— Эва, перестань. Ты ставишь нас обоих в идиотское положение. Я отнюдь не святой, и я оценил твой жест, но я вовсе не считаю, что ты у меня в долгу, и…

— И спасибо, но не надо? Понятно, — она встала и сделала вид, что зевает. — Не переживай, Трев, все нормально. Наверно, я переоценила себя. Для какого-нибудь хмыря, двадцать лет не вылезавшего из конторы, я была бы подарком судьбы, а для тебя… Такой парень, да еще с яхтой, всегда может выбирать.

Она подмигнула мне, перегнулась через стол, достала сигарету и закурила.

— Остаемся друзьями, мистер. Может, оно и к лучшему. Смешно — у меня и вдруг в приятелях мужчина. Мужчины всегда или покупали меня, или продавали. А вы с Мейером… Какие-то ненормальные, ей-богу. Хотя, если честно, у меня такое чувство…

— Какое чувство?

— Что вы ко мне хорошо относитесь. — Она подошла поближе и продолжала, понизив голос: — Конечно, это глупо, но я лежала там одна и думала об этом. Вы знаете, кто я такая, и все равно так милы со мной…

Совершенно неожиданно для меня в ее темно-янтарных глазах заблестели слезы. Эва резко отвернулась и сделала несколько шагов к двери. Не оборачиваясь, она заговорила снова:

— Какого черта вас занесло под этот проклятый мост? Лучше бы вас там не оказалось! И будет лучше, если они снова найдут меня… Потому что нельзя перестать быть тем, что ты есть. И нельзя забыть то, что ты знаешь. А если есть кто-нибудь, кто хорошо к тебе относится, то все становится еще труднее. Я лежала там в темноте и думала, думала… В голову лезут какие-то дикие идеи. Может, мне пойти работать в лепрозорий, если они еще сохранились? Чтобы как-то компенсировать…

— Раньше это называлось искуплением грехов. — Я подошел к ней и, опустив руку на ее плечо, развернул лицом к себе. Она упорно смотрела в сторону. — Да, ты нравишься нам, Эва, хоть ты и не умеешь мыть посуду. И мы были бы рады помочь тебе выкрутиться из этой истории.

На секунду мне показалось, что она сейчас заговорит. Но она только вздохнула:

— Ну ее к дьяволу, Трев. Я не хочу, чтобы вы знали, какое дерьмо выловили. — Она криво улыбнулась. — А-а, ерунда, через год я уже обо всем забуду. У меня большой опыт по этой части: забывать всякие гадости. Как ты думаешь, не следует мне пойти к Мейеру и?..

— Ты можешь попробовать, но думаю, что этот визит пройдет примерно так же.

— Я и сама так думаю. Во всяком случае, теперь я, кажется, смогу заснуть.

Легко прикоснувшись губами к моей щеке, она удалилась. Я снова переложил пистолет под подушку, где ему и полагалось быть ночью, выключил свет и улегся. Я не испытывал ни малейшего сожаления, что не воспользовался случаем, и знал, почему. Да, я не святой, но ее я не хотел. Может быть, на свой лад я излишне щепетилен или брезглив — называйте, как хотите. Пару раз я увлекался женщинами с богатым прошлым и испытал, каким тяжким грузом ложится это прошлое на партнера. Трудно высоко ценить то, что леди так щедро дарила многим. Если хотите знать, для каждой женщины существует свое пороговое число X пар голодных рук, которые трогали, ласкали и мяли ее, после которого мед ее лона становится уксусом, а сердце камнем.

Я не хотел ее ни на каких условиях. Но я искренне желал ей всего доброго.

Встретив следующее утро в относительно хорошем настроении, Эва становилась все более беспокойной и подавленной по мере того, как мы продвигались к северу залива.

В полдень она, как и накануне, пришла посидеть со мной в рубке, и я спросил, что она надумала делать.

— Покончить с этим раз и навсегда. Мне становится жутко при одной мысли о том, что кто-нибудь из них пронюхает, что я жива, и вся шайка снова начнет охотиться за мной. Наверно, лучше всего потратить твои двести долларов на то, чтобы стать блондинкой, купить билет на автобус, забраться в какую-нибудь глушь и устроиться там официанткой, пока что-нибудь подвернется. Да, так и следовало бы поступить…

— А что тебя останавливает?

— Трев, я все-таки чувствую какую-то тухлятину в твоих россказнях о себе. Бизнесмены не держат пистолет под подушкой. Опять же, когда вы выудили меня, у вас и в мыслях не было бежать в полицию, как сделал бы любой добропорядочный гражданин. Я не понимаю, кто вы на самом деле, но я вижу только, что не дешевки и не слюнтяи.

— Не помешаю? — в дверях возник Мейер.

— Нет, моя радость. Присоединяйся. Я как раз собираюсь кое-что вам предложить. За всю жизнь мне не удалось скопить и десяти центов, но за последние два года у меня набралось что-то около тридцати двух тысяч наличными. Может, вы и назовете эти деньги грязными, но других я не заработала, а эти — еще просто мелочь по сравнению с тем кушем, который отхватили другие. Они хорошо спрятаны. В общем, дело обстоит так: моим партнером был парень по имени Грифф. Ничего хорошего сказать о нем не могу. Крутой мальчик. Он знает об этих деньгах, но не знает, где тайник. И сейчас, я уверена, он подбирается или уже подобрался к моей квартире, чтобы все там перерыть и обчистить. Конечно, эта тварь заберет все мои тряпки и украшения, и телевизор, и авто, но денег, я надеюсь, он не найдет. А если мне удастся заполучить эти деньги, то шансы начать новую, нормальную жизнь резко повысятся. Но Грифф, даже если не найдет тайника, все равно глаз не спустит с этого места. Тем не менее, мне кажется, стоит попытаться. Есть один парень, который давно уже по мне сохнет, думаю, я могу ему доверять; так вот, с его помощью я постараюсь подобраться поближе, ну и… В общем, на месте посмотрю, что и как.

— А потом?

— Потом я вернусь сюда, расскажу вам, где тайник, а вы пойдете и принесете мне деньги… И, естественно, получите часть.

— Вот что, Эва, может у тебя и есть повод сомневаться в моей добропорядочности, но уж на то, чтобы я не стал брать деньги, принадлежащие кому-то другому, ее хватит.

— Кому-то другому?! — Она сдернула темные очки и сверкнула на меня своими темно-янтарными глазами. В них было ровно столько же доброжелательности, сколько в глазах тигра перед прыжком. Потом они погасли, и в них опять появилась уже знакомая мне черная пустота. — Те, кому они принадлежали, давно покойники. Их эти деньги уже не спасут. Ты что, собираешься страдать обо всех, кто уже умер или скоро умрет? То, что я вышла из игры, еще не означает, что все кончено. Они найдут другую девчонку, только и всего. Но те, те деньги — мои, и только мои, понятно?

Мы с Мейером переглянулись, и я понял, что он шокирован не меньше, чем я.

— Ваша доля — десять тысяч, — продолжала она. — Идет?

— Стандартная цена — пятьдесят процентов. Но это не значит, что я берусь за дело. Об этом поговорим, когда ты вернешься.

— Если я вернусь. Если я не справлюсь сама. Половина — это чертовски много, Мак-Ги, тебе не кажется?

— Лучше подумай о том, что половина лучше, чем ничего.

— Дорогая, — начал Мейер, — не считаете ли вы нужным оставить мне письмо с описанием всех событий с тем, чтобы я смог распорядиться им по своему усмотрению в случае, если обстоятельства сложатся не лучшим для вас образом?

Она засмеялась и, потянувшись, погладила Мейера по щеке.

— Ты просто прелесть, Мейер. Но я не буду этого делать. Если мне удастся заполучить эти деньги, я предпочитаю, чтобы меня считали мертвой.

— Несмотря на то, что твои приятели будут продолжать убивать?

— Знаешь, Мейер, люди умирают каждый день по самым разным причинам. Если мне удастся выпутаться, то остальное меня мало трогает.

Она покинула яхту, когда уже как следует стемнело. На ней были черные брюки, белая блузка, темные очки, голова повязана белой косынкой. Я, как и обещал, дал ей двести долларов, и она засунула их в карман брюк. Еще раньше Мейер пошел взглянуть на свою яхту. Помахав мне рукой, Эва растаяла в темноте. Я незаметно последовал за ней и постарался запомнить номер такси, в которое она села. Вернувшись на борт, я записал номер, запер все двери и покинул «Альбатрос». Затем я зашел за Мейером, и мы отправились ужинать к китайцам.