Испуганные его угрозами, компаньоны не знали, что делать. Они не были уверены, что и находясь в монастыре, он их не выдаст. А потому сочли за лучшее напоить его пьяным и угомонить, спустив в Москву-реку.

Дело это происходило зимой. Они сложили его кусками в куль и вечером следующего дня на салазках отвезли этот куль на Москву-реку, а там спустили в прорубь.

Через двое суток после свершившегося злодейства куль этот усмотрели рабочие с фабрики купца Ж-ва и вытащили из воды баграми.

Развязав куль, они увидали мертвое тело изрубленного человека, о чем тотчас известили полицию.

Любопытствующих было много, и слух об убийстве в один день разнесся по всей Москве.

Преступники, узнав об этом, стали придумывать себе оправдание, а более всех тот, кто отрубил топором голову, ноги и руки человеку, который положил им в карман до 9 тысяч рублей. Весь день и всю ночь они пьянствовали.

На другой день кухарка их, сидя за воротами в вечернее время, слушала рассказ бойкого молодого парня, жившего в одном с нею доме, о том, в каком положении лежал тот убитый. И еще парень добавил:

- Он похож на того самого, который у твоего хозяина проживал охотником.

- Не знаю, - сказала кухарка. - Да и нашего охотника-то что-то не видно, куда-нибудь ушел. А то все, бывало, валяется на полу в чулане. Сколько с ним мучились хозяева-то! Куда его ни сдадут, глядишь, там его и забракуют, он опять к нам и придет на хозяйскую шею. Намедни-с заявился ко мне в кухню пьяненький, сел на лавку, да как бацнет кулаком по столу, ну и говорит: "Слушай, Марфа! Если твои хозяева не сделают того, что я хочу, я их сотру в табак!"

"Что ты, что ты, Христос с тобой! - сказала я ему. - Кажись, наши хозяева-то ни одного охотника не обижали, мало ли у них перебывало, а за тобой-то, вишь, они как ухаживают, как за маленьким ребенком".

"Да, ухаживают, ухаживают! - ответил он.- Поневоле будут ухаживать, ведь ничего им нельзя со мной сделать!"

"Что ж делать-то, касатик, вишь, какая несчастная твоя доля".

На это он мне не сказал ни слова, вынул из кармана трубку и, закурив, ушел в чулан. Атретьего дня приехал на извозчике с Андреем Фомичом, уж куда пьян и на ногах не стоит, волоком волокли его в чулан-то, так и брякнулся ничком. Хозяин ночью-то к нему ходил, я слышала, должно быть, смотреть, не помер ли. А уж утром-то, должно быть, очень рано ушел, я не видела, чулан-то уж был заперт. И ушел-то, видно, в своей одежонке: хозяйский-то тулуп, в котором он ходил, висит на стенке дома.

- А что, Марфа, - сказал парень, - сходила бы ты посмотреть убитого-то из любопытства, его всем показывают, чтоб узнали. Мне, право, что-то чудится, что это ваш охотник - лицо-то у него распухло, а все узнать-то можно.

- Да я боюсь смотреть на мертвых-то: пожалуй, насмотришься - ночи не будешь спать, а сплю-то я одна в кухне.

- Ну вот, маленькая, что ли?

- Маленькая не маленькая, а боюсь.

Поутру, отправившись на рынок, Марфа как ни боялась, а не утерпела, чтобы не посмотреть, хотя от дома их было далековато. "Да все равно, подумала она, - я говядину-то куплю в Таганке - там рынок-то лучше нашего".

Подойдя к стоявшему около трупа сторожу, скрепя сердце она попросила показать ей мертвое тело; сторож открыл рогожку, и она увидала приставленную к туловищу голову их охотника.

- Ах, батюшка ты мой! Царство тебе небесное! Где-то тебя, голубчика моего, так злые люди изуродовали!

- А что, - спросил сторож, - разве ты его знаешь?

- Как же не знать-то! Он жил у наших хозяев в охотниках, и вот дней с пять, что ли, как он от нас ушел.

- А где вы живете? - спросил ее сторож.

- Да близ Вознесения, на Гороховом поле, в доме Чудакова.

- Кто ж твои хозяева-то?

- Кто? Вестимо, отдатчики в рекруты!

В это время подошел к сторожу полицейский.

- Ну что, Спиридонов, никто не обознал тело?

- Вот эта женщина говорит, что он у них жил в охотниках.

- Ты кто такая? - спросил полицейский у женщины.

- Знамо - кухарка.

- А у кого ты живешь?

- У Андрея Фомича да у Терентия Пафнутьича.

- А чем они занимаются?

- В солдаты охотников отдают.

- В чьем доме живете-то вы?

- В доме Чудакова, близ Вознесения, напротив дома Разумовского.

- Иди-ка ты за мной да расскажи это квартальному: он тебе за это спасибо скажет.

- Ах ты, родимый, я не пойду, что мне за дело рассказывать о мертвом теле. Я, вишь, еще точно и не знаю, он ли!

- Ну так посмотри хорошенько, - сказал полицейский и сдернул рогожку.

Кухарка увидала две ноги, отрубленные вместе с сапогами.

- Ах, батюшка, вот сапоги-то козловые его, а самого его я, право, узнать-то не могу хорошенько: вишь, как он отек в лице!

- Ну хорошо, коль сапоги его, так, стало быть, и голова его. Пойдем-ка, тетка, толковать мне с тобой некогда.

Как ни отнекивалась женщина от полицейского, тот, подозвав извозчика, посадил ее и сам сел и отправил ся прямо к надзирателю, не слушая ее причитаний о том, что ей нужно купить говядины, что пора затоплять печку и что ее будут хозяева бранить, зачем она долго ходила.

Надзиратель был человек, хорошо понимавший дело, и потому, расспросив подробно обо всем, послал с ней своего кучера удостовериться, действительно ли она живет в том доме, и приказал ему посмотреть чулан, в котором спал охотник. А чтобы не было какого-либо подозрения со стороны хозяев, он приказал кухарке назвать кучера своим земляком, дав ей рубль серебром на угощение его водкой. И строго запретил говорить о том, что она видела убитого.

Вечером того же дня к дому подъехали два надзирателя и добросовестный свидетель.

Пройдя незаметно по двору, они вошли в покои отдатчиков. В это время один из них читал псалтырь, а другой лежал на кровати пьяный.

Читавший, увидав полицейских, в испуге погасил свечу - огонь был тотчас принесен из кухни.

- Мое почтение, - сказал один из надзирателей сидевшему за столом отдатчику. - Извините, что мы не вовремя приехали. Вероятно, вы уже слышали, что из реки вытащено тело изрубленного человека, говорят он жил у вас. Нам необходимо знать, кто этот убитый и давно ли он от вас отлучился.

Отдатчик, озадаченный вопросом, ничего не отвечал, смотря на надзирателя, разинувши рот.

- Что, вы не слышите, о чем я вас спрашиваю? - повторил надзиратель.

- А что слышать-то, - сказал пьяный отдатчик, - мы никого не знаем и у нас никто не жил.

Надзиратель, не обращая внимания на ответ пьяного, попросил первого отпереть чулан, в котором спал охотник.

Очень долго искали ключ, однако же нашли его под тюфяком у лежавшего на кровати отдатчика.

Выходя в сени, один надзиратель моргнул глазами, приказав другому остаться возле пьяного в комнате.

Отперев чулан и увидав, что на полу насыпан песок, они спросили у отдатчика:

- На чем же спал этот убитый человек?

- На полу, - сквозь зубы проговорил отдатчик.

Позвали кухарку и приказали ей вымести песок. Под песком оказалась циновка.

Подняли ее и увидали на полу в большом количестве запекшуюся и застывшую от холода кровь.

- Довольно! - сказал надзиратель. - Злодейство обнаружено! Ну, милостивец хозяин, теперь мы с вами поговорим иначе. Дело ваше: запираться уже нет никакой возможности! Одно еще может спасти вас от тяжкого наказания по закону - откровенное признание. Итак, покорнейше прошу, пожалуйте-ка, милостивый государь, сюда, в кухню.

С поникшей головой вошел отдатчик в кухню и, остановясь у дверей, сказал:

- Не я это сделал, а мой товарищ.

- Эй, кучера позвать ко мне! - закричал надзиратель.

Кучер вошел.

- Ступай немедленно в частный дом, проси сюда частного пристава и захвати оттуда двоих наручников да писаря.

- Батюшка ты мой! - завопила в это время кухарка. - Вот тебе Христос, я ни в чем не виновата, не знаю и не видела, когда они его, сердечного, угомонили. Не погубите мою душеньку напрасно! Ей-Богу, я ни в чем не виновата.