Когда Мелоун выпрямился, Голди одевалась, а Фуриа смотрел на нее.

— Ей могло хватить ума спрятать ключ в пальто или шляпке Барбары, — сказал Мелоун.

— Могло, если ключ у нее был, — отозвался Фуриа. — Не злоупотребляй моим добродушием, легавый. — Он взмахнул кольтом. — Ладно, поищи в шмотках твоей девчонки.

Мелоун ощупал пальто и шляпку Бибби, словно они ничего для него не значили — как будто ее маленькое тельце и теплая голубая шерсть никогда не соприкасались.

— Ничего. — Отложив вещи Барбары, Мелоун устремил взгляд на застегивающую слаксы Голди, пытаясь прочитать ее мысли. — Знаю! Она спрятала ключ у тебя.

— У меня? — недоуменно переспросил Фуриа.

— Ты носишь бумажник?

— На кой черт мне бумажник — чтобы в клуб с ним ходить? Ты спятил или принимаешь меня за слабоумного, легавый?!

— Нет—нет, — поспешно сказал Мелоун. — Речь не о тебе, а о ней. Почему бы не проверить, Фуриа? Что тебе терять?

— Многое, — отозвался Фуриа, — если ты хочешь отвлечь мое внимание. Положи руки на затылок. — Мелоун повиновался. — Одно движение, и ты схлопочешь пулю.

— Я не собираюсь рисковать.

— Дай мне вторую пушку, Фур, — попросила Голди.

— Зачем? Ты вроде бы никогда не была кровожадной.

— Чтобы держать его под прицелом, пока ты будешь себя обыскивать.

— Сам справлюсь. — Фуриа начал ощупывать себя левой рукой. Покончив с левой стороной, он переложил кольт в левую руку и стал ощупывать правую сторону. Он даже присел на корточки и запустил палец под отвороты брюк. — О'кей, Мелоун, никто не пытается сделать из меня дурака.

— Теперь я понял! — воскликнул Мелоун.

— Что ты понял?

— Я думал, Голди слишком умна, чтобы прятать ключ на себе, но не догадывался, насколько она умна. Она решила, что никто не сочтет ее настолько глупой, чтобы так поступить. Посмотри под ее волосами на затылке.

— Фур, позволь мне его убить! — завизжала Голди.

Но Фуриа молча направился к ней. Она попятилась назад, подойдя так близко к огню, что Мелоун испугался за ее волосы.

— Клянусь тебе, Фур…

Он схватил Голди за волосы и потянул их вниз. Она упала на колени.

— Клянусь тебе…

Фуриа сжал в кулак волосы на ее затылке и дернул их кверху. Что—то было приклеено к затылку скотчем. Он сорвал его. На липкой стороне вместе с несколькими волосками лежали два плоских ключа.

— Господи, моя собственная женщина!.. — Фуриа переводил взгляд с ключей от банковского сейфа в его левой руке на кольт в правой, словно не зная, что делать. — Тебе известно, Голди, как я должен поступить?

— Подожди, Фур! — Ее лицо исказила гримаса ужаса — она пыталась остановить его взглядом. — Если ты убьешь меня, кто останется с девчонкой, пока ты будешь забирать деньги из банка? Я еще нужна тебе!

— Она права, — сказал Мелоун. По какой—то причине он больше не чувствовал себя сильным. Усталость недельной давности вернулась, как будто ничего не произошло.

«Сейчас я проснусь, а Эллен засмеется и скажет: «Лоуни, у тебя кошмар».

Он с трудом вернулся к действительности.

— Мне следовало послушать Хинча, — сказал Фуриа. — Он всегда говорил, что тебе нельзя доверять… Вставай, двуличная сука! Ты больше не моя женщина. — Его голос был печальным. — Ты ничто.

Мелоун вышел через парадную дверь. Лужайка была пуста. Тело Хинча уже убрали.

— Не стреляйте! — крикнул он. — Это я! — На нем была маска Медвежонка. Фуриа приказал ему надеть ее и усмехнулся:

— Похоже, теперь ты мой сынишка. Верно, легавый?

— Верно, — отозвался Мелоун. Солнце поднялось уже высоко.

— Можешь выйти из—за дерева, Джон, — продолжал Мелоун. — Он не будет в тебя стрелять. Но выходи только ты.

Шеф Секко шагнул из—за дерева.

— Теперь тебе конец, Уэс, — сказал он.

— Не время для проповедей, Джон. Я хочу, чтобы ты убрался отсюда вместе со своими людьми…

Секко повернулся.

— Погоди, я еще не закончил. Мы прибудем в город — Фуриа, Голди, Бибби и я — ровно в полдень. В банке никого не должно быть, Джон. Прикажи Уолли Бэгшотту оставить необходимые нам банковские ключи на видном месте.

— Как ты собираешься открыть сейф без ключа арендатора? — почти рассеянно осведомился Секко.

— Я нашел ключ Голди.

Секко быстро моргнул.

— Освободи городскую площадь, Джон, и весь район. Я хочу, чтобы на площади и прилегающих улицах не было ни автомобилей, ни пешеходов. Все магазины на Мейн—стрит и Грейндж—стрит вплоть до Фрейт—стрит должны быть заперты, а продавцы отправлены домой. Верхние офисы в здании банка также нужно освободить и запереть. Понятно?

— Да, — сказал Секко.

— Чтобы не было никаких помех, пусть твои люди выстроятся вокруг банка, включая автостоянку. Но без оружия, Джон. Они должны позволить нам войти, забрать деньги из сейфа, выйти и уехать. Что делать после этого, решать тебе. Конечно, вы можете спрятать оружие или попытаться бросить в банк гранату со слезоточивым газом. Но если у тебя на уме нечто подобное, запомни: Барбара и я умрем первыми. Фуриа не допустит, чтобы при мне было оружие — он мне не доверяет, — так что я беспомощен. Женщина будет ждать снаружи с Барбарой и при первых же признаках каких—либо действий с вашей стороны убьет ее — Голди ненавидит меня, так как я нашел ее ключ и доказал Фуриа, что она украла у него добычу. Конечно, они могут пристрелить нас позже, как ты предупреждал, Джон. Это будет на моей совести. Но если ты попытаешься вмешаться или позволишь это своим людям, то будешь так же виноват в нашей смерти, как если бы сам нажал на спуск. Это все, Джон.

Что бы ни думал Джон Секко о своей ответственности, о долге человека и служителя закона, это не отражалось на его лице.

Он повернулся к деревьям и взмахнул руками:

— Мы уходим.

— Он свихнулся, — заявил Расе Ферхаус. — Иначе это не объяснить. Вы можете что—нибудь сделать, чтобы остановить его?

— Что бы вы предложили? — спросила Эллен.

Они находились в кабинете секретаря городского управления у переднего окна, по диагонали от банка через площадь. Служащие муниципалитета толпились у других окон, вглядываясь в просветы между шторами. Зрелище вызывало в памяти последние кадры фильма «На берегу»,[16] где на главной улице не осталось ничего, кроме уносимого ветром мусора. Эллен никогда не видела площадь такой пустой — даже воскресным утром или поздним субботним вечером, через полчаса после закрытия кинотеатра. Нигде не было ни души, за исключением оцепления из полицейских вокруг банка, которые стояли неподвижно, как статуи.

— Откуда мне знать? — отозвался Ферхаус. Это был крупный, начинающий полнеть мужчина с холеными руками — раз в неделю после работы он делал маникюр в салоне красоты Дотти. — Я знаю только то, миссис Мелоун, что все это неправильно, незаконно и… черт возьми, просто аморально!

— Как и брать в заложники маленькую девочку и угрожать убить ее.

— Но есть другие способы…

— Какие?

— Значит, вы одобряете поведение вашего мужа? — раздраженно осведомился Ферхаус. — Напоминаю вам, миссис Мелоун, что он состоит на жалованье этого города и считается служителем закона.

— Я одобрю все, что угодно, лишь бы вернуть моего ребенка, — сказала Эллен. — За такого мужа я благодарю Бога. А вы с вашим городом можете убираться куда подальше.

— За это он отправится в тюрьму! — бушевал секретарь. — Если его не прикончит этот бандит!

— Пожалуйста, оставьте меня в покое.

Ферхаус собирался ответить, но передумал, отошел к своему столу, сел и злобно оторвал кончик сигары. Кому нужна эта головная боль? В следующий раз пусть на его место лучше выберут кого—нибудь другого. Паршивый коп вытворяет невесть что! Это пятно на всей городской администрации. А во всем виноват Джон Секко.

Эллен была рада, что Ферхаус отстал от нее. Ей было не до него. Она с трудом верила собственным глазам. Дома на другой стороне площади выглядели нарисованным задником, а все происходящее — киносъемкой в Голливуде. Не хватало только камеры и режиссера.