Наконец Козлов сказал: "на выходе". Выход вывел в какой-то цепкий кустарник и над головами беглецов оказалось звездное небо.

- Фонарик пока не зажигайте, Евгений Максимович, держитесь за меня, а остальные друг за друга, - шептал Козлов.

Бетонная дорожка оказалась в нескольких шагах.

- Теперь - бегом! Нужно как можно скорее сесть на глиссер и опередить ураган.

И вдруг звезды исчезли, как будто незримая метла одним махом смела их с небосвода. Беглецы очутились в непроглядной тьме. Провыла в колонии сирена, и наступила зловещая тишина. Сельва чувствовала приближение урагана, все живое стремилось спрятаться, укрыться, уйти в норы, дупла и ямы. Ураган притаился, как тигр, готовый к прыжку. Дышать стало тяжело.

- Идет! Она идет! - эта зловещая весть передается в колонии из уст в уста.

Эфир заполнен трескотней морзянки: тире-тире-тире, три буквы "Т".

Берегитесь, люди!

Она родилась в Тихом океане, где-то близ Галапагосских островов и на крыльях ветра понеслась в опустошительный набег к берегам Южной Америки.

...А она, уже нареченная женским именем "Жанна". продолжает свой страшный истребительный путь...

Она несется вперед, набирая силу, достигает берега, сотрясает чащобу, деревья валятся с грохотом и треском.

Беглецы ощущают на себе прежде всего силу ветра. Он то и дело валит их с ног, стремится оторвать их друг от друга, разъединить. Стараясь перекричать шум ветра, Кудояров велит людям ни в коем случае не терять бетонной дорожки. Когда ветер достигает апогея, он приказывает лечь и зарыть лицо в землю, чтобы найти в почве воздух для дыхания и не быть задушенным. Воздух уже не текуч, это почти твердая материя, способная наносить страшные удары. Предметы, не закрепленные на земле, превращаются в метательные снаряды.

Но вот "Жанна" разражается ужасающим ливнем. Всего несколько часов назад Кудояров и его товарищи страстно мечтали о глотке пресной воды. Теперь этой воды на них низвергается целая Ниагара, и беглецам угрожает вполне реальная опасность захлебнуться.

"Жанна" достигает колонии и начинает крушить все на своем пути. Молнии следуют одна за другой, почти без перерыва, и одна из них ударяет в лабораторию.

- Смотрите! - кричит Андрис и указывает на столб пламени, взметнувшийся к небесам. Вслед за взрывом запылали бараки. Один из них, охваченный огнем, поднят целиком на воздух и превращается в самолет. Распадаясь на части, он сбрасывает вместо бомбы стиральную машину.

Колонисты, уже видевшие подобные феерии, укрылись в подвалах. Но некоторые новички, не вняв предупреждению, оказываются на улице. Ветер разносит крыши в клочья. Куски шифера, сорванные с крыш, носятся в воздухе и наносят раны, ужасный, как удар топора мясника. Одной женщине обломком шифера, как ножом гильотины, сносит голову. Все это напоминает кораблекрушение на суше.

Доктор Альберих сидит в холле своего замка, считая его неприступной крепостью от людей и стихии. Но он не учитывает ярости "Жанны", циклона, редкостного по мощи. Это как бы гигантская турбина, которая вырвалась из космоса и свалилась на колонию, вращаясь и сметая все, что попадается на пути.

Гаснет электричество. Альберих зовет на помощь - у него отнялись ноги. Но слуга не приходит на зов, каждый заботится только о собственном спасении.

С треском вылетает из рамы витраж, выдавленный воздухом, портрет фюрера разлетается на мелкие осколки. Обломки каменных блоков носятся по воздуху. Один из них, как снаряд, обрушивает башню замка.

А на просеке беглецы, цепляясь друг за друга, задыхающиеся и захлебывающиеся, вынужденные то и дело перелезать через стволы поваленных деревьев, продолжают пробиваться к затону.

И вдруг ветер и ливень стихают, наступает тишина: повинуясь внезапному капризу, "Жанна" стремительно унеслась дальше. Беглецы останавливаются и в полном изнеможении переводят дух.

Внезапно раздается треск - это свалилось еще одно дерево. Затем - отчаянный вопль Фомина: "Козлова придавило!"

С неимоверными усилиями беглецам удается высвободить тело из-под дерева. При свете фонарика Кудояров убеждается, что дело безнадежно: у несчастного раздавлена грудная клетка.

Все склоняются над Козловым, из груди его вырывается хрип и последние слова: "Оставьте меня. Умираю. К затону! Передайте... привет... родине".

- Скончался! - констатирует Кудояров.

Бедный "Караязиджи"!

Беглецы продолжают путь. Осталось немного, но тут возникает новое препятствие: навстречу им идет вода. В результате ливня река вышла из берегов, глиссеры сорвало с якорей, и бурный поток уносит "Нифльгейм-1" к океану.

Беглецы останавливаются ошеломленные: не возвращаться же назад. Все тяжело, натужно дышат, тела у всех в кровоподтеках, болят, как будто их несколько часов избивали палкой. А вода быстро прибывает, доходит уже до пояса, надобно отступать и побыстрее.

В этот миг крушения всех надежд Андрис издает радостный крик: "Глиссер!"

В луне фонарика ясно обозначаются контуры "Нифльгейма-2". Прибывающая вода несет его, покачивающегося на волне, к беглецам. Все обращают внимание, что вода кишит змеями, искавшими во время урагана спасения в затоне. Это "мокасины", из числа самых ядовитых гадов сельвы. Но Андрис бесстрашно пускается вплавь, быстро добирается до глиссера, открывает пластиковое перекрытие. Через минуту он на борту и помогает товарищам взобраться на судно.

Баки полны горючего. Включен прожектор на носу глиссера. Взвывают моторы, Андрис выводит судно на фарватер и направляет его вверх по беснующейся реке.

Свидетельства

В ЗЕЛЕНОМ АДУ

"Много дней подряд мы плыли вверх по реке, - рассказывает один швед, охотник за алмазами. - За это время мы не видели ни одного живого существа крупнее птицы. Стояла гнетущая тишина. Но это только днем. С наступлением ночи начинался настоящий бедлам, и джунгли не замолкали до рассвета.

Ленивый ветерок приносил ни с чем не сравнимый "аромат" джунглей: зловоние гниющих трав и тошнотворный дух вздувающихся и лопающихся на болотах пузырей, приторный запах восковых цветов лиан - трупное дыхание зеленого ада, полного разложения и смерти...

Джунгли могут замучить свою жертву, но есть в них нечто такое, что влечет путешественника, и он возвращается туда снова, и снова, пока не произойдет неизбежное, и от человека не останется кучка обглоданных костей на какой-нибудь муравьиной куче.

...Иногда после долгих однообразных дней мы вдруг оказывались среди буйных красок и бьющей ключом жизни, с роскошными цветами в темной зелени и с неумолкаемым гомоном пестрых птиц. На лианах раскачивались странные паукообразные обезьяны, по стволам шныряли зверьки, похожие на белок. Но такие оживленные оазисы попадались редко, и вскоре мы снова оказывались в дебрях, безмолвных и мрачных, как могила.

Река суживалась, джунгли смыкались все плотнее, и наконец ветви деревьев над головой сплелись в сплошной полог, сквозь который с трудом пробивался дневной свет. Мы пробирались через жуткий лабиринт, нередко прорубаясь сквозь плотную завесу ветвей..."

Автор этого красочного описания вскоре потерял проводника-индейца, укушенного змеей, и, лишившись всего снаряжения, в одиночку скитался в зеленом пекле. С огромным трудом он выбрался из джунглей, буквально разутый и раздетый, изнемогший и больной. В общем, по пословице "отправился за шерстью, а вернулся сам остриженный".

Глава XIV. ЦВЕТЫ ДУХОВ

Что-то сокрыто. Найди же.

Смело за Грань загляни.

То, что пропало за Гранью,

Ждет тебя. Встань и иди.

Р. Киплинг.

"Исследователь"

Вплоть до рассвета мчался "Нифльгейм-2" вверх по реке, высвечивая путь прожектором. Андрис поражался мощности двигателей, которые позволяли глиссеру легко преодолевать бурное течение. Впрочем, чем дальше, тем спокойнее становился поток. По-видимому "Жанна" задела эти места только краем своей мантии. Но река разлилась широко в обе стороны, затопив сельву и уничтожив ее обитателей, не успевших бежать. Погони нечего было опасаться, но спутников Кудоярова сейчас волновало другое.