Такая чрезвычайно пестрая картина была полной противоположностью национализму XIX века, и XIX не понял и не стремился правильно ее понять. Тогда и возникло представление об этой эпохе и об империи как о воплощении несбалансированности, раздробленности, разброда и хаоса. Тот, кто хочет попять, чем в действительности была Старая империя, должен полностью отрешиться от такого предвзятого представления. Принципом ее была не раздробленность, а многообразие. Многообразие не было кем-то рационально спланировано, оно было обусловлено исторически. В нем проявились остаточные черты и последствия более ранних исторических процессов, но ему были присущи также отдельные особенности, отражавшие действительные различия между городом и деревней, между условиями жизни в крупных и мелких территориальных образованиях, между феодальными владениями, существовавшими издавна и возникшими сравнительно недавно, между тем, что было самодостаточно в своем существовании, и тем, что являло собой фундамент государственности. Такое разнообразие больше соответствовало сложившейся структуре, чем единый ранжир, неизбежно навязываемый большим национальным государством. Таким образом, это было не единое и неделимое государство, но и по федерация с присущим ей четким разделением центральных и федеративных элементов. Скорее всего это было исторически возникшее подвижное многообразие ряда прочных опор, в центре которого находилась фигура императора. Такой была Священная Римская империя германской нации в новое время.

Реформа конца XV — начала XVI веков во времена правления Максимилиана I и Карла V привела в движение все сословия и субъекты империи. После этой реформы империя представляла собой хорошо организованную систему. Рейхстаг», в которых участвовали курфюрсты, князья, города, крупные и мелкие князья церкви — все субъекты империи, кроме рыцарей, были тем местом, где делалась большая политика, и эта политика не была такой уж неэффективной, как стало принято считать в более поздние времена. Следует, конечно, согласиться с тем, что этой политике не хватало динамизма современного государства. Империя была разделена на десять имперских округов, которые выполняли как функции органов, исполняющих имперские законы, так и функции региональных представительств субъектов империи данной местности. Эти институты играли немалую роль в экономической, а в некоторых аспектах и в социальной жизни регионов, хотя значение их в различных регионах было весьма неодинаковым. И собственно «Империи» — Франконии, Швабии, Рейнской области — роль их была весьма значительной, возникшие позднее ассоциации округов были ареной весьма активной политической деятельности. Рыцари, не представленные в рейхстаге, имели собственные региональные организации: рыцарские округа и кантоны. Существовала имперская судебная палата, работа которой часто была организована из рук вон плохо, и тяжбы в этом суде затягивались порою на десятилетия. Но она играла немалую роль в этой системе, символизируя собой единство правового пространства империи. Существовало немало других имперских институтов, работавших частью эффективно, частью же являвшихся застывшими реликвиями былых времен, как, например, съезд курфюрстов, съезд депутаций, съезд, имперских округов, имперская военная организация и пр. Империя зримо присутствовала и проявляла себя везде и повсюду: в Вене, столице и резиденции императора, во Франкфурте-на-Майне, где происходили выборы и коронация императора, в Аугсбурге и Регенсбурге, где собирался рейхстаг, в Шпейере и Вецларе, где заседала имперская судебная палата, в Ахене и Нюрнберге, где хранились символы власти императора. Дворец Хофбург в Вене, собор и старая ратуша во Франкфурте, ратуша в Регенсбурге, сотни императорских орлов на гербах и печатях — империя, воплощенная в этих символах, везде и всегда находилась перед глазами немцев. Бесспорно, эта организация была незавершенной и несовершенной, она навсегда осталась конгломератом старых и новых институтов, конгломератом, в котором уравновешивалась партикулярная и общегосударственная необходимость. И все же это была организация, ома жила и выжила, не лишив ни одну из своих составных частей нрава на существование.

В империи не было конституционного порядка, регулирующего законодательный процесс, практически отсутствовала бюрократически эффективная администрация и уж тем более не существовало властных структур, способных проводить законы в жизнь. Тем не менее в рамках империи удалось принять и повсеместно провести в жизнь такие фундаментальные законодательные акты, как уголовный кодекс Каролина в 1532 году, религиозный мир и имперское исполнительное уложение в 1555 году, Вестфальский мир в 1648 году. Правда, постоянные торги по поводу содержания имперской армии, а также связанных с этим сословных налогов и римских месяцев (первоначально сборы для финансирования похода на Рим), когда даже крупнейшие субъекты империи задерживали платежи или вовсе отказывались платить, производят впечатление полного хаоса, но тем не менее императоры получали вполне приличные суммы на ведение войн с Турцией. Хотя на протяжении веков императорам не удавалось «приумножить» империю, в чем, собственно, заключался их долг, и далее приходилось видеть то, как иностранные державы отрывали от нее все новые территории, все же имперская идея столь глубоко укоренилась в ментальности европейских соседей империи, что Испания, Дания и Швеция в свое время стали ее субъектами (Франция не сделала этого из-за Эльзаса, но и там серьезно рассматривалась возможность такого шага). В 1815 году, когда империя уже была разрушена, граница, установленная для Германского союза, в основном совпала с границей бывшей империи. И еще на протяжении долгого времени в дискуссиях об организаций будущей Германии фигурировали институты Старой империи, такие, как, например, имперские округа. Факт существования империи и ее институтов, похоже, произвел такое действие на умы, которое можно сравнить разве что с впечатлением, которое произвела на сознание варварских народов античная Римская империя — Imperium Romanian.

Римская империя античности являла собой порядок в пределах Ойкумены. Римско-германская империя, хотя и в меньших масштабах, упорядочила центральноевропейское пространство в новое время в соответствии с требованиями этого времени, которые принципиально отличались от требований античности или средневековья. Общим, однако, было то, что этот порядок в обоих случаях не был плодом рационально продуманного замысла, а возник в результате адаптации институтов, пришедших из прошлого, к потребностям времени. Стоит взглянуть на историческую карту. В пределах границ империи XVI–XVIII веков на западе находились Нидерланды, включая Бельгию, Люксембург, графство Бургундия (Франш-Конте) и Савойя. В 1648 году, в конце большой войны, когда Генеральные Штаты (Голландия) на севере и Швейцария, отвоевавшая у Габсбургов независимость, на юге окончательно вышли из состава империи, в ее составе еще долгое время оставались другие области. Около 1500 года на юге в состав империи входила почти вся Северная и Средняя Италия (кроме Венеции и Папской области), а права империи на Тоскану и Мантую играли важную политическую роль в XVI и XVII веках. На востоке австрийские области от Тироля до Краины (сегодня находящейся почти в центре Югославии) были окружены Штирией, Богемией и Моравией. В то же время такие северные области, как Восточная и Западная Пруссия, а также Шлезвиг, находились вне границ империи. Таким образом, империя занимала большую территорию с довольно странными границами, которые не были определены по этническому принципу. В эпоху национализма территория одной страны резко заканчивалась на границе, за которой начиналась другая страна, даже немецкие территории пытались четко демаркировать свои границы, в то время как в империи нового времени существовали скорее не границы, а переходные зоны, подобно тому, как в пределах самой империи существовали уплотнения и разрежения имперской системы. Даже Имперская метрика в окончательной редакции 1521 года оказалась не в состоянии исчерпывающе и безошибочно установить, что в точности принадлежало к империи и что к ней не принадлежало, а также являются ли перечисленные в ней среди прочих князья-епископы Камбре и Женевы или имперские города Базель и Безансон субъектами империи и считают ли они себя сами таковыми. Подобно тому, как различны были отношения субъектов империи с императором, так и но связанности с империей существовали значительные различия между близкими к имперскому центру территориальными образованиями, такими, как, например, имперские округа на Рейне и Дунае, имперские города и некоторые курфюршества, и удаленными от центра империи территориями, к которым можно отнести Нидерланды, Восточную Фрисландию, Голштинию, а также Триест и Истрию. Богемия и Морания, хоть и имели голос в коллегии курфюрстов, были так далеки от империи, что даже, подобие Швейцарии и Италии, не входили в систему имперских округов. И в коллегии курфюрстов Богемия вплоть до 1708 года не участвовала, за исключением лишь выборов императора. Такая структура и общее направление развития в новое время породили явную тенденцию к сведению границ империи, а точнее, границ тех областей, в которых реально действовала имперская система, к пределам территорий с немецкоязычным населением и тем самым к противопоставлению этих территорий остальной Европе, даже если номинальные границы империи простирались дальше. Подобное развитие привело к тому, что империя нового времени на протяжении столетий становилась все более «немецкой», Непемецкие области, как, например, Лотарингия, аннексировались или приобретали независимость. Б то же время немецкие области, даже если они в течение длительного времени управлялись из-за рубежа, как, например, Померания, попавшая под власть Швеции, не становились для империи чужими. Эта «германизация» империи была не национальным процессом и уж, во всяком случае, не плодом идеи национального государства, это была в первую очередь идея «общей родины», немецкого «имперского патриотизма» — термин, часто и охотно применявшийся в XVIII веке.