ЛИЗ
— Совершенно точно, мы тоже отправляемся в медовый месяц, — заявляю я Джорджи, добавляя свежий мешочек травяного чая в свою наплечную сумку. — Отличная идея, мне она нравится.
— Правда? — Джорджи кажется удивленной, услышав мое заявление.
— Ну да, а почему бы и нет? — я рассматриваю мешочек чая, который держу в руках. Прежде чем мы с Рáхошем отправляемся на наш второй раунд выполнения «изгнания», я совершаю налет на кладовку. Мы вернулись, чтобы доставить мясо, добытое нами на охоте, и много шкур, и пока я роюсь в кладовке, Рáхош разговаривает с Вэкталом. Я сказала своему парню, что возьму только немного мыла, но раз уж я здесь, то толкаю себе в сумку понемногу от всего.
Ну, а если они начнут ныть по поводу чая, то я, конечно, соберу несколько листьев, чтобы восполнить эту потерю. Но я ведь тоже часть этого племени, и если чай предназначен для всех, то это значит, что он предназначен для меня точно так же, как и для всех тех, кто сидит на своих задницах около костра.
Если Джорджи и имеет что-то против того, что я хватаю столько всего, она ничего не говорит. Она просто смотрит на меня с любопытством.
— Меня удивляет, что у тебя такое хорошее настроение, когда тебе снова приходиться уходить отсюда.
— А что? — я беру мыло, которое она мне вручает, нюхаю его, а затем морщу нос. — У нас есть что-нибудь, что не пахнет салатом? С беременностью мой нос не выносит запахов зелени.
Покопавшись в другом свертке и вытащив оттуда розовый брусок, она протягивает его мне, и пахнет он мякотью мыльной ягоды, из которой он сделан. Ну вот, уже лучше.
— Ну, не знаю, я просто подумала, что ты, скорее всего, будешь обижена… из-за всего того, что произошло. И еще на меня.
— Признаюсь, я могла бы разок-другой высказать пару ласковых словечек почти всем в этом племени. — Или почаще. — Но однажды я проснулась и поняла, что я вместе со своим парнем, занимаюсь любимым делом, и, сидя у костра, я больше не должна выслушивать болтовню Джоси о том, сколько детишек она хотела бы, если когда-нибудь начнет резонировать.
— Она так сильно хочет этого, — тихо говорит Джорджи. — И она одинокая.
— И очень болтливая, — подняв руку, я изображаю болтающую куклу. — Ну да ладно, гнев я уже переболела. Я не хочу провести следующие три года — или сколько бы времени для этого ни потребовалось, чтобы этот малыш выпекся в моем животе — с одним только гневом в душе. Именно поэтому этот медовый месяц должен быть потрясающим. У нас будет время, чтобы сблизиться, время для секса, и мы, как пара, соединимся настолько основательно, что эти сукины дети никогда уже не смогут нас разлучить. Будет здорово… даже если вы, ребята, не правы в том, что изгнали нас.
Услышав мой упрек, она начинает хихикать.
— Во-о-от и оно.
Улыбнувшись сияющей улыбкой, я смотрю на нее.
— Ты же понимаешь, что мне надо было все-таки это сделать. Ну а теперь, расскажи, какой прикольной хренью вы занимались в свой медовый месяц. Видела что-нибудь стоящее? Что-нибудь клевое делала? Пробовала что-нибудь извращенное?
Черты ее лицо напрягаются, и я удивлена, как поменялось выражение ее лица. Она выглядит… виноватой? Очень странно.
— Всего лишь тем, чем обычно занимаются в медовый месяц.
— Очень скучный ответ. Ну же, подкинь мне хоть какие-то идеи, — призываю я. — Хочу воспользоваться ими на Рáхоше.
— Но мы и были скучными, — пожав плечами, она кладет обратно мыло, которое я забраковала, после чего поправляет сложенные припасы. — Хотела бы я сказать тебе, что мы вытворяли миллион разных безумств и глупостей, но это не так. Там были только мы вдвоем, в полном одиночестве, и… это было замечательно, — улыбка у нее становится нежной. — Было так здорово побыть просто Вэкталом и Джорджи, а не вождем и парой вождя.
— Мммм-хммм. Ну и ладненько, оставляй свои тайны при себе. Со временем по-любому все пронюхают о ваших чумовых извращениях.
— Да хрена им всем лысого!
Я смотрю на нее, насмешливо изогнув брови.
— Разве не мы более десяти минут назад обсуждали, как сильно Нора обожает, когда ее шлепают? В общем, очнись, тебе ли это не понимать.
Ее лицо заливает густой румянец, тогда как я засовываю еще один пакет чего-то в свою сумку.
— Все из-за того, что они такие крикливые. Мы ведем себя тихо.
— Но зато тебе нравится попикантнее, — поддразниваю я, и ее лицо краснеет еще больше. — Да все в порядке, от меня никто, кроме Рáхоша, об этом не узнает, — закрыв сумку, я барабаню по ней руками. — Ну-ссс, мне нужны идеи. Что-нибудь для медового месяца. Давай, выкладывай.
— Вы могли бы отправиться в какое-нибудь красивое место? — Джорджи беспомощно разводит руками. — Полюбоваться природой?
Полюбоваться гребаной природой? Это же медовый месяц, а не экскурсия по местным достопримечательностям.
— Ты в курсе, что в этом ты полный отстой?
Она высовывает и показывает мне язык.
— Ну хорошо, тогда как насчет того, чтобы, купаясь, эротично обтирать друг друга мочалкой? Раздразнить его стриптизом? Немного поиграть с его хвостом?
Ооо, пожалуй, Джорджи не такая уж незамысловатая простушка, как мне показалось. Я принимаюсь постукивать по виску.
— Мне нравится ход твоих мыслей.
— Тогда пользуйся, — она обводит взглядом пещеру хранилища. — Тебе нужно еще что-нибудь?
— Не-а, — я похлопываю по своей сумке, которая сейчас набухла от припасов. Беру я не слишком много, поскольку вообще-то мы должны помогать пополнять запасы в пещерах, а не опустошать их, к тому же мне просто хочется послать на хрен всех, кто изгнал моего мужчину. Пожалуй, я и так взяла больше, чем следует, но мне плевать.
Встав на ноги, Джорджи отряхивает свои кожаные одежды.
— Кажется, я уже слышу мужчин.
Я кладу свою сумку на плечо и, спокойно улыбаясь, выхожу вместе с ней из пещеры. Всего лишь для показухи. Рáхош знает, что, хотя я и говорю, что не переживаю из-за изгнания, еще я на самом деле его до нелепости защищаю, а это означает, что все члены племени должны знать, каких засранцев они из себя представляют за то, что изгнали его, хотя все, чего он хотел, — это быть со мной.
В смысле, это ведь была я, кого он похитил. Раз я ничего против этого не имею, разве они должны? Ну да ладно. Просто теперь у нас с Рáхошем появилось масса полезного времени, чтобы наслаждаться жизнью в полном одиночестве.
У большого входа треугольной формы в пещеру стоят двое больших инопланетных мужчин, и моего Рáхоша легко распознать. Дело не просто в том, что один из рогов сломан, а одну сторону его лица покрывают шрамы, из-за которых он постоянно недовольно хмурится. Все дело в том, что он держит себя так, будто у него шило в заднице. Спина у него прямая, словно аршин проглотил, а плечи напряжены и выступают, будто он готов драться со всеми и каждым, кто полезет на рожон.
Это так офигительно сексуально. Мне нравится это раздраженное, легкое размахивание его хвоста, та суровость, как он себя держит, мне нравится в нем все.
Когда мы подходим, он поворачивается, и его взгляд фиксируется на мне тем собственническим, властным образом, каким он и есть. Так, будто хочет схватить меня и спрятать от всех, кто осмелиться посмотреть в мою сторону. Так, будто хочет поглотить меня целиком, чтобы никому другому я уже не досталась. Так, будто хочет бросить меня на пол пещеры и накинуться на меня, чтобы все знали, что я его.
Может, это и не должно быть настолько волнующе, но я просто офигеть как обожаю этот взгляд в его глазах. Будто я для него все. Будто он лишится рассудка, если кто-нибудь снова попытается нас разлучить.
Даже сейчас, когда я подхожу, и он протягивает руку, чтобы взять мой ранец. Я ему его отдаю, и он, мельком взглянув на него, отмечает, насколько он тяжелый, а затем бросает его через плечо, словно он ничего не весит. Его хвост оборачивается вокруг моих бедер, охватив по-собственнически, а его губы сжимаются, хотя он тянет меня поближе к себе. Мой Рáхош, он совсем не умеет выражать свою любовь, но мне плевать. Я уже научилась понимать его. Он хмурится оттого, что обеспокоен, что меня кто-то расстроил, или что я хочу остаться здесь, без него.
Я просто игнорирую его мрачность и обнимаю его за талию.
— Детка, я готова идти, куда скажешь.
Вздохнув, он переводит взгляд на стоящего рядом Вэктала. Тот лишь кивает головой и поднимает руку в знак прощания, после чего направляется обратно внутрь пещеры. Мне так и хочется разок врезать Вэкталу за то, что он такой упрямый. Мне хочется встряхнуть его и заорать ему прямо в ухо о том, как сильно он заставляет страдать своего лучшего друга, но я знаю, что все это лишь по той причине, что он должен быть беспристрастным вождем. Рáхош зла на него не держит.
Кто тут держащая камень за пазухой стерва, так это я. Я не перестаю на него злиться.
Но не сегодня. Сегодня солнечно, и мы отправляемся в медовый месяц. Я послушно стою, пока Рáхош проверяет мои кожаные одежды, словно я еще ребенок, который не умеет сам одеваться. Он покрепче затягивает лямки на моих сапожках, подтягивает одежду более тесно к моему телу, после чего натягивает мне на лицо капюшон.
— Ты краснеешь на ветру, — это все, что он говорит мне хриплым голосом.
Такой заботливый. Если бы он знал, как сильно меня это возбуждает, он бы тут же застеснялся и стал бы непредсказуемым, так что я стараюсь не дать ему понять, как сильно меня заводит, когда он такой суетливый.
— Ну что, готов к нашему медовому месяцу?
Он выпрямляется и предлагает мне свою руку, а в другой сжимает свое копье. Я кладу свою ладошку в перчатке в его и сжимаю ее, когда выходим из пещеры и направляемся к покрытой слякотью тропе, которая уходит от главного жилища ша-кхаев. Когда мы достаточно далеко, чтобы нас никто уже не услышал, моя ворчливая пара заявляет:
— Не понимаю, чем этот поход отличается от любого другого охотничьего похода, в который мы с тобой вдвоем уходим.