Постепенно становилось холодно. К часу ночи температура упала до 0 по Цельсию, и оставалась такой до самого утра. Но виррарика продолжали свою церемонию, словно ничего не изменилось. Маракаме, на котором была лишь светлая рубашка, набросил на спину накидку. Вицент завернулся в одеяло, но не переставал вторить песням Хуичо на протяжении всей ночи. Я просто не могу выразить чувство восхищения талантом и выносливостью этих людей, которые, невзирая на холод, выдерживают целые ночи без сна, как если бы это было пустяком, не стоящим внимания - ведь, насколько я знаю, у них есть церемонии, длящиеся по нескольку дней, а значит и ночей. Мы были особенно потрясены выносливостью маракаме: как человек преклонного возраста мог выдерживать подобные нагрузки - почти пятнадцатичасовое пение на лютом холоде, который с восходом солнца только усилился. Вся ночь прошла в песнях и танцах, прерывавшихся только на мгновение, чтобы затем возобновиться. С самого начала церемонии, Педро время от времени раздавал каждому из участников кусочки пейота, в этом ему помогал его брат Хйларио. Мы заметили, что они обращались с кактусом осторожно и почтительно. Прежде чем дать кому-либо кусочек Хикури (пейота), раздающий прикасался кусочком к глазам, ушам, сердцу и горлу получающего его человека "для того, чтобы он мог видеть, для того, чтобы он мог слышать, для того, чтобы он мог чувствовать, для того, чтоб мог петь". Нам было совершенно ясно, что пейот - один из основных элементов космологии виррарика. Они используют пейот для того, чтобы видеть и слышать своих богов, говорить с ними, а также для излечения болезни, снятия усталости и получения хорошего урожая. Он присутствовал, в той или иной форме, в большинстве их занятий. Мы горели желанием узнать, какое действие возымеет кактус на этих людей, столь удаленных от нашего мира, где психотропные растения используются не только самым непочтительным образом, но и для прямой деградации личности. Все взяли Хикури - мужчины и женщины поровну. Старшие дети тоже взяли его, хотя и в меньших количествах, чем взрослые. Надо сразу сказать, что ни один виррарика не потерял контроля над собой и ни один из них не повел себя недостойным образом. То, что мы наблюдали, было пронизано сильнейшими эмоциями всех участников, но мы приписали это скорее святости церемонии, нежели действию пейота.

Церемония ни коим образом не оказалась монотонной, и эмоциональный отклик ее участников был очень разнообразным. В какой-то момент песня маракоме стала более серьезной, более чувствительной. Он начинал петь баритоном и заканчивал чистым фальцетом, что придавало мелодии очень приятный строй. Его мувиери вибрировал, словно движимый мощью его голоса или какой-то неведомой силой, а лицо отражало такую глубину и силу чувства, что мы были глубоко потрясены. Слезы текли по его щекам и временами его голос, казалось, срывался. Время от времени он стирал слезы с лица рукавом своей старой рубашки. Большинство индейцев плакали. Плакали и старшие дети. Эти мужчины и женщины, обычно такие веселые и бодрые, а сейчас плачущие и не пытающиеся сдержать свои слезы - от такого зрелища у нас к горлу подступал комок. Мы безмолвно спрашивали себя: Что же такое видят сейчас эти люди? Какова природа их видений? Что их боги сказали им?

Мы еще больше преисполнились чувством почтения и восхищения этими людьми. Они смогли сохранить свою самобытность, свою уникальность, противостоя не только течению времени, но и, что не менее трудно - давлению так называемого "цивилизованного" мира в течение пяти столетий - этих веков позора. Ни оружие колонизаторов, ни "добрая воля" миссионеров не смогли лишить их магического наследия предков.

Когда, казалось, печаль уже достигла недопустимых пределов, скрипка Педро и гитара Томаса дали участникам свободу от грусти или меланхолии, которые завладели всеми сердцами. Танец, казалось, оживил виррарика, а голос Педро вернул заряд бодрости. Ощущение всеобщего единства ясно читалось на отстраненных, заплаканных, но очень выразительных лицах. На них появились улыбки. Когда Сирило отпустил какую-то шутку, что поначалу показалось совершенно неуместным, но в действительности как нельзя лучше соответствовало моменту - мы вдруг увидели ту невероятную легкость, с какою виррарика в одну секунду переходили из одного душевного состояния в прямо противоположное. В те несколько мгновений, когда песни и танцы прерывались, виррарика разговаривали друг с другом или с Дедушкой Огнем. И, что не менее удивительно, в течение всей церемонии всегда находился кто-то, кто занимался кормлением Татевари. Было уже около 4:30 утра, атмосфера вокруг огня изменилась - стало казаться, будто прошлый день и повседневные дела остались далеко позади. Теперь виррарика говорили тихими голосами, они выказывали такое чувство взаимопонимания и товарищества, которое было еще глубже того, что нам приходилось видеть на протяжении дня. Мы разделяли совместную тайну жизни. Мы были путешественниками в поисках Духа, что подразумевало и трудный опыт "созерцания своей жизни".

Маракаме начал петь снова. В его голосе, отчасти ослабшем из-за стольких часов почти непрерывного пения, слышалась такая духовную энергия, какой не было даже в самом начале ритуала. Он пел об истории мира и о посланиях, данных им Прадедом-Хвостом Оленя: Тамацем Кахуллумари.

К утру голос маракаме Хуичо, казалось, достиг максимального напряжения; наступал не столь продолжительный, по сравнению со всеми ночными песнопениями, но один из наиболее важных моментов работы певца, - помочь солнцу победить звезды, чтобы оно могло взойти. Песня маракаме - спутник и помощник Солнца. Виррарика верят, что каждую ночь, где-то на их землях, по крайней мере один маракаме исполняет обязанности помощника Солнца (в эту ночь подобная ответственность легла на Хуичо). Поэтому в тот момент, когда забрезжили первые лучи Солнца, виррарика впали в эйфорию и всячески выражали свое бурное ликование. Солнце услышало их песни! Они стали причастны чуду победы солнца! С рассветом в ритуале появились новые элементы. Маракаме встал и, встречая лучи Солнца, не переставая петь, направил свой мувиери, который также считается стрелой, навстречу Солнцу. Свет дня, казалось, наполнял его новой жизнью. Изнеможение, незадолго до этого появившееся на его лице, исчезло. Лица остальных участников ритуала тоже преобразились, на них отражалось ощущение причастности к святыням после того, как они дали новую жизнь своим мифам. Маракаме взял заранее подготовленную длинную веревку. Все встали и сгрудились вместе вокруг костра, который продолжал трещать. Хуичо начал ритуал "обвязывания веревки" вокруг собравшихся. Каждый брал конец веревки руками за спиной и передавал ее другому. Веревка дважды обвилась вокруг них. Пение маракаме продолжалось. Сам Педро сказал нам: "Теперь мы все - это один человек". Потом веревка была убрана.

Следующим шагом было жертвоприношение, Вицент и Хиларио привели козла, до этого привязанного в другой части дворика. Животное блеяло, словно предчувствуя уготованную ему судьбу. Пока маракаме стоя продолжал петь и протягивать свои волшебные перья Солнцу, Вицент и Хиларио повалили животное перед тканью с изображениями фигур. Вицент достал ножи вонзил его в грудь козла, одновременно поставив небольшой сосуд около кровоточащей раны, чтобы собрать драгоценную жидкость. Педро взял сосуд и при помощи пера обрызгал каплями крови каждого из участников и большинство ритуальных предметов, особенно свечи. Животное продолжало испускать жалобные блеяния, а тем временем женщины зажгли свечи, которые они затем раздали всем. Певец своей песней и силою перьев направил душу козла на путь ее судьбы: к Солнцу. Время от времени снова раздавали пейот. Когда животное умерло, маракаме взял небольшую чашку с водой из святых источников. Обмакнув в чашке белый цветок, он брызнул несколько капель святой воды на губы, а затем на голову каждого из участников. Делая это, он произносил несколько слов. Как только все коснулись волшебной воды, каждый индеец взял кусочек Хикури, нарезал его на небольшие ломтики и начал раздавать остальным. Все обменялись кусочками священного кактуса, сначала приложив его к сердцу, глазам, ушам и горлу человека, который собирался вкусить его. Когда все закончили обмениваться пейотом, маракаме перестал петь.