Александр Наумович еще дремал, но уже боролся со сном, поджидая… Надрывное мяуканье в передней всколыхнуло. Так орут под окнами мартовские коты. Неужели жена прищемила хвост Мурзе? И тут же Мурзя, нервно потряхивая ушами, напыженный, пробежал по комнате и шмыгнул за диван. Так кот вел себя только однажды, когда столкнулся на лестничной площадке с собакой.

Александр Наумович поднял взгляд на дверь. От страха у него защемило сердце и онемел язык…

На пороге стояло привидение — серое, прямоугольное, безголовое, но с руками и ногами. И смотрело — без лица и головы — черными глазами-прорезями. Во вторую секунду он разглядел на существе серый широкий балахон и светлый пластиковый мешок вместо головы. Александр Наумович вздохнул, задыхаясь. Привидение скрылось. И стало тихо.

Ни шагов, ни стуков, ни шорохов. Даже Мурзя не скребся. Александр Наумович затих намертво, как притворившийся зверь. И не знал, сколько прошло минут и что нужно делать — вскочить ли, закричать ли или укрыться одеялом с головой…

Осторожно, точно пробуя глубину, спустил он босую ногу, потом встал и на цыпочках добрался до трюмо с телефоном. Приглушая стрекот диска, Александр Наумович навертел «02». И прошептал свой адрес, как только ответили.

— Что произошло? — улыбнулись в трубке.

— Происшествие, — выдавил он, вперившись взглядом в сторону передней.

— Соединяю с райотделом…

Некоторые секунды в трубке шипело и шуршало. Александр Наумович ждал, не в силах зацепить хоть какую-то мысль. Ему казалось, что его мозги рассыпаются как горох…

…Если оно ушло, то почему не хлопнула дверь? Если не ушло, то чего стоит в передней? Зачем оно явилось? Если пугать, то почему не пугает? А если воровать, то чего не ворует? И почему оно, а не он, не человек? Потому что кот припустил в страхе. Коли оно не человек, то зачем пластиковый мешок на плечах, а коли человек, то все равно — зачем?

— Дежурный райотдела слушает!

— Приезжайте скорее…

— Что случилось?

— Привидение…

— Гражданин, на привидения не выезжаем, — без тени усмешки ответил дежурный.

— Что же мне делать?..

— Как оно прилетело, так пусть и улетает.

— Оно вошло.

— Через дверь, что ли?

— Ключи подобрало, — догадался Александр Наумович.

— Такие привидения нас интересуют, едем.

Трубка запищала. Он положил ее, так же на цыпочках дошел до порога комнаты и отважился выглянуть в переднюю. Там стояла жена.

— Саша, почему у тебя дверь нараспашку?

Плыли они вровень, брассом.

Вчера, часов в десять вечера, когда усталость наподобие реле отключила их головы, Петельников выжидательно поставил руку локтем на стол. Леденцов укрепил свою, и они сцепились ладонями. Ненадолго: кисть Леденцова поникла и припечаталась к столешнице. И тогда капитан приказал явиться в бассейн и возобновить ранние, семиутровые тренировки. Без тонуса не только преступника, но и мухи осенней не поймать.

— Сорок девять. — Петельников оттолкнулся от кафельной стенки, и они пошли последний отрезок.

Туда и обратно, пятьдесят раз, два с половиной километра — их обычный урок. Народу сегодня пришло меньше, поэтому в рот не чмокали встречные нагонные волны, сбивавшие дыхание. И вроде бы прозрачнее была зеленая вода и слабее пахло хлоркой.

Они вылезли из бассейна, сделали несколько спокойных упражнений и пошли в душ. Их тела, бывшие полтора часа назад сонными и вроде бы чужими, теперь неузнаваемо полегчали. Растертые полотенцами, розовые, они без велений разума хотели куда-то бежать и что-то делать. Впрочем, разум знал куда и что.

Без шляп, с мокрыми головами, вышли они на октябрьское утро. Если в бассейне их нормой были два с половиной километра, то на суше — вдвое больше. Они шли.

— В конце концов, есть люди с нелогичным мышлением, — сказал Петельников так, будто они только что говорили об этих людях.

— Больные?

— Нет. У них свободно уживаются десятки противоположных суждений.

— Дураки, товарищ капитан.

— Возможно. В сознании этих людей нет чего-то связующего все их мысли.

— Интеграции, — умно вставил Леденцов.

— Ее. А коли есть нелогичность мыслей, то почему не быть нелогичности поведения, а? Не в том ли наша ошибка, что мы ищем логику в его поступках?

Были утренние часы «пик». Но прохожих текло меньше, чем днем: на работу люди спешили в метро, в автобусах, в трамваях, в своих машинах… Поэтому оперативники шли ходко и широко.

— Я, товарищ капитан, не знаю ни одного преступления, где бы все сходилось тютелька в тютельку.

— Ну уж…

— Помните магазинную кражу, где мы нашли кусок надкушенного хозяйственного мыла? Жевать мыло — логично?

— Я позабыл: зачем он кусал-то?

— Вор с халвой перепутал. А мы версии строили.

Полчаса, как встало солнце. Его лучи запутались где-то в крышах, этажах и шпилях. Но легли октябрьские тени — мрачные, жутковатые, какие-то неземные; открытые двери и проемы смотрелись темными дырами, дворы — пещерами, а выходившие на проспект улочки — черными расщелинами. И хотя эти тени не холодили, оперативники старались их переступить или обойти.

— Товарищ капитан, а что дала экспертиза клочка газеты?

— «Советский спорт» от двадцатого октября. Видимо, он вытирал об нее ноги.

— Тогда знаем немало… Молодой мужчина, среднего роста, узкоплечий, читавший «Советский спорт», живущий в этом микрорайоне, не пьяница…

— Почему не пьяница?

— Женьшень у геолога был на спирту, алкаш бы высосал.

— Логично, — усмехнулся Петельников. — Но тогда добавь, что и не вор. Деньги под женьшенем не взял.

Ходьба разогрела их уже не привнесенным теплом душевой воды, а внутренним, жарким. Прохожие, особенно девушки, задерживались на них еще сонными взглядами. Холодно, а эти двое в легких куртках, без шапок, да еще с мокрыми волосами; вроде бы не торопятся, а всех обгоняют; лица веселые, а слова бросают неуютные — о ворах да преступниках; один высокий и постарше, второй помоложе и пониже, оба разные, а чем-то неуловимо схожие… Мокрыми волосами? Или уверенными лицами?

— Может, он все-таки ищет, товарищ капитан?

— Эту версию мы обсудили…

— Не вещи, не деньги, не ценности, а что-то такое, о чем мы не можем догадаться. Например, рукопись. Или фамильную реликвию.

— Нет.

— Почему, товарищ капитан?

— Тогда все квартиры были бы чем-то связаны. А между Смагиными, геологом и этим вахтером нет ничего общего.

В компьютерный век все преступления были криминалистами просчитаны до столь необычных вариантов, замыслить которые под силу очень редкому злоумышленнику. Имелись схемы, диаграммы и рекомендации, вычислявшие преступника с арифметической точностью. Но любой компьютер рассмеется, коли задать ему путаную программу. Да что там компьютер. Надежных версий у них не было. Зато была одна романтическая, предложенная геологом.

— Не псих ли? — осторожно предположил капитан.

— Вы же отмели!

— А теперь вот склоняюсь.

— Из-за пластикового мешка?

— Зачем он его напялил?

— Чтобы потом не опознали.

— Кому опознавать? Ходит только по пустым квартирам. Может быть, знал, что хозяин спит? Тогда зачем мешок — напугать?

Они вышли на перекресток, от которого до райотдела оставался квартал. Петельников вдруг замер вкопанно и посмотрел на лейтенанта, будто обдал изумленной радостью. Леденцов стал, решив, что капитан о чем-то догадался.

— Кофе хочу! — сообщил Петельников, странно поводя глазами.

— С бутербродами, — успокоился Леденцов, проследив его взгляд.

К перекрестку их стороной подъезжала милицейская машина.

— Я тут знаю одну кофушку, — сказал Петельников, опадая голосом.

— До моего дома десять минут ходьбы, товарищ капитан.

— А мама?

— Она всегда вам рада.

— Она еще не знает, что кофе я выпиваю чайник.

Машина прижалась к поребрику так притерто, что они могли бы опереться о капот.