Вскинув голову, она скользнула взглядом по его длинной фигуре. И снова в ее памяти пробудились воспоминания о его прикосновениях. Она попыталась представить, что бы она могла почувствовать, если бы прижалась к его мускулистому телу.

Вскоре к ней подошла Андреа.

– Как хорошо у костра.

– Как чувствует себя Дон?

– Жар еще не спал. Он то засыпает, то просыпается, но сейчас он в сознании.

– Будь у тебя хоть капля сообразительности, Андреа, ты бы забралась под одеяло и прижалась к нему, чтобы не мерзнуть.

– Не могу допустить даже мысли об этом.

– Почему?

– Потому что это неприлично, мисс. Разве не ты мне объясняла, что неприлично обращаться друг к другу по имени?

– Необычные ситуации требуют отчаянных мер. А что, если бы его трясло от лихорадки? Не сделала бы ты то же самое, чтобы согреть его?

– Думаю, что сделала бы, если бы речь шла о жизни и смерти.

– Вот именно. Один хороший поступок влечет за собой другой. Думаю, он сделал бы то же самое для тебя. Я так замерзла, что сама готова забраться под одеяло, – бросила Дженни неосмотрительно.

Андреа взяла ее под руку и прижала к себе.

– Твои бесстыжие речи меня не обманут. Ты росла на моих глазах, и я вижу, что за бойкой внешностью скрывается женщина, мечтающая влюбиться. Вы с Рико разрешили свои противоречия?

– Моя дорогая тетя Андреа, в минуте не хватит секунд, в часе не хватит минут, в сутках не хватит часов, чтобы мы смогли разрешить наши противоречия.

– Я не разделяю и не понимаю твоей враждебности по отношению к нему. Будь мне столько лет, сколько тебе, я бы сразу влюбилась в его темные глаза и в эти длинные густые ресницы.

– В нем слишком много таинственности, – ответила Дженни.

– Но ты же не станешь отрицать, что это изумительный образец мужского пола.

– Ты это правильно сказала. Образец. Насекомое тоже образец, – съязвила Дженни.

– Но у насекомого нет длинных ног, широких плеч и сильных мускулов, – произнесла Андреа, глядя на племянницу исподлобья. – Рико красив с головы до пят.

– Красота – понятие субъективное.

– Брось, дорогая, ты же не можешь отрицать, что у него красивое лицо, словно высеченное резцом скульптора. Высокие скулы…

– Упрямая челюсть, – подхватила Дженни.

– Чувственный рот…

– Который только и умеет, что отдавать приказы.

Андреа нахмурилась:

– Красивый нос, который…

– …он все время сует в чужие дела.

Слишком уж откровенной была эта попытка сватовства со стороны тети.

– Я знаю, что ты пытаешься сделать, Андреа, – заключила Дженни. – Но у тебя ничего не получится. Чем меньше у меня будет общего с Рико Фрейзером, тем лучше для меня. И каким бы красавцем он ни был, если я и влюблюсь, то не в Рико Фрейзера. У меня в жизни уже есть один тиран, и я не испытываю никакого желания жить с таким же.

– Милая, не все мужчины такие, как твой отец.

– Если это так, почему ты не вышла замуж?

– Я сожалею о том, что не вышла и что у меня нет детей. Наверное, до этого момента в моей жизни просто не было такого человека…

– До это момента? Что ты хочешь сказать?

– Какая разница? – пожала плечами Андреа. – Уже слишком поздно.

– Как ты можешь так говорить? Из тебя получится замечательная жена и мать. Ты прекрасна душой и телом.

– Милая, мне тридцать лет. Я старая дева, как у нас говорят. Ни один привлекательный холостяк вроде капитана Мастерса на меня не позарится. Мужчине нужна молодая женщина, способная рожать детей. Я смогу заинтересовать разве что какого-нибудь вдовца с выводком детей, которых нужно ставить на ноги.

– Что и сделал с тобой мой отец. Андреа рассмеялась:

– У моего брата не было выводка детей, а только одна дочь, которую я люблю как свою собственную.

– В этом и есть твоя проблема. Ты посвятила жизнь мне, пожертвовав своими собственными интересами. Я в такой же степени виновата, как и мой отец. Я, как и он, использовала тебя. Мне нужна была твоя любовь. Другой матери я не знала и люблю тебя всей душой.

– Я знаю, дорогая. И я люблю тебя больше жизни. Так что как можно говорить о том, что я пожертвовала собой?

– Но теперь у тебя есть возможность заняться своей личной жизнью. Я давно заметила, что капитан Мастерс неравнодушен к тебе. Разве ты этого не видишь? Хотя бы раз в жизни подумай себе.

– А как же твой отец, Дженни? Мне было всего десять, когда мы осиротели. Он, безусловно, тиран и делает все по-своему. Но твой отец, даже когда женился, не оставил меня. Он позаботился о том, чтобы у меня был дом, чтобы я чувствовала, что у меня есть семья. Я перед ним в долгу. И если наступит такой день, когда ты улетишь из родного гнезда, то что будет с ним? Ведь он останется один.

– Ты уже сполна расплатилась с ним, – ответила Дженни с раздражением. – Ты поехала с ним на Запад, растила его дочь, когда его жена умерла. Была ему экономкой, вела его бухгалтерию, чтобы он мог осуществить свою мечту и построить самое большое ранчо в Аризоне. Не надейся, что я буду равнодушно взирать на то, как ты упускаешь Дона Мастерса. И это ради того, чтобы продолжать служить такому эгоисту, как мой отец, для которого собственные интересы превыше всего.

– Дорогая, – вздохнула Андреа, – ты здорово преувеличиваешь недостатки своего отца. А по поводу упущенных возможностей я могу сказать, что ты явно недооцениваешь Рико Фрейзера. Он вовсе не такой эгоистичный и твердолобый задира, каким ты его пытаешься выставить. Он отважный молодой человек, рисковавший жизнью ради нашего спасения. В чем его можно упрекать?

Дженни удивленно подняла брови.

– Ты что, забыла о том, что он наемник, готовый ради денег на все? Он погнался за бандой Слаттера не для того, чтобы спасти нас, а чтобы получить вознаграждение. И отец наверняка предложил ему кругленькую сумму за то, чтобы он доставил нас живыми. За несчастного дезертира он запросил пятьдесят долларов. А поскольку нас двое, значит, вознаграждение мистера наемника составит сто долларов. Чему ты улыбаешься?

– Я думаю, что «леди заносит».

Дженни раздраженно всплеснула руками:

– А я скажу тебе, что я, Андреа Берк, думаю. Я думаю, что боль из твоей щиколотки перекочевала в твою голову и вызвала жар, как у капитана Мастерса. Вот что думаю я.

Задумавшись, Андреа кивнула:

– Возможно, нас обеих заносит. Наверное, я воспользуюсь твоим советом и все же залезу под одеяло. Я люблю тебя, моя дорогая.

Поцеловав Дженни в щеку, она ушла от костра.

На другое утро запахло дождем. Тяжелые тучи грозили в любой момент разродиться настоящим ливнем, и Рико не терпелось скорее отправиться в путь.

Пребывая в лихорадке и чувствуя большую слабость от потери крови, Дон все же заявил, что в состоянии ехать верхом.

– Только помогите мне сесть на лошадь.

Но едва он попытался встать, ноги его подкосились, и он наверняка бы упал, если бы не Рико. Рико в отчаянии покачал головой:

– Это слишком опасно. Ты забыл, какая коварная у нас впереди дорога? У тебя нет сил на то, чтобы ехать верхом, не говоря уже о том, чтобы идти пешком.

Рико уложил Дона на одеяло, и женщины с удивлением переглянулись, когда он, ни слова не говоря, скрылся в чаще.

– Я согласна, что Дон не может продолжать путь, но Рико следовало бы проявить больше такта, – возмутилась Дженни.

Даже Андреа несколько растерялась.

– Должна сказать, что его поведение меня разочаровало.

– Я пыталась тебе доказать, какой неприятный он становится, когда не может поступить по-своему.

Хорошо зная причину раздражения Рико, Дон встал на его защиту:

– Не судите его строго. Ему очень важно поймать Слаттера. Оставаясь с нами, он не может преследовать преступника.

– Кто просит его оставаться с нами? – возразила Дженни. – Уверена, мы и без него справимся.

– Сомневаюсь, – подала голос Андреа, – И сожалею, что осуждала его. Это мы ведем себя неблагодарно. Без него мы бы все погибли. Единственное, что мы можем теперь для него сделать, – это проявлять уважение и всячески помогать.