— У меня кра… клаустрофобия, — сказал Хинч.

Фуриа двинулся по тротуару. Хинч зашагал рядом. Складка между его розоватыми глазами разгладилась.

— Я взял машину и подвезу тебя, — предложил он, — если ты скажешь «пожалуйста».

— Я не должен был тебя слушаться! — бушевал Мелоун. — Мне следовало сказать Фуриа, что деньги взяла Голди, и сообщить ему о сейфе.

— Это испортило бы все дело, Уэс, — возразил Джон Секко. — Ты же слышал Фуриа. Они проглотили наживку Радда. Значит, это застряло у Хинча в голове, как бы он ни был туп. Дай ему время. Когда он наконец решит, что Фуриа его обманывает, с ним можно будет договориться.

— Но Голди…

— Ты сам сказал, что она обведет Фуриа вокруг пальца, если ты обвинишь ее. Не усложняй ситуацию, Уэс. Имей немного терпения.

— Но я могу все доказать Фуриа!

— Как?

— Я забыл о ключах. Арендующему сейф выдают ключ с дубликатом. Значит, у Голди есть два ключа от сейфа в Национальном банке Тогаса. Фуриа должен только обыскать ее…

— Думаешь, эта женщина настолько глупа, чтобы носить ключи при себе, Уэс? Она наверняка спрятала их где—то. О ключах я подумал в первую очередь. — Секко покачал головой. — Иди к Эллен.

Мелоун поднялся в спальню. Эллен лежала в кровати с закрытыми глазами и пузырем со льдом на лбу. У нее поднялась температура.

Мелоун сел, думая о Барбаре.

Шеф Секко посасывал трубку около телефона.

«Слава богу, что я сын фермера, — думал он. — Фермер выращивает терпение, как траву».

Телефон затрезвонил ночью во вторник, за два часа до рассвета. Секко спал на раскладушке возле параллельного аппарата на кухне, а Мелоун — на диване в гостиной у телефона. Он схватил трубку после первого же звонка. Секко тут же снял трубку кухонного аппарата.

— Алло!

— Это Мелоун? — осведомился голос, похожий на урчание пумы.

— Да.

— Это Хинч. Я не могу говорить долго. Мне пришлось ждать, пока они не отрубятся окончательно, прежде чем подойти к телефону. Предлагаю сделку.

— Да?

— Я хочу выйти из игры и готов стать свидетелем. Договорились?

— Да, — ответил Мелоун.

Секко бесшумно подошел сзади, приложил губы к уху Мелоуна и шепнул:

— Спроси его, где они.

— Где вы находитесь? — спросил Мелоун.

— Не знаю. Дом на какой—то проселочной дороге. Это недалеко.

— Телефонный номер, — прошептал Секко.

— Какой там номер телефона?

— 7420.

— 7420, — повторил Мелоун.

Секко записал номер.

— Ты можешь забрать мою девочку, Хинч?

— У Фура вся артиллерия. Голди спит с ней в одной комнате и заперла дверь.

— Тогда лучше не рисковать. Оставайся в доме. Мы будем поблизости. Если после нашего прибытия у тебя появится шанс, постарайся убежать с Барбарой. Но если с моей дочерью что—нибудь случится, Хинч, дело не выгорит, и ты отправишься за решетку. Понял?

— Да. — Хинч положил трубку.

Мелоун сел и посмотрел на шефа.

— Дай мне телефон, — велел Секко.

Мелоун повиновался.

Секко набрал 411. Прошло некоторое время, прежде чем отозвалась местная служба информации.

— Это Джон Секко. Кто у телефона — Маргарет?

— Салли, шеф.

— Слушай, Салли, это срочно. У кого в городе телефонный номер 7420? — Он снова ждал ответа. — Спасибо, Салли. И никому ни слова. — Секко положил трубку. — Дом Тэтчеров на Маккэби—роуд. Они закрыли его на зиму… Уэс!

— Я слушаю, Джон, — сказал Мелоун.

— Почему бы тебе не подняться и не сообщить об этом Эллен? Я должен позвонить в управление.

— Джон…

Секко уже протянул руку к трубке.

— Что, Уэс?

— Может быть, один человек сумеет пробраться в дом и схватить Фуриа, прежде чем он проснется?

— Ты имеешь в виду себя?

— Дай мне револьвер.

Секко покачал головой:

— Ты сам говорил, что Фуриа спит чутко, как кот, так что в кровати его не застигнуть врасплох. К тому же, Уэс, ты слишком возбужден и все испортишь. Это непростое дело даже для бригады. Позволь этим заняться мне.

— Но она мой ребенок…

— А ты один из моих подчиненных, Уэс. Один из них.

— Хорошо, — кивнул Мелоун. — Но клянусь тебе, Джон, если что—нибудь пойдет не так…

— А ты уверен, что сам сделаешь все как надо? — осведомился Секко.

Они посмотрели друг на друга.

— Лоуни, что там происходит?

Мелоун побежал наверх.

Мелоун покидал дом с чувством обреченности. «Я не имею права в этом участвовать, — думал он. — У меня нет ни униформы, ни оружия. Джон мне не доверяет. Эллен была права — мне не следовало обращаться к нему. Это не вина Джона — он выполняет свой долг. Я не должен был становиться копом. Из меня такой же коп, как и морской пехотинец. Нужно было действовать в одиночку — это не ухудшило бы ситуацию, поскольку она и так хуже некуда».

В отряде было двадцать два человека: восемь нью—брэдфордских полицейских, не считая шефа Секко и Мелоуна, и дюжина патрульных, вооруженных винтовками, карабинами, гранатами со слезоточивым газом и противогазами из казарм полиции штата в достаточном количестве, чтобы противостоять массовым уличным беспорядкам.

«Они не понимают, что имеют дело с психом, которому нравится убивать. Такая демонстрация силы заставит его выгнуть спину, как скунс, и выпустить струю зловонной жидкости. Он решит, что наконец сбылись его мечты о дурной славе, и отправится прямиком на тот свет, утащив с собой Бибби, а заодно и меня, так как я живым без нее не вернусь. А Эллен останутся две могилы на нью—брэдфордском кладбище. Бедняжка заслуживает лучшего… Если только Хинч не хочет жить сильнее, чем боится Фуриа. Жажда жизни снабдит его мозгами, с которыми ему не довелось родится, и он найдет способ одержать верх над Фуриа. Ты мой единственный козырь в этой игре, Хинч… Каждый избиратель голосует только один раз. Фуриа против меня. Фуриа против Хинча. Речь не идет о Фуриа против двадцати двух служителей закона с оружием в руках и горьким привкусом страха во рту…»

— Не беспокойся, Уэс, — сказал шеф Секко. — Все будет в порядке.

— Даешь мне письменную гарантию?

— Все зависит от нас самих, в том числе от тебя. Это наша единственная гарантия, Уэс.

После этого воцарилось молчание.

Оставив автомобили в четверти мили от Маккэби—роуд в предрассветной мгле, они начали приближаться к дому Тэтчеров с оружием, боеприпасами и противогазами, как взвод десантников, ощущая на языке вкус чужой смерти. «Конечно, патрульные дисциплинированны и умеют выполнять приказы, но если Фуриа почует запах крови…»

Оперативный план шефа Секко заключался в том, чтобы атаковать противника, пока его бдительность ослаблена. Фуриа неизвестно, что его убежище раскрыто; у него нет причин выставлять часового, так что на их стороне преимущество внезапности. Секко хорошо знал старый дом, построенный в 1799 году, — полы орехового дерева не скрипят, а лестницы покрыты плотными коврами… Бесшумно двигаясь в обуви на резиновой подошве, они ворвутся в комнату Фуриа с парой газовых баллонов и легко с ним справятся. Ребенок и женщина, по словам Хинча, спят в другой комнате — вторая группа одновременно займется ими. Женщина слишком умна, чтобы сопротивляться, а с Хинчем договорились заранее. Если Фуриа решит или сможет оказать сопротивление, его отправят в лучший мир, прежде чем он успеет сделать хоть один выстрел…

Небо начало сереть, и видимость становилась лучше. Шеф Секко велел всем сверить часы и присматривать за секундной стрелкой. Восемь человек скрывались за деревьями впереди дома, еще восемь — позади, а по трое — в кустах у боковых стен.

Люди позади дома видели, что бандиты наполовину сорвали заднюю дверь с петель. Проблема заключалась в парадной двери, которая была закрыта и, вероятно, заперта. Они подумывали о том, чтобы войти всем через заднюю дверь, но решили придерживаться первоначального плана. У патрульного сержанта Луиса Ломбарда имелись отмычка для замка и банка с маслом для петель, предотвращающим скрип. Ему дали сорок секунд на то, чтобы открыть парадную дверь.