Невил Шют — литературное имя Невила Шюта Норвея (1899—1960). Он родился в пригороде Лондона в семье государственного служащего среднего достатка, умер в Австралии в машине скорой помощи, которая увозила его с сердечным приступом из собственного поместья в мельбурнскую больницу. Умер очень богатым человеком — американский журнал «Тайм» назвал его в некрологе «самым широко продаваемым автором из всех нынешних британских писателей». Отпущенные ему годы — а их было не так уж много, он скончался на пороге старости — Невил Шют заполнил трудами, причем не только литературными.

Он с детства увлекался механикой, техникой, конструированием машин; авиация же была его истинной страстью. Он выучился на военного летчика, несколько лет проработал в частной самолетостроительной компании и в правительственной группе по проектированию новой модели самолета, основал и возглавил компанию «Эйрспид» по производству небольших самолетов для пассажирских линий. В годы войны (1940—1944) мистер Норвей возглавил инженерный отдел Адмиралтейства, хотя еще в 1938 году подал в отставку с поста директора «Эйрспид» и стал профессиональным писателем Невилом Шютом.

В 1948 году он на собственном самолете совершил перелет в Австралию, где собрал материал для новой книги, и тем же способом вернулся назад в 1949-м. А еще через год переселился в Австралию со всей семьей — в июле 1950-го. Тому, видимо, было несколько причин.

До самой смерти он оставался убежденным консерватором, будучи таковым по семейным корням, воспитанию и социальному окружению. Лейбористов он не жаловал, их приход к власти после войны, как и политика лейбористского правительства, вызвали у него резкое неприятие.

В Австралии же правительство было стабильно консервативное. К тому же и в чисто психологическом плане новый континент не только пришелся ему по душе, но и таил в себе возможности нового опыта, открытия иных горизонтов; вот что он сам писал по этому поводу: «...прожить в Австралии ближайшие двадцать лет само по себе уже будет захватывающим приключением. Для меня, возможно, это станет последним и самым захватывающим приключением всей жизни...»

В Австралии он продолжал писать книги, одновременно уделяя должное хозяйственным заботам по усадьбе и ферме. Из-за прогрессирующей болезни сердца постепенно отказывался от любимых развлечений — сперва от самолета, потом от гоночной машины, самолет заменившей. Но жизнь он вел столь же насыщенную, что и в Англии, да и окружение его существенно не изменилось. Джулиан Смит, автор очерка жизни и творчества писателя (1976), свидетельствует: «В числе самых близких знакомых Шюта писатели не числились; он явно предпочитал общество инженеров, руководителей, бизнесменов, профессионалов, военных, фермеров...» Люди этого типа и выступают героями почти всех его книг.

От любого писателя принято ожидать известного представления о том, о чем он берется писать. Шют возвел это требование в абсолют. Писал ли он об авиаторах, солдатах или фабрикантах, о рыбной ловле, археологии или градостроительстве, он досконально знакомился с предметом, если уже не знал его по собственному жизненному опыту. Механика трудовых и бытовых процессов была для него не менее интересна и достойна, чем анатомия характеров и чувств. Его книги выделяются точностью и конкретикой в воссоздании, условно говоря, производственных сфер жизни и специфики «производственного» сознания, психологии профессионалов. В этой связи любопытны данные, к которым Дж. Смит привлекает внимание в связи с романом «Нет пути», фабула которого строится вокруг расчета новой модели самолета и феномена усталости самолетного сплава. Роман был написан в 1947 году, опубликован в следующем; в марте 1949-го ученые впервые выдвинули гипотезу уставания авиаметалла, а в июле того же года взмыл в небо самолет, напоминающий по конструкции описанный Шютом в романе. Наконец, в 1953—1954 годах катастрофы, подобные выведенным в книге, начали происходить с самолетами класса «Комета», построенными фирмой де Хавиленда, где в свое время начинал молодой самолетостроитель Норвей.

Еще более поучительная история произошла с романом «Совершенно секретно», законченным в 1942 году, а опубликованным из-за вмешательства военной цензуры только 1945-м Показанные в нем военные действия англичан по поднятию боевого духа в оккупированной Франции, с точки цензоров, слишком предвосхитили некоторые направления стратегических разработок британского командования. Прогнозы Шюта на ближайшее будущее вообще обнаруживали настораживающую тенденцию к воплощению в действительность. Атомная война, из-за которой гибнет человечество в романе «На берегу» (1957), отнесена Шютом к 1962 году тому самому, когда разразился Карибский кризис и мир в прямом смысле балансировал на грани, как мы понимаем сейчас, всеобщего уничтожения. Дело тут, разумеется, не в мистическом откровении, а в основательном представлении автора о всех обстоятельствах действия, происходящего в его книгах. Качество, между прочим, обязательное для бестселлера, в том числе и такой его разновидности, как «производственный» роман, в каноническом виде представленный в творчестве столь популярного в СССР американца Артура Хейли.

В сюжетах книг Шюта ярко выражено динамическое начало; в них много действия, персонажи все время находятся в движении, напряжении, куда-то устремлены. Перелет, плавание, поездка, одним словом, перемещение в пространстве присутствует во всех его романах. Даже там, где персонажи ведут обычную жизнь и их существование во многом определяется бытом и привычным делом, сюжетный динамизм придает повседневности дополнительную остроту и напряженность, как, допустим, в романе «Пастораль» (1944), где нарисованы будни и отдых молодого военного пилота.

У Невила Шюта почти не найти пассивных, рефлектирующих героев. Автор наделяет действующих лиц свойственной ему самому жаждой жизни, активной жизненной позицией. Последняя подразумевает в его глазах твердую нравственную позицию. Оставаясь, как было сказано, консерватором до мозга костей, он с оправданным опасением относился к новомодным веяниям в области морали, гуманизм считал неделимым и не допускающим разнесения по классовой принадлежности и определенно полагал, что ничего лучше и бесспорней старых надежных библейских заповедей человечество на путях своего долгого и еще не завершившегося нравственного «взросления» не придумало. В равнении на общечеловеческие ценности существуют его герои, этими ценностями автор поверяет современную ему историю — политическую, социальную, духовную: из двадцати трех романов Шюта, увидевших свет, один — исторический, в другом время действия передвинуто на тридцать лет вперед («В сезон дождей», 1953), события же остальных разворачиваются в современной писателю действительности, которая воссоздается на письме с предельной убедительностью, чему не мешает незначительный сдвиг хронотопа в ближайшее «завтра» («Нет пути», «На берегу»).

То, о чем до сих пор велась речь,— хорошее знание предмета, увлекательный сюжет, определенность моральной и гражданской позиций автора и персонажей, общеинтересная тема — суть необходимые слагаемые бестселлера. Массовый читатель, пожалуй, еще может простить автору фактические ляпы, но пренебрежение другими компонентами не проходит безнаказанно. Практика свидетельствует, что еще лучше, когда к этим слагаемым прибавляется любовь, все вместе замешено на мелодраме и венчается пресловутым «хэппи эндом». Роман Шюта «Город как Элис» (1950), имевший в 1950-х феноменальный успех, да и сегодня отнюдь не позабытый, удовлетворяет этому рецепту по всем статьям.

Не в том суть, что рецепт плох или что прицел на создание бестселлера сам по себе ущербен. В бестселлеры может выйти и книга-веха вроде набоковской «Лолиты», и просто добротное литературное произведение, как «Поющие в терновнике» Колин Маккаллоу или многие книги Шюта, и весьма серенькая беллетристика («История любви» американца Э. Сигала), и вовсе расхожее чтиво. Настораживает то, что бестселлер можно как бы «рассчитать», «сделать» и получить результат, в литературном плане совпадающий — при всех явных достоинствах бестселлера и при всей парадоксальности и невероятности такого сближения — с характерным воплощением метода социалистического реализма. Это сходство, в основе которого лежит «рецептурный» принцип, уловил автор анонимной рецензии на «Город как Элис», помещенной 16 июня 1950 года в литературном приложении к лондонской «Тайме»: «Мистер Шют со своими высокими нравственными целями и счастливой развязкой, возможно, напомнит нам автора дидактических романов XIX века или нынешнего русского советского писателя, который видит свою задачу скорее в том, чтобы «улучшить» действительность, нежели в том, чтобы честно ее показать». Воистину неисповедимы пути писательские. Невил Шют писал о том, о чем хотел, однако принимал во внимание законы книжного рынка и психологию массового читателя. Он работал не то чтобы по рецепту, отнюдь, но менял эстетическую установку в зависимости от того, как рисовал себе дальнейшую судьбу своего детища. Здесь он обнаруживал тот же трезвый подход, что и в других случаях жизни. «Порой мне сдается, что при создании книги автору приходится исходить из самого главного решения: пишет ли он для собственного удовольствия или на потребу блике? Если вы пишете для собственного удовольствия, вы возможно, сотворите шедевр, каковой студенты будут изучать и через тысячу лет; но не спешите ругать публику, если она не пожелает тратить на него деньги при вашей жизни, поскольку вы ведь и писали его не для того, чтобы доставить ей удовольствие».