— Похищенный?!

— Именно тот самый Мэрчисон. Он встречался и с самим Иносенсио Очоа и его сыном Хорхе. Вообще-то странная история получается.

— Прости, Бруно, я не очень хорошо понимаю, что вам надо от меня.

— Постараюсь объяснить. Политика за пределами Штатов нас не беспокоит, но ситуация складывается необычная: наши основные конкуренты обзаводятся друзьями, чей хлеб — политика, устанавливают с ними странные, непонятные нам отношения. Даже ты, специалист по Центральной Америке, ничего об этом не знаешь. Мы бесплатно и ничего не требуя взамен предоставляем тебе эту информацию. Думаю, она тебя заинтересует. Если так, начинай копать, собирать материал — узнаешь что-нибудь интересующее нас, будем признательны. Деньги тебе нужны, Клинт?

— Ваши деньги мне не нужны.

— Как знаешь. Будем считать, мы достигли договоренности: делай любые репортажи, но сначала, пожалуйста, ознакомь нас с фактами. В Центральной Америке тебе может понадобиться помощь. Вот тебе номер телефона в Сан-Кристобале. Позвонишь, попросишь к телефону Паскуале Феличе, назовешься — он в курсе дела, поможет.

— Но все-таки, что вам нужно в этом деле?

— Мы хотим знать о намерениях конкурентов. И не задавай много вопросов — тебе же спокойнее будет. Это хорошее деловое предложение. Я же твой друг.

«С такими друзьями, как ты, враги не нужны», — подумал я, но вслух не высказался, широко улыбнулся, кивнул и хлопнул Бруно по плечу. Он скривился от боли — я попал туда, куда метил. Неожиданно для себя я еще раз улыбнулся: ведь там я увижу Робина Гуда, близкого друга, прекрасного человека; после встречи с Бруно Чиленто эта мысль подбодрила меня.

Такого дня Брэдфорд Уэнделл, начальник центральноамериканского отдела управления планирования ЦРУ, припомнить не мог. Постоянные совещания, инструктажи, два раза его вызывали к Эзикиелу Макферсону, начальнику управления планирования, заместителю директора ЦРУ. Всех волновала, беспокоила, тревожила судьба сотрудника Роберта Мэрчисона, правда по разным причинам. Одна, сугубо профессиональная, объединяла всех, другая объединяла немногих — этим приходилось беспокоиться больше других.

Связь с резидентом ЦРУ, начальником Мэрчисона, вторым секретарем посольства Дэймиэном Талли, работала беспрерывно.

Наконец в пять часов вечера Брэдфорда Уэнделла вызвал к себе Эзикиел Макферсон. Он предложил Уэнделлу сесть, распорядился принести кофе, откинулся на спинку кресла, потянулся; хотя Макферсону и было под шестьдесят, его фигура последние двадцать лет не менялась — начальник управления планирования три раза в неделю по два часа играл в теннис, дома работал на тренажерах.

— Брэдфорд, почти два дня прошло после похищения Мэрчисона, а условий его освобождения нам не сообщили. Почему похитители молчат? У вас есть соображения на этот счет?

— Им нужно от него что-то узнать, нужна информация.

— Вот именно, Брэдфорд. Хочу сказать, скорее всего, информация, касающаяся операции «Эскадрон». А это очень неприятно. Роберт Мэрчисон подробнейшим образом осведомлен обо всех ее деталях. Его допрашивают, причем допрос идет тщательный, похитителям наверняка известно, с кем они имеют дело. Кому может понадобиться мелкая сошка, помощник атташе по вопросам культуры? Если бы такого украли, на следующий же день потребовали бы выкуп. Это Фронт освобождения. Если у них все получится, у нас, в Лэнгли, полетят головы.

(Если они узнают от Мэрчисона все, ты, спортсмен-фанатик, не представляешь, что случится.)

— Думаю, Брэдфорд, вам придется лететь туда и руководить операцией на месте. Постоянно держите со мной связь.

(Вот это удача, о такой и мечтать не приходилось.)

— На месте задействуйте нашу агентуру для поисков Мэрчисона, на нашего резидента Дэймиэна Талли в подобной ситуации надежды мало, он человек медлительный, хотя работник неплохой. Не буду напоминать, что ситуация чрезвычайная и требует чрезвычайных мер. С вами вылетают спецсамолетом Рэнди Уэбб и еще двое наших лучших оперативников. Задание: освободить Мэрчисона до того, как им удастся из него все выкачать. Нам только еще одного скандала не хватает.

(Что же тогда мне говорить?)

Сейчас с Мэрчисоном в комнате был один человек в лыжной маске-капюшоне. Похоже, ему чуть за тридцать. Мэрчисон видел его несколько раз здесь и запомнил фанатический огонь, горевший в глазах, как он его окрестил, «молодого человека».

— Сегодня будете продолжать все отрицать, мистер Мэрчисон?

— Вы хотите, чтобы я признался в том, чего не делал?

Тут «молодого человека» словно прорвало:

— Сволочь проклятая, гнида! Попади мы к тебе, ты б нам показал что к чему! Ну ничего, сегодня ты у нас в гостях! Ты пытал наших товарищей, нам все известно, ты — Джон Смит, не отрицай!

— Не понимаю, о чем…

— Хорошо, пеняй на себя.

Мэрчисон не успел опомниться — «молодой человек» зашел ему за спину, защелкнул на запястьях наручники, стянул их, подошел к столу, достал из него какой-то прибор — металлическая игла, от которой тянулся провод. Допрашивающий включил прибор в сеть; когда игла накалилась, он взял провод чуть ниже самой иглы, приблизился к Мэрчисону.

— Ты все расскажешь, мне придется тебя уговаривать, но ты расскажешь все. Инструмент тебе знаком — вы снабжаете такими контрразведку, подручных вашего дружка Очоа.

Человек, сидевший под мощной лампой, кричать уже не мог, его пытали третий день. Допрашивающих он не видел — те сидели в полутьме, у самой стены. Тишину сейчас нарушало лишь хриплое прерывистое дыхание, похоже было, оно в любую минуту может становиться. Один из сидевших у стены подошел к человеку под лампой, пощупал пульс.

— Скоро придет в себя, но допрос продолжать нецелесообразно — он может в любую минуту отдать концы.

— Какая глупость, — с сожалением сказал Мэрчисон, — два дня ваши люди тупо били его; мне же ничего не сообщили, Хорхе.

— Мои подчиненные решили, что арестованный торгует фальшивыми документами, начали требовать отступного, тот согласился, повез их за деньгами и попытался сбежать. Если бы мой помощник не зашел случайно к ним в подвал, мы бы вряд ли узнали про Роберто Дельгадо, одного из руководителей Фронта. Но, по-моему, ваши научные методы форсированного допроса тоже не дают результата.

— Дадут… или он сойдет с ума. Разные люди попадаются, Хорхе. Кое-кто предпочитает сойти с ума, у кого-то сердце не выдерживает. Правда, у наших методов есть серьезный недостаток: часто наговаривают на себя, на кого угодно, лишь бы только их оставили в покое. — Мэрчисон обернулся в темноту: — Мистер Кинзи, обследуйте пациента.

Из темноты вышел невысокий молодой человек. Его звали Маркус Кинзи, он с отличием закончил медицинский факультет Йельского университета, считался гением, ему прочили огромное будущее, предлагали выгодные места, его приглашали работать самые видные психиатры Америки, а он удивил всех — пошел работать в малоизвестную фирму, занимающуюся научно-исследовательской деятельностью: природа боли, способность человека выдержать боль, препараты, «расширяющие сознание», подавляющие волю, вызывающие нестерпимые боли. В студенческие годы Маркус наладил в университетской лаборатории производство (мелкое и кустарное) ЛСД, гению нужны были деньги на спортивный автомобиль «корвет». Кинзи почти уже набрал нужную сумму, когда его застукал один из университетских чиновников. Когда-то он работал в ЦРУ, потом вышел в отставку, но связей с «фирмой» не потерял. Этот чиновник был вербовщиком и рекомендовал подходящих студентов для работы в этом серьезном учреждении. В случае с Маркусом Кинзи все ясно: у студента-медика не было выбора. С одной стороны, служба в ЦРУ, с другой — позорное изгнание из университета и возможная отсидка. Из двух зол Кинзи выбрал меньшее — службу в ЦРУ, купил себе «корвет», дом, женился, завел двоих детей, начал пить. Он знал, что похоронил свой талант, страдал от этого, но сделать ничего не мог.