— Ты дура?

— Но он мне действительно был дорог.

— Он известный?

— Сейчас да.

— А когда вы встречались?

— Не так, как сейчас, но на стадионах концерты давал. И денег у него всегда было полно. Ты знаешь на Роппонги маленький итальянский ресторанчик? Там еще фотографы и знаменитости всякие собираются.

— Не знаю. Он тебя туда водил?

— Да. Но не только. Мы еще ездили в Хаяма и Хаконэ.

— И сколько вы встречались?

— Полгода где-то.

— Вы же как следует не встречались?

— Что значит "как следует"?

— Ты же не была его девушкой, любимой?

— Я не могла ему звонить, но все-таки встречались раз в две недели.

— Короче, он с тобой позабавился.

— Я, кстати, хочу с ним встретиться.

— Я просто бешусь, когда вижу таких дур. Ёсико ткнула в мою сторону палочками, которыми ела жареную лапшу удон. Потом ей позвонили, и она вышла из офиса, чтобы ответить на звонок. Мама-сан, должно быть, слышала наш разговор, но с непроницаемым лицом читала "Семь женщин". Она вообще-то никогда не встревает в нашу личную жизнь. Я так тогда с ним и познакомилась. Был абсолютно такой же вечер, я сидела на диване одна и курила, а мама-сан так же читала, только не "Семь женщин", а что-то другое. Он позвонил, она назвала ему лав-отель, где обычно мы встречаемся с клиентами, но он попросил прийти в "Нью-Отани Тауэр". Когда я появилась у него, в комнате находились только музыкальные инструменты, а сам он потом вышел из душа и ходил голым. Затем он сказал, что проголодался, и пригласил меня в бар на нижнем этаже, но я отказалась, мотивируя это тем, что у меня есть всего лишь два часа. Он пообещал, что заплатит мне больше денег, и я в итоге согласилась. В баре я пила шампанское и ела сырых устриц. Никогда раньше ничего подобного не пробовала. Он поделился со мной, что не любит есть один, а потом протянул руку к моим волосам и улыбнулся. Его улыбающееся лицо было красивым. Затем начал говорить. Он говорил без остановки, даже когда мы разделись и гладили друг друга. Все рассказывал про другие страны. В особенности мне запомнилась история про маленький остров, по-моему недалеко от Индонезии, где местные целители лечили всевозможные болезни. Например, они могли вытащить больное сердце из живого человека без всяких операций и вставить ему здоровое сердце мертвого человека. Или лечили душевные расстройства у местных, вставив раскаленную докрасна металлическую палочку прямо в голову и покрутив ее. А потом он спросил:

— Ты студентка?

Несмотря на то, что вот уже полгода, как бросила работу в салоне красоты, я соврала ему, кивнув.

— А где учишься? Просто скажи, где находится.

Он мог в тот момент с легкостью раскрыть мой обман, и я нарочито бурно расплакалась, а он стал утешать меня, гладя по голове. Я тогда почувствовала себя жалкой собачонкой, но меня никогда никто не утешал и тем более не гладил по волосам, поэтому мне было очень приятно.

Раздался звонок. Конечно, я пошла не в "Нью-Отани", а в наш обычный лав-отель. Клиент оказался пьяным офисным клерком. Он сидел на краю круглой кровати, намотав на палец рекламный просйект из суши-бара. Когда я зашла и поздоровалась, он тут же оживился, сказал мне, что я старая, а потом, спустив штаны и достав свой вялый член, приказал ему отсосать. Я очень хотела сначала принять душ, но испугалась, что он позвонит в офис и будет требовать прислать ему другую женщину, встала на четвереньки и начала сосать. А потом он трахал меня прямо не снимая одежды, задрав юбку и поставив раком. Я в тот момент почувствовала себя несчастной настолько, что захотелось умереть. Меня спасло окончательное решение пойти сегодня к нему домой. От этого моя промежность увлажнилась, настроение тут же улучшилось, а боль, оставшаяся после удара Тоуру, куда-то ушла.

Музыкант жил на окраине. Я думала, что буду долго добираться на электричке, поэтому заранее сделала себе бэнто — упаковку обеда из сосисок, омлета и маринованных огурцов, но пересев на "Мэгуро" на частную линию, уже через восемнадцать минут была на месте. Выйдя из здания станции, я увидела перед собой широкую дорогу, простиравшуюся вдаль, совсем как в американских фильмах. Это было совсем не похоже на тот зачуханный городишко, где жили мы с Тоуру. Полицейской будки нигде не было видно, и я совершенно не знала, куда идти, однако решила сесть на автобус с табличкой: "Первая линия".

Я вышла из автобуса на остановке, название которой значилось в его адресе. Недалеко находился бар, в окошке которого были выставлены несколько сотен бутылок с вином и игрушечные горилла, заяц и лягушка. Я зашла внутрь и попросила бармена показать мне, куда идти, он же достал карту и очень вежливо и терпеливо объяснил мне дорогу. В благодарность я купила бутылку красного вина за четыре тысячи восемьсот иен, радуясь, что это будет хорошим подарком музыканту. Дорога, вдоль которой я шла, была широкой. Попадавшиеся мне навстречу люди выглядели полной деревенщиной, однако иногда мимо проносились, сверкая фарами, дорогие иностранные автомобили. Я каждый раз вглядывалась, не мой ли музыкант сидит в очередной машине, но не могла разобрать, кто находится за рулем.

Все дома были как на подбор огромными, с просторными дворами, с садиками для роз, с бассейнами и террасами. Почувствовав внезапный голод, я, отбежав от дома с лающей собакой, уселась на камнях под воротами дома с апельсиновым деревом. Открыла свой бэнто и начала есть. Рис, пропитанный соком сосисок и омлета, вызывал волнующие ощущения, и я была очень рада, что приготовила себе еду.

— Что ты здесь делаешь? — послышался откуда-то сзади сиплый голос.

Я обернулась. Там стояла старуха в кимоно.

— Извините, пожалуйста, просто я очень проголодалась.

— Дальше есть небольшой парк, вот иди и ешь. — Она показала куда-то за дорогу.

Парк с каменистыми дорожками был со всех сторон окружен деревьями. Кое-где виднелись скульптуры. Только я подумала, как было бы хорошо послушать здесь музыку, как вдруг откуда-то послышалось пение. Прямо оперная ария. Я прекратила есть.

Звук становился все громче и громче, пока наконец в тени сакуры не появилась женщина со спутанными волосами. Она разводила руками и медленно двигалась, словно танцуя, и улыбалась мне, когда набирала воздух в легкие.

Я захлопала в ладоши, когда ария закончилась. Женщина приблизилась и спросила:

— Вы Касивабара-сан?

Я отрицательно покачала головой.

— Ну, на самом деле Касивабара-сан, верно ведь? — Она села на скамейку рядом со мной. — Скажите, вы зачем меня позвали? Все уже давно закончилось.

Я совершенно не понимала, о чем толковала эта странная женщина. Она была худой и в возрасте, но одета в очень красивое платье. Такие только на банкеты надевают. А духами от нее пахло так сильно, что мне стало дурно. Глядя на нее, я не смогла найти слов.

— Я все плохое уже забыла, забудьте и вы тоже. Помните, я раньше жила в Цюрихе. У меня был Грант, скотч-терьер. Он, впрочем, умер от филяриатоза. А я-то все время думала, что его мой муж убил. Вы же помните, Касивабара-сан, он ненавидел собак. Муж тогда еще служил в Сингапуре. Но не суть. Грант действительно умер от филяриатоза, я это только недавно поняла. И что было у вас с моим мужем, я все забыла. Мы ведь уже старые с вами совсем.

Она схватила мою руку и прижала к своей груди. Все это время она продолжала улыбаться, и мне было так страшно, что я могла только кивать, соглашаясь с ней.

— Мне почему-то показалось, что вы здесь, и я специально спела для вас вашего любимого Шумана. Помните, вы сказали, что я пою Шумана лучше, чем Шварцкопф? Я стараюсь очистить свою душу от плохого и помнить только хорошее! Я спою вам еще Шумана, послушайте, милочка.

Она соединила руки на груди, встала со скамейки и начала петь. В этот момент подул ветер, взметывая лепестки сакуры, непонятная птица с серыми крыльями полетела вверх, в прояснившееся небо, а я, слушая прозрачный, дрожащий голос женщины, почувствовала, как все беспокоившее меня внутри исчезает, ускользая куда-то вдаль.