Привели сюда этих новых поселенцев многоводные реки — издревле испытанные и облегченные пути для народных переселений, на этот раз замечательные своим обилием и направлением течения. Сплошная цепь озер, соединенных между собою протоками, указала надежные места для первоначальных водворений, а частая и роскошная сеть рек, прорезающая область дремучих лесов во всех направлениях, вводила в самую лесную глушь и выводила на простор богатых морских побережий. Захватом верховьев реки и одновременно с ними и преимущественно устьев побочных рек обеспечивались начальные шаги наиболее опытных и смелых передовых водворенцев. Постройкою на этих местах укрепленных городков (Великий Устюг и Вологда, Вага и Холмогоры, Каргополь и Соль-Вычегодская) упрочивалось дальнейшее существование земледельцев на избранных ими пунктах. Шли сюда новгородские люди с издавна приобретенным навыком к постройке «хором» и судов, еще с 1016 года известные под бранным словом «плотников», приданным им киевскими полянами и степняками. Шли новгородцы безбоязненно и охотно расселялись на просторе свободных от заселений мест под защитою укреплений по речным подолам и угорам — "садились на сыром корени", по красивому выражению древних юридических актов, "где лес от века не пахан". Поселялся здесь новгородец на свой страх и в надежде на свою силу, как выговорил один за всех св. Антоний Римлянин: "Не приях ни имения ото князя, ни от еаископа, но токмо благословение, и паша на чужой земле ни вдвое, ни во едино, ни себе покоя не дах: да то все управит Мати Божия, что есмь беды принял о месте сем".

Впусте лежащие земли были свободны, никому не принадлежали. Свободен был и искавший себе на них оседлого жилища и хлебородного места народ славянского племени. Во всякое время он волен был оставить избранное место и обменять его на другое. Если кто-либо нанимался для работ — ежегодно на осенний Юрьев день (26 ноября) он имел право оставить этого хозяина и искать другого. Простор для передвижений был обширный и неограниченный. Самый способ владения землею покровительствовал тому, что наше сельское население было подвижное: народ искал оседлости c покидал найденную землю ради той же оседлости. И чем дальше в глубь времен, тем обычай этот был сильнее и деятельнее. Непрерывным потоком двигался народ на северо-восток России искать пашен. Полетел вместе с ними и воробей — в глухих трещах неизвестная птица. Выжигая еловые и срубая сосновые леса, пахарь, особенно на пустошах, давал простор лиственным лесам и самым сильным между ними — березовым. Береза стала развиваться в таком множестве, что в среде лесных инородцев родилось глубокое убеждение в том, что появление белой березы знаменует их погибель и владычество "белого царя".

Приходили люди на новое место, поднимали целину, ставили починок — одинокое жилье "на нови, без пашни" — как объясняют древние акты. Починок прозывался селением (селом), когда срубался соседний лес, подсушивался и выжигался, заводились новые мелкие хозяйства и с ними новые зимние жилья (с печкой для отопления, а потому истопки, истьбы, т. е. избы). Впоследствии селения, из дерева и среди дерев, прозваны были за то деревнями, займищами, селищами, запашками. Они были именно теми отдельными хозяйствами, выродившимися из сел, когда сельские поля удлинялись, а полосы хозяев удалялись от дворов; надобилось много времени на перехода и переезды в дорогое для пахаря летнее время, а изстаринная трехпольная система земледелия требует, чтобы полосы были под руками на задворках, а выгоны и пустоши — на глазах и недалеко. По земле, которая тянула к селу, деревенщина соединялась с селом, "по разрубам, разметам", отправлениям земледельцу и государству, но имела и свой участок, который жители дробили между собою на жеребья по дворам и семействам. Там же и в то время, когда селища и займища превращались в деревни, объявились на русской земле и погосты в глубокой русской древности. Это излюбленные и избранные места с одиноким жильем, куда в языческие времена окрестный народ собирался для общего дела: суда или торга, а в христианские — и для молитвы, так как на погостах выстроены были храмы и указано было место для погребения усопших. И до нашего времени эти одинокие селения сохранили свой характер временного сходбища (для гостьбы, погостить), оживленного лишь божьим храмом и при нем жильями духовенства и церковников. Погост немедленно переименовывался в село, лишь только счастливый и удачный выбор места оправдывался на деле, и затем привлекал новых поселенцев и обстраивался домами промышленных и торговых людей. Рядом с этими переименованиями постепенно исчезали из народной памяти и разнообразные прозвища пахаря (изорник, смерд, ролейный закуп, наймит и т. п.), и получилось новое крещеное имя, господствующее теперь на всем пространстве русской земли, — крестьянина (хрестьянина, христианина).

Из оседлых жилищ в починках и займищах, в селах и деревнях выходили крестьяне с огнем и железом на такую же истребительную войну с лесом, какие вели некогда целые народы, с корнем стиравшие с лица земли своих противников, заграждавших путь и занявших попутные места. Приемы земледельческих племен насколько древни и просты, настолько же верно действуют, разнообразны и распространены повсеместно под множеством названий. В Древней Руси этот первоначальный способ возделывания земли посредством роздерти, росчисти, роскоси, гари назывался на северо-западе лядинным, на северо-востоке — повинным; на ученом языке он прослыл под названием хозяйства подсечного. Новая земля, отбитая от дремучих лесов, в старину звалась притеребой, теперь в разных местах зовут ее разными именами: на великорусском севере это — новь, новина, кулига, в белорусских лесах это — лядо, лядина, огнище. Тем не менее, как ни разнообразны названия способов, каждый прием поразительно однообразен и прост.

Крестьяне выбирают в дремучем лесу способное и удобное место. На лесистом севере таковыми считаются ровные и сухие, где растет ельник в смеси с березником, мелкий, но густой мешаный лес, где толщина деревьев не превышает двух с половиной вершков. Если преобладает белая ольха, почва считается наилучшею. В местах поюжнее лучшим признаком лядины полагается густая чаща ели (ольха же указывает на непригодность почвы), и наоборот, на севере (по Олонецкой и Архангельской губерниям) сплошные еловые леса считаются для новин непригодными деревьями, решительно не по силам здешним крестьянам для росчистей и поджогов под пашни.

В летнее время, между двумя посевами ярового и жнитвой озими, на избранном месте, называемом лядо, лядина, ледина, а также, по примеру инородцев, сельга, вырубается лес и, по возможности, сваливается рядами или, как говорят, — постелью. Загроможденное таким образом место приговоренными к смерти деревьями, подсеченными, подчищенными и поваленными, — целый год, до будущего лета, называется русскими именами: подсека, чащоба, валки, починок и также под инородческим прозвищем кулиги. Деревья сложены одно на другое по длине и сколь возможно ровно и плотно прикрывают землю своими срубленными ветвями. Земля, занесенная снегом, менее промерзает и осенью дольше преет. Хорошие бревна раскатывают по сторонам, прибирают; оставляют на месте не толстые. Лес высыхает и подсыхает. В свободное время второго лета подсеченный лес зажигают, употребляя самое тщательное внимание на то, чтобы не занялся огнем соседний, стоячий лес. Обгорелое и зачернелое место, получающее название пожога, огнища, пала и паленины, посещается вновь в то же лето, спустя несколько времени, крестьянскими семьями в полном сборе: ими сносятся головни в кучи, перерубаются и дожигаются. Эта черная работа называется прятанием новины. При этом замечают, что, ежели лес хорошо высох и сгорал в недождливое и в безветренное время, успех тяжелого труда совсем обеспечен: новинка задалась. Ее подымают или, как говорят также, ломают: обработанную землю засевают рожью или ячменем, а в иных местах даже и льном (на Волге репой, а если кулига не поспела, то озимым хлебом, в южных местах — пшеницей). Из огнища делается пашня, известная на севере под именем нивы, на которой в беспорядке торчат обгорелые пни и голые коренья срубленных дерев. Между ними запахивается зерно бороною самого грубого дела (из перерубленных пополам еловых лапок с обсеченными длинными сучьями), но самого практического значения (гибкая борона, перемешивая семена с золою, не задерживается пнями и кореньями, легко спрыгивает на своих длинных пауковых ногах и при падении еще больше разрыхляет землю). Всякий раз, когда сеют хлеб, более и более взламывают и выворачивают пни или корчуют вагами, т. е. деревянными длинными рычагами. Эта работа — одна из труднейших и к тому же подвигается очень медленно: пни подопревают долго. Когда хлеб убран, новое поле получает название нивища, в закромах у хозяев за долгий и тяжелый труд богатая прибыль. Урожай на нивах достигает иногда поразительных размеров: сам-25 самый обычный, сам-30-35 очень частый, сам-40 — нередкий, а бывает местами и временами и сам-60. Вырастающее зерно крупное, но почвенная сила непрочна: если одним посевом с громадным избытком вознаграждается тяжелый труд и предварительные трехлетние хлопоты, то на второй год нива уже никакого посева не заслуживает, если не будет удобрена. За малым количеством среди дремучих лесов луговых пространств с кормовыми травами, при невозможности разведения рогатого скота в том достаточном количестве, чтобы получать назем, и по крайнему вследствие того недостатку удобрения нивище пускается вперелог, на отдых. Лесная заросль не медлит занять старое место, и нивище это поступает обратным путем в то же звание и значение, которое характеризуют словом лядины. Лядина требует особенно частого и ежегодного ухода (проходной рубки и вырубки сосны и осины для простора белой ольхе, березе и немного ели). И при всем этом только через 35–40 лет лядина может годиться под огнище и ниву и под свежий посев, хотя почва через 8-10 лет дернеет, в более южных местах северных лесов превращается в целину и зовется иногда залогом и непашью.