногенов
БЕЛЫЕ ЛОДЬИ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ПРАЗДНИК СВЕТОВИДА
1
Собаку звали Бука. Она стояла возле раскрытой двери, ведущей в хлев, а Доброслав Клуд нёс в руках деревянное корыто с дымящимся овсяным пойлом для поросят и, проходя мимо, изо всех сил пнул её под брюхо. Собака от неожиданности и боли взвизгнула; отбежала в угол хлева и посмотрела на хозяина долгим, недоумевающим взглядом — в нём не было злости, была одна только обида, глубоко запрятанная в преданных зеленоватых глазах; и это, очевидно, ещё пуще разозлило Клуда, тем более что при ударе ногой часть пойла пролилась на унавоженную тёплую землю.
Он медленно поставил корыто, сорвал с притолоки плётку, сплетённую круглой змейкой из семи ремней, ухватил Буку за холку и стал хлестать, зло приговаривая:
— Тварь! Ты что смотришь?… Я тебе посмотрю! Я ещё увижу в твоих глазах злобу…
Лицо Клуда налилось кровью, на губах выступила пена. С блуждающим взглядом, с красными прожилками глаз, он и впрямь был похож сейчас на колдуна, оправдывая своё имя[4], будто в него в один миг вселился нечистый дух, обитающий в тёмных чащобах леса или на могилах грешников, которых не сжигают после смерти на жертвенных кострах, как праведных язычников, а закапывают лицом вниз в сырых комариных местах…
Бука уловила перемену в поведении хозяина: случалось, что Клуд и раньше её ударял, но такой откровенной злобы по отношению к себе она ещё не ощущала, поэтому испугалась сильно и, чтобы вырваться, повернулась и кинулась всем тяжестью своего тела под ноги Клуду. Тот выронил из рук ремённую плётку, бухнулся в корыто, от которого с визгом бросились врассыпную поросята, поднялся — жидкое пойло, похожее на разбавленный кисель, потекло за ворот рубахи; и это было смешно, и это охладило гнев хозяина. Бормоча проклятия, он подошёл к собаке, всё ещё преданно заглядывавшей ему в глаза, снял со стены цепь и замкнул замок на шее Буки. Бить её Клуд больше не бил, но стал мучить голодом…
В одну из ночей Доброславу Клуду приснились вихрящиеся космы снега, которые окутывали его всего, не давали дышать, и увиделась у самой головы огромная красная оскаленная пасть, которая вот-вот могла вцепиться в горло Клуда острыми клыками… В ужасе Клуд проснулся, до рассвета было ещё далеко — через бычий пузырь окна не пробивался ни единый луч света. В избе было тихо, жутко. Бродили по стенам и потолку чёрные тени, похожие на суковатые сухие валежины. «Дедушка-домовой за собаку сердится…» — подумал Клуд.
4
Клуд — колдун (старославянский корень кълд-колд-клуд). — Здесь и далее примечания автора.