— Следил?! Я?! — вздрогнул Адзисава, а Томоко, не давая ему опомниться, продолжала:

— Только не надо меня обманывать! Я прекрасно знаю, что вы давно за мной наблюдаете. Вы и в тот вечер оказались рядом потому, что следовали за мной по пятам. Так чем вызван ваш интерес к моей особе?

— Вы… Нет…

— Ну же, будьте мужчиной. Говорите правду. Адзисава понял, что ему не отпереться.

— Видите ли, дело в том, что вы удивительно похожи на нее…

— На кого?

— Раньше, до того как попасть в этот город, я работал в Токио. В нашей фирме служила одна девушка… Мы были помолвлены.

— Вы любили ее?

— Да… Извините…

— Извинить? За что? Так, говорите, я похожа на нее?

— Как две капли воды. Когда я увидел вас впервые, мне показалось, что это она ожила…

— Почему «ожила»?

— Она погибла два года назад. В автомобильной катастрофе. Чтобы забыть об этом, я уволился из фирмы, переехал сюда. И вдруг именно здесь, вдали от Токио, будто вновь встретил ее. Вы не представляете, как мне было тяжело…

— Все это мне крайне неприятно, — суровым тоном заявила Томоко.

Адзисава удивленно взглянул на нее.

— Я не желаю никого заменять. Я — это я.

— А я и не говорил, что вы заменяете.

— А что же вам тогда было так уж тяжело? — все еще сердито, но уже с ноткой кокетства спросила Томоко.

— Вы не поняли… Тяжело мне стало не сразу…

— Не поняла? Выходит, я глупая? Так что же вы хотели сказать?

— Когда она погибла, я думал, что жизнь кончена. И вдруг оказалось, что моим сердцем завладела другая женщина — вы.

— Я могу вам верить?

— Верьте, прошу вас.

— Как хорошо… — И Томоко сама прильнула к нему. Адзисава осторожно, словно боясь сломать это хрупкое тело, прижал ее к себе. Томоко не возражала бы, чтобы он поменьше осторожничал, но решила, что еще успеет сказать ему об этом.

Так она ничего и не узнала о его прежней жизни, но это ее уже не слишком волновало. К чему ворошить прошлое, думала Томоко, — только воскрешать в его воспоминаниях ту женщину. Конечно, неприятно, что она напоминает ему о другой, но, пока Адзисава еще не избавился от груза минувшего, это, видимо, неизбежно. А если он выдумал всю эту романтическую историю, чтобы скрыть от Томоко свое прошлое, — что ж, значит, он неплохо знает женское сердце. Во всяком случае, нужно на время оставить его биографию в покое.

Рассказанная Адзисавой история имела еще один полезный для него результат. Томоко, сама того не замечая, вступила в соперничество с женщиной, на которую якобы она была так похожа. Ей все казалось, что Адзисава постоянно сравнивает ее со своей бывшей невестой. Соперничество всегда делает цель более желанной, хочется превзойти конкурентов и насладиться плодами победы.

Так Томоко невольно оказалась втянутой в борьбу со своим мифическим двойником.

В центре Хасиро возвышался замок. Он был построен в начале XVII века, когда-то от его стен начинал разрастаться будущий город. В средние века главным сооружением крепости была массивная пятиярусная башня, но лет сто назад ее снесли, и от замка сохранились лишь стены да ров.

Строители возвели замок на невысоком холме. Раньше наверху, на пространстве, огороженном рвом, которое так и именовалось — Верхний Город, — стояли дома приближенных князя; ниже, в Среднем Городе, жили самураи средней руки, а у подножия холма, в Нижнем Городе, селились самые неродовитые семьи клана. Дальше шли поселения: Храмовое, Ремесленное, Торговое, Кузнечное, Портняжное, Солеварное и прочие.

Как явствует из этих названий, обязанности жителей средневекового Хасиро были строго регламентированы; всем необходимым город снабжал себя сам. Этим он напоминал любое призамковое поселение феодальной эпохи, но только в Хасиро регламентация быта и рода занятий горожан была особенно жесткой. Подданные князя не смели самовольно даже переселиться из одного квартала в другой.

Рожденные в Нижнем Городе были обречены — как и все их потомки — жить только там; ремесленник не имел права сменить свой цех. Род навсегда прикреплялся к одному месту и одному занятию; заключать браки разрешалось только внутри своего цеха.

Внешне это напоминало европейские гильдии, но в Европе люди объединялись в союзы добровольно, чтобы совместно оберегать свои привилегии и имущество, в Хасиро же цеховые и сословные различия соблюдались так строго с одной-единственной целью — укреплять могущество князя.

Да, горожане были лишены свободы, но зато, занимаясь из поколения в поколение одним и тем же ремеслом, мастера Хасиро достигли, каждый в своем деле, невероятного совершенства. Раз и навсегда установленный уклад жизни породил сверхконсерватизм жителей этих мест, новшества с трудом укоренялись в этих краях. Пожалуй, главным потрясением в истории Хасиро был переход власти от княжеского рода в руки Итирю Ообы, представителя низшего самурайства. И вновь общественная структура города обрела незыблемость.

В пределах замковых стен и древнего рва теперь стояли особняки членов рода Ооба. Здесь же, в Верхнем Городе, поселились и «старейшины» нового «княжества». Сам факт проживания в этом квартале был показателем высокого социального статуса.

Жители города, безусловно, ненавидели навязанное им рабство, но за триста с лишним лет привычка повиноваться обитателям Верхнего Города вошла у них в плоть и кровь. Ведь их подневольная жизнь почти не изменилась, просто на смену одним правителям пришли другие. Горожанам, в сущности, было все равно, какую фамилию носит правящее семейство, только бы давало жить и сводить концы с концами.

Когда Сигэёси Оти поднялся на борьбу с могущественной кликой, сограждане поддержали его, но поддержали пассивно, стараясь не высовываться. Все были за, но предпочитали находиться на безопасном расстоянии — еще бы, несчастному, навлекшему на себя гнев Ооба, жить в Хасиро становилось невозможно.

Если в Верхнем Городе обитали «аристократы» империи Ооба, то в районе вокзала, в прежнем квартале Носильщиков, в Портняжном квартале пустил корни клан Накато. Поскольку гангстеры фактически являлись личной армией правящего семейства, теперь этому району больше подошло бы название Воинский квартал.

В городе не было банды, которая соперничала бы с Накато, ни одному из крупных синдикатов проникнуть в Хасиро так и не удалось. Ооба правили долиной как самодержцы, власть их была незыблема.

Если учесть, что полиция закрывала глаза на деятельность мафии, несчастных горожан оставалось только пожалеть.

Томоко и Адзисава часто назначали друг другу свидания в кафе, расположенном в Портняжном квартале. В тот вечер они тоже встретились там, поужинали вместе, но все не могли расстаться, увлеченные разговором. Томоко давно уже ждала от Адзисавы более решительных действий, внутренне она была готова на все, но он почему-то медлил.

В том, что он желал ее, и желал страстно, сомнений у Томоко не было. Только усилием воли подавлял он свои порывы. Здоровое влечение к молодой красивой женщине и магия ее внешности, напоминавшей Адзисаве о былой влюбленности, разбивались о какую-то невидимую стену. Что же это за стена? — спрашивала себя Томоко и не находила ответа; но с каждым днем уверенность в том, что она разрушит эту преграду, росла. Женщина, которая знает, что ее любят, имеет право на такую уверенность.

Но сначала все же следовало выяснить, откуда взялась эта преграда. И тогда сонное болото безрадостной жизни наконец всколыхнется.

Рябь по его ровной глади уже пошла — с той поры, как рядом появился Адзисава. Все говорили Томоко, что в последнее время она стала еще красивее, да она и сама чувствовала, как ожила ее душа. Когда знакомые поддразнивали ее: «Похоже, ты себе любовника завела», Томоко только улыбалась в ответ.

Да, по болоту пошла рябь, но хлынет ли поток свежей проточной воды? Может быть, волны пробегут по ровной поверхности и исчезнут? Пусть даже так, думала Томоко, это единственный шанс изменить жизнь. И чувство к Адзисаве становилось еще сильнее, укрепленное надеждой на счастливый поворот в судьбе.