- Куда? – удивился Гриша.

- На кудыкину гору! С музыкантами разобрались, наверное. Потому освобождаю тебя от повинности. Приятно было познакомиться, - кивнула она Ане и двинулась к выходу.

Уже на улице ее догнал Герлинский-самый-младший с развевающимся вокруг шеи алым шарфом.

- Эй! – рявкнул он, оказавшись рядом. – Теперь-то чего? Что я опять сделал не так?

- Да почему не так-то? – удивленно спросила Кира. – Я, правда, не собираюсь сегодня больше ничем заниматься.

Несколько секунд Гриша внимательно смотрел на нее. А потом зачем-то заметил:

- А Вовка сейчас где-то в Париже божоле квасит.

- Ему это нравится.

- А тебе что нравится?

- Ты точно повар?

- А что? Не похож? Диплом показать?

- Не похож. Вопросов много задаешь, как следователь, - она улыбнулась. – Ты чего Аню свою бросил? Давно же не виделись.

- Успеем еще. Она, когда без мужика, становится невыносимой. Начинает воспитывать. А меня это бесит. Знаешь, я готов мириться с чем угодно на свете, кроме нравоучений.

- Я точно тебя воспитывать не собираюсь.

- Спасибо. Ты, кстати, давно на Андреевском была?

- Давно.

- И я давно. Два года назад. Когда Федора приложил. Тут чуть ниже дед барахло продавал. Фотоаппараты, старинные телефоны, пишущие машинки, пепельницы, армейские портсигары. Может, он еще там.

- Может и там. Что с того?

- Да ничего… Пошли поищем? Я вам подарок на свадьбу до сих пор не купил.

- И что же это будет? Армейский портсигар или арифмометр?

- Вот сама и выберешь. То, что тебе нравится.

- А если я скажу, что не хочу никакого подарка?

- Допустим. Тогда пошли к Десятинной церкви, там парк прикольный. Покажу кое-что.

- Пошли уже куда-нибудь. Ты же все равно не отстанешь.

Гриша Герлинский и сам прекрасно отдавал себе отчет в том, что не отстанет. Причин тому никак не находилось. Скорее, находились причины, почему он должен все же отстать. Но он вместе с тем испытывал необъяснимое чувство, что свалить прямо сейчас – самое плохое, что можно придумать. Черт его знает, откуда дурацкое желание разложить Киру на ингредиенты, чтобы убедиться, что она слеплена совсем из другого теста, чем его старший братец. Да и зачем ему убеждаться в чем-то?

Впрочем, Гриша был достаточно импульсивен, чтобы долго не думать. Он уверенно взял ее за руку и потащил вверх по Андреевскому в направлении Владимирской. Через двадцать минут они миновали 400-летнюю липу Петра Могилы и дошли до исторического музея, где в будничное ноябрьское дообеденное время людей оказалось совсем немного.

- Какое твое любимое время года? – поинтересовался он на ходу.

- Осень.

- Правильный ответ. Твой любимый цвет?

Ее глаза округлились, и Кира удивленно проговорила:

- Зеленый.

- Правильный ответ. Эспрессо или американо?

- По-турецки.

- Снова правильно! – заржал Гришка. - Обожаю задавать вопросы, на которые нет неправильных ответов.

- Странно, что вы с братом не близки, - задумчиво проговорила Кира.

- С чего вдруг?

- Вы оба знаете, как правильно.

На мгновение Гриша задумался. А потом по лицу его расползлась широкая улыбка.

- Пантен, тебя озадачили, - рассмеялся он, почесав бороду. – Но разница колоссальна. Я знаю только, что правильно. А Вовка еще прекрасный специалист по неправильному.

Кира ничего не ответила, медленно шла рядом с Григорием и думала, что кажется уже тысячу лет не бродила просто так по городу. Она оглядывалась на торговцев, сувениры, картины, приставленные к стенам домов, и через минуту уже забывала, что только что видела. Потом он поволок ее к одному из древних камней, коих здесь было несколько. Больше всего в Киеве он скучал по этим самым валунам – остаткам княжеских дворов на Старокиевской горе. Он глубоко втянул в себя ноябрьский воздух и как-то особенно легко произнес:

- А сегодня тепло!

То, что за этим последовало, выглядело занятно. Почти двухметровый «мелкий» благополучно уселся на камень и принялся расшнуровывать кроссовки.

Кира встала в сторонке и, посмеиваясь, наблюдала за его действиями.

За кроссовками, оставленными на земле, последовали носки. После чего Гриша стал на камень босыми ногами. На ступне красовался черный уроборос. Закрыл глаза и с абсолютно серьезным сосредоточенным видом что-то зашептал себе под нос. Кира взглянула на часы и засекла время – стало интересно узнать, сколько он собирается впадать в детство.

На все про все ушло минуты полторы. После этого он распахнул веки и жизнерадостно заявил:

- Я почему-то сюда вечно попадаю в холода уже. Но еще ни разу не заболел.

- Ты так об этом говоришь, будто это самая главная мечта.

- Неа. Самую главную мечту надо произнести вслух, стоя босиком на камне. Хочешь попробовать?

Она отрицательно махнула головой и усмехнулась:

- У меня еще прошлая не сбылась.

- Так и у меня не сбылась! Я просто повторяю для верности.

- А я пока подожду.

Гриша на мгновение задумался, потом кивнул:

- Вообще, права – еще, и правда, застудишься накануне свадьбы.

С этими словами он слез с камня и стал обуваться.

- В этом случае, - улыбнулась она, - тебе не пришлось бы слушать романсы, есть торт и таскаться по городу под чутким руководством фотохудожника.

- Спасибо тебе, добрая женщина, - Гриша разогнулся и подошел к ней. – Но я захвачу плеер и наушники. Торт покорно съем, а на коллективных фото буду ставить рожки Вовке.

- Ты вообще соображаешь, что сейчас сказал? – поинтересовалась Кира.

- Не особо. Что-то совсем-совсем ужасное? Или до красной линии есть шансы остановиться?

- Вот обижусь на тебя! – заявила она и деловито направилась к Пейзажной аллее. Гриша семенил следом. Помалкивать, судя по всему, было не в его правилах, и он продолжал преспокойно болтать: