После этого случая сыщик для того, чтобы разобраться еще в какой-то краже, вызвал опять к себе вора Федора, порасспрашивал и между прочим поинтересовался, не знает ли он извозчика Филатова, о котором говорят, что он совершает кражи из лавок.

- Это говорят несправедливо, ваше благородие, - ответил Федор. - Я знаю Филатова, он на такое неспособен. А на кражи из лавок ездит с ребятами извозчик из Карачарова, Филька разоренный.

Видите теперь, - сказал мне офицер Ф., - как вредно и бесполезно опираться на воров, слушать их рассказы и верить их показаниям, а тем более смотреть на них самих, как на людей порядочных. Вы, вероятно, помните из басни Крылова: вору дай хоть миллион, - он воровать не перестанет. Или вот еще пословица: сколько волка не корми, а он все-таки в лес смотрит.

Закончив этот рассказ, он предложил выслушать еще один, тоже о сыщике.

Рассказ 30

- В одном из московских монастырей во время обедни сыщик обратил внимание на молившегося со слезами перед иконой Богоматери немолодых лет человека, одетого весьма прилично, по-немецки, в провинциальном вкусе.

Вглядываясь в него, сыщик заметил глубокий отпечаток душевной грусти на его лице и потому подумал, что этот человек находится под влиянием если не преступления, так величайшего семейного несчастья. Он решил, если будет возможно, узнать об этой тайне.

Выходя из храма, сыщик поклонился этому неизвестному и сказал:

- Если не ошибаюсь, то вы приехали из Нижнего Новгорода?

- Нет, извините, - как-то робко ответил ему незнакомец, - я, точно, приезжий, но из другого города.

- Тогда извините, я ошибся. Принял вас за нижегородского купца, у которого с одним моим знакомым общее дело. Да я и видел-то его только раз, и то на скорую руку.

- А вы сами нижегородский житель? - спросил неизвестный у сыщика.

- Нет, я здешний житель, занимаюсь стряпческими делами у многих лиц, а потому не имею возможности отлучаться из Москвы.

- Вы где-нибудь служите?

- Совершенно нигде.

- Мне весьма приятно будет с вами познакомиться, потому что я, собственно, приехал сюда по делам моего господина*. Очень рад, что нечаянная встреча доставила мне случай найти полезного человека, тем более что я здесь никого не знаю и в Москву приехал первый раз.

- С величайшим удовольствием готов быть вам полезным, и потому позвольте узнать, где вы остановились.

- Пойдемте-ка попьем чайку в трактире, там и потолкуем. Не зная здешних мест, я не могу вам объяснить, где я остановился, знаю только, что в городе - на каком-то подворье.

Сидя в трактире, они разговаривали о разных торговых и промышленных делах. Сыщик заметил некоторую сбивчивость в словах незнакомца, когда он рассказывал о семействе своего господина, а в особенности о собственной жизни.

Напившись чаю, незнакомец пригласил сыщика к себе в номер. Но тот только проводил его до ворот и дал слово увидеться с ним на другой день утром.

Когда на следующий день сыщик пришел в номер незнакомца, то увидел его лежащим в спальном халате на диване с заплаканными глазами.

Увидев гостя, незнакомец вскочил и, извиняясь за то, что он не одет, предложил садиться на стул.

Сыщик уселся, закурил папиросу и предложил управляющему (будем его покуда называть управляющим) отправиться в трактир почайничать.

Предложение было охотно принято. Управляющий поспешно оделся, и они отправились в трактир. На улице он сказал сыщику:

- Как сегодня хорошо, светло и тепло! Приятно было бы в такое время побывать на здешнем загородном гулянье.

- Это весьма нетрудно - стоит только взять извозчика. Загородных гуляний здесь очень много.

- Давайте попьем чайку да позавтракаем, а потом, если вы мне не откажете, куда-нибудь с вами отправимся. Вы не поверите, как мне здесь грустно в разлуке с моим семейством - редкий день я не плачу.

- Очень верю и знаю, как тяжело и больно не видеться долго с близкими сердцу людьми.

В глазах управляющего показались слезы.

- Виноват, - сказал сыщик, - я своим неуместным разговором оскорбил ваше чувство.

- Помилуйте! Я виноват, - отвечал управляющий. - Просто при в оспоминании о жене и детях я не могу удержаться от слез. Что же мне прикажете делать? Будучи крепостным человеком, я не волен располагать собой. Куда пошлют, туда и ступай.

- А велико ли ваше семейство?

- Жена, двое сыновей и три дочери.

- Вы, вероятно, получаете от них письма?

- Да, получаю, - вздохнул управляющий.

- Так зачем же вы скучаете и убиваете себя? Вы же приехали сюда не навсегда, а на короткое время?

- Так-то так, да ведь Бог знает, что может быть впоследствии. Нынче я хорош, а завтра? Нередко думаю: сделайся я нездоров, кто обо мне на чужой стороне позаботится? Умрешь - кто меня схоронит здесь? И что тогда будет с моим семейством? Ни жена, ни дети не будут знать моей могилы.

- Позвольте узнать, в каких присутственных местах дела вашего господина и в чем они заключаются? - спросил сыщик.

- Пению время, а молитве час, милостивейший мой государь, - сказал, засмеявшись, управляющий. - О делах мы будем говорить с вами в другое время, а теперь поговоримте-ка лучше о предстоящем вояже. Я здешних мест совершенно не знаю, да если бы и знал, так одному гулять - со скуки пропадешь. Одному-то, говорят, и под елью бывает келья. - Он вынул из бумажника кредитный билет в 5 рублей и отдал его служителю.

Выйдя из трактира, они наняли извозчика и отправились в Останкино. Там побродили около часу по саду, соскучились и переместились в Марьину рощу, где, усевшись близ трактира, приказали подать чаю и бутылку рому.

- Я должен вам непременно объяснить об этом повседневном гулянье, сказал, улыбнувшись, сыщик управляющему. - Здесь вы можете встретить всякого рода удовольствия, например музыку, играющую во всех 24-х тонах, цыганок, отчаянно поющих "Настасью", хор отживших уже свой век песельников; здесь вы можете встретить ремесленника, гуляющего нараспашку, в одном исподнем; здесь нередко нечаянно разбогатевшая красавица, забывая приличия, бессовестно кутит, как у себя дома. Я уверен, что в вашем городе такого разнообразного гулянья не встретишь. Думаю, если вы почаще будете посещать эту рощу, обязательно забудете о вашей скуке.

- Да, пожалуй, сегодня, познакомившись вот с этим благодетельным напитком, - он показал на ром, - я и забуду, но не думаю, чтобы назавтра скука снова не была моим товарищем.

Сыщик напрягся и попытался вызвать управляющего на откровенное объяснение:

- Григорий Григорьевич, позвольте мне попросить вас рассказать о вашей душевной тревоге. Мне кажется, что не разлука ваша с семейством заставля ет вас скучать, а что-то другое. Потому желал бы поделиться с вами моей мыслью - быть может, она возвратила бы вам спокойствие. Смотря на вас, нельзя не почувствовать страдания к подобному себе человеку. На вашем лице ясно отражается отпечаток не смею сказать преступления, но какого-либо величайшего несчастья.

- Это вы немножко угадываете, - вздохнул управляющий. - Но должен вам объяснить, что в моем несчастье или, даже можно сказать, преступлении советы добрых людей бессильны. С моим несчастьем разъединит меня только могила! Извините, но больше ничего сказать вам не могу.

- Послушайте, Григорий Григорьевич, - сказал опять сыщик, - я теперь ясно вижу, что вы благородный и добрый человек и никто меня в этом не разуверит.

- Это правда, что я добрый и благородный человек по чувству своему, а не по действию. Я должен в настоящую минуту именовать себя не тем и не другим, а должен называться каторжником. - Он вдруг схватил сыщика за руку и, поцеловав его в щеку, сказал: - Давайте лучше пить, а не говорить о горе. Я знаю одну песню: "Всего горя не проплачешь, всего не протужишь, выпьешь чарку - и забудешь всю тоску-кручину". Авось милосердие Божие сохранит семейство мое от несчастья, а о себе говорить не буду.

Они взяли стаканы с пуншем, чокнулись и выпили их залпом.