Взяв все, что мог унести, он пошел наверх, в остатки кухни, но, взглянув на эти руины, передумал и пошел сразу в нетронутую комнату.

Он уже собирался пойти в машину, взять какие-нибудь одеяла, как открылась дверь ванной и из нее показалась мокрая голова Тони.

— О, а я уже собралась кричать. — Она улыбнулась. — Ты не дашь мне что-нибудь, во что бы я могла завернуться?

— И что же я тебе дам?

Он огляделся, явно намекая на то, что здесь ничего нет.

— Ну, хоть рубашку свою ты можешь мне дать?

От мысли, что она будет разгуливать перед ним в одной его рубашке, у него пересохло во рту. Не долго думая, он начал раздеваться.

В момент, когда он, наконец, снял с себя рубашку, Тони поняла, что это была не очень хорошая идея. Всего одного взгляда на представший ее взору торс, хватило, чтобы она забыла обо всех своих синяках и вывихах.

Она слишком долго была без мужчины. А сейчас перед ней стоял один из лучших их представителей.

Когда же она подумала о том, что едва оденется в эту рубашку, как сразу окунется в его запах, то почувствовала, как у нее подкашиваются коленки.

Когда он передавал ей рубашку, и их руки случайно соприкоснулись, то она буквально почувствовала, как между ними проскочила искра. И в этот момент, когда его потемневшие глаза встретились с ее, она сделала то, что ей уж точно никогда не было свойственно — поспешно закрыла дверь, как какая-то невинная девственница.

Ей даже плохо стало от своего поведения.

Никогда прежде она себя так не вела. Даже когда была девственницей.

Волосы она вытерла своей рубашкой — она была короче, чем одолженная у Доминика. Надевать грязные джинсы — они пострадали при взрыве — на чистое тело тоже не хотелось.

Наконец, оставшись в одном нижнем белье и его рубашке, она вышла из ванной и пошла в уцелевшую комнату. Оглянувшись в поисках зеркала и не заметив его, она направилась к небольшому комоду, стоявшему в дальнем конце комнаты. И улыбнулась. В одном из ящиков лежали девственно белые простыни, в другом — всякие женские приспособления — расчески, зеркало, помада, несколько булавок и заколок, множество других мелочей.

Быстро приведя себя в порядок, и убедившись, что если не обращать внимания на цвет лица и шрам, то она выглядит даже сносно, оглянулась на принесенную Домиником еду. Да, не будь она такой голодной, этого бы она точно не ела. Но, тем не менее, подтянула маленький столик к кровати — больше сесть было не на что, разве что на пол — она начала разлаживать еду.

Доминик был уверен, что она еще в ванной. Поэтому он и замер, когда увидел Тони, расставляющую еду. Из-за того, что стол был очень низким, ей приходилось очень нагибаться, против чего он уж точно не был против. В каждом ее жесте было столько женственности и соблазна, что он решил дважды подумать, правильно ли он поступил, согласившись на этот вымышленный брак.

Он просто не знал, хочет ли, чтобы этот брак был вымышленным. Знал, что он невозможен, но все равно хотел его.

— Я принес одеяла.

Она вздрогнула от его голоса, хоть и знала, что он наблюдает за ней. Она знала, что сегодня решиться многое, но также очень хотела забыть о том, какие это вызовет последствия.

— А я накрыла на стол. Прошу….

Глава 9

…— Я слышу голос твой из-за стены.

Он раздается из объятий темноты…

— Кристина, милая, ты слушаешь меня.

Я в царство вечности хочу забрать тебя…

…Пойми, родная, что лишь для тебя

карал и убивал, любовь храня….

— Но ты — легенда, лишь фантом!

Ты призрак, Опера — твой дом.

(Нехе, в соавторстве с Чайлд)

Бывают моменты, когда говорить ничего не хочется. А все просто потому, что не знаешь, какой эффект вызовут твои слова.

Вот и сейчас никто не хотел начинать разговор.

Вместо слов оба сели за стол.

— Как ты себя чувствуешь?

— Лучше, спасибо.

— Я принес тебе немного льда, правда, не знаю, как он здесь еще сохранился. Можешь приложить к синякам, думаю, это снимет немного опухоль.

Он хотел сказать что-то еще, но передумал и замолчал.

Начиная сознавать всю нелепость ситуации, она улыбнулась.

— Ладно, давай не будем ходить вокруг да около. Что тебя интересует?

Доминик посмотрел на нее и улыбнулся. Она определенно нравилась ему больше, чем можно было позволить. По сути, так она вообще не должна была ему нравиться.

— Для чего тебе нужен этот брак?

Тони вздохнула.

Неспешно взявшись за еду, она посмотрела на Доминика долгим взглядом. Ну, как объяснить ему, что он только пешка в большой игре? Что все, к чему сводиться его роль — это по окончании игры остаться в дураках? И как это сделать теперь, когда он для нее стал чем-то большим, чем просто фигурой на шахматной доске.

В этот момент Тони поняла, что презирает себя. Ведь по сути, Доминик ничего ей не сделал. Он не виноват, пусть и пока, в том, что все его действия координируются не им. У каждого из нас своя жизнь, и свои обязанности. Но почему-то именно сейчас ей не хотелось делить мир на две части — ее и его. Они разные, слишком разные. Но она точно знала, что их тянет друг к другу. Знала, что каждый из них по-своему понимает абсурдность этого притяжения, но знала и то, что им не хочется ему препятствовать.

Она смотрела на него, а в душе у нее происходил ожесточенный спор: «Зачем ты это делаешь? Он не виновен. Ты ведь никогда не использовала невиновных, так почему начала делать это сейчас? — Возможно, потому, что он не так уж и невиновен. — Ты действительно так думаешь? Или же ты просто поняла, что, возможно, именно он тот мужчина, который тебе нужен? — Мне не нужен никакой мужчина. У меня был Лукас, и что? Он погиб, погибнет и этот. — Но разве ты не обрекаешь его на смерть тем, что собираешься сделать? — Мы все рано или поздно умрем. Но он не умрет из-за меня. — Ты в этом уверена?..».

Тони тряхнула головой, отгоняя эти мысли.

— Для прикрытия.

— Это не объяснение, Тони.

— Но тебе придется довольствоваться им. Большего — я сказать не могу. Ты можешь либо согласиться на него, поверив мне на слово, либо отказаться, но тогда не вини меня в последствиях. Я уже знаю, как поступлю в том, и в другом варианте, но я также знаю, чем выльется каждый из этих вариантов для тебя.

— Хорошо. И какие же варианты ждут меня?

— Если ты согласишься на этот мнимый брак, то ты получишь все, к чему стремишься. А я знаю, чего именно ты хочешь. Если же ты откажешься, то, скорее всего, против тебя ополчаться все семьи, а не мне тебе рассказывать, что выходит в результате такого ополчения. Ты возможно и не знаешь, но большинство из них считает тебя виновным во всем, что произошло с моей семьей. Некоторые даже уверены, что в том, что так же считаю и я. Но ведь я то знаю, кто и за чем стоит.

Она прервалась на то, чтобы выпить воды.

— В семьях давно нет порядка. Многие забыли о том, что такое честь и взаимопомощь. Но есть еще те, кто это помнят. После всего, что скоро произойдет, останутся только они. Ты думаешь, порядок на улицах создает полиция? Хм. Она давно уже ничего не создает. По сути, никогда и не создавала. Семьи руководят этим городом. Они смотрят за тем, что происходит на улицах, а на них ничего не происходит без чьего-либо ведома.

— Зачем ты говоришь мне все это?

— Чтобы ты знал. Знал, кто стоит у власти.

— И ты хочешь, чтобы у власти стал я?

Она улыбнулась. Мужчина — что с него возьмешь. Видит только то, что хочет видеть, и сам же из этого и делает выводы. Как легко было заставить его сказать то, что ей было нужно.

— Я хочу дать тебе то, чего ты хочешь.

— А хочу я, по-твоему, власти? — Он даже немного расслабился. Пусть лучше она думает, что именно власть его цель. Ведь правду ей знать нельзя. — Что ж, в таком случае я согласен.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: