Возвышение Австрии не ослабило влияния императора на остальной территории империи, император не устранился от дел империи, и империя не выпала из его рук, вопреки чересчур негативной оценке последствий Вестфальского мира, бытовавшей долгое время. Наоборот, с ростом могущества австрийской династии росла и власть императора в Германии. Прежде всего Леопольд I, сын Фердинанда III, проводя искусную выжидательную политику, сумел до конца использовать все возможности, которые Вестфальский мир предоставлял императору. Этот император, пребывавший на престоле очень долго, стал символом возрождения Габсбургов и основателем венского барокко. Затем пришла пора войн с Францией за Эльзас и Пфальц, всколыхнувших немецкий патриотизм, войны с Турцией заставили князей вновь сплотиться вокруг императора. У Австрии, кроме Баварии, практически не осталось соперников — Саксония и Пфальц вернулись в католический лагерь, а медленное возвышение Бранденбурга лишь только начиналось. Действительно, эта империя могла сохранять силу и влияние лишь до тех пор, пока сильной и влиятельной оставалась Австрия. Любая попытка отделить императорский престол от Австрии не только натолкнулась бы на сильнейшее ее сопротивление, но и поставила бы под угрозу само существование императора как институции. Об империи и императорах того периода известно пока еще недостаточно для того, чтобы полным и исчерпывающим образом оценить их деятельность именно как глав империи — эпоха барокко принадлежит к наименее исследованным периодам истории империи. Тем не менее представляется правомерным вывод о том, что в это время, несмотря на устойчивое усиление власти и влияния императора (но не империи), методы его правления в пределах Германии носили в основном косвенный характер. Силовые, истинно имперские методы также не были полностью оставлены, примером чего является преследование и изгнание Иосифом I пособников Франции — курфюрста Баварии и Кельнского епископа — и перераспределение их владений в начальный период войны за Испанское наследство. Этот же император возобновил, казалось бы, давно забытый спор с папой из-за ленных прав на итальянские владения. Потеря испанского престола не помешала Карлу VI после заключения Утрехтского и Раштаттского мирных договоров в 1713 и 1714 годах достичь вершин императорского могущества и влияния в Германии. В этот период имперские земли простирались от Южной Италии до некогда испанских Нидерландов.

Как могло случиться, что лишь несколько десятилетий спустя, при Марии Терезии и Иосифе II, позиции императора оказались существенно ослабленными, престиж трона упал, и казалось, что империя парализована? Можно назвать немало причин: возвышение Пруссии и России, создававшее угрозу с востока, упадок Франции — союзника Вены начиная с 1756 года, увядание придворного барокко и приход эпохи Просвещения с настоятельным требованием политических реформ, невозможных в условиях германской империи, все более явное разложение имперской церкви, упадок вольных имперских городов и рыцарей, являвшихся основной опорой власти императора. Тем не менее важнейшей из этих причин было прерывание мужской линии династии Габсбургов после смерти Карла VI в 1740 году, ибо с этой династией и с Австрией самым тесным образом было связано существование институтов империи. Потрясения, перенесенные в результате этого Австрией, отрицательно сказались и на престиже императора — после войны за Австрийское наследство, в которой дочь Карла VI Мария Терезия смогла удержать свои позиции, императорский трон почти превратился в предмет торга между великими державами. Габсбургско-лотарингские наследники венского трона не могли отказаться от титула императора, но он стал как бы приложением, предназначенным для укрепления и возможного увеличения собственных «австрийских» владений, с этим титулом уже не связывалась цель поддержания порядка в Германии. Мария Терезия также официально носила императорский титул, хотя на самом деле была лишь правительницей Австрии, Богемии и Венгрии и отодвинула на второй план своего супруга-императора. Этот факт не вызвал особого удивления, и никто не счел это несправедливостью. Беспокойный и склонный к силовым решениям Иосиф II и его проекты раздела и обмена территорий (Баварии на Бельгию) привели в замешательство все сословия империи — начало возникать впечатление о том, что венский двор рассматривает теперь Германию не как империю, накладывающую на него определенные обязательства, а как подлежащую разделу территориальную массу, наподобие Польши, и что император потерял всякий интерес к империи. Казалось, что конец империи близок. К тому времени титул и институт императора уже не были уникальными: русский царь еще в 1721 году провозгласил себя императором, в Пруссии обдумывали планы создания Северо-Германской протестантской империи, и Фридрих Великий в последние годы своего правления фактически выполнял в Германии роль контримператора, хотя и не собирался присваивать себе этот титул, считая его пустышкой. Созданный Фридрихом в 1785 году Союз немецких князей символизировал тяжелый кризис империи, который показал, что Иосиф II хотел слишком многого добиться от имперской системы и загнал ее в политический тупик.

Однако время конца традиционной империи еще не наступило. Более того, после смерти Иосифа II и провала большинства его замыслов и в Вене, и в империи начался явный процесс реставрации. Это проявилось прежде всего в 1792 году, когда не чуждый романтики Франц II весьма усердно и вполне серьезно приступил к выполнению тех обязанностей, которые накладывала на него империя, что нашло наиболее яркое выражение в войне, которую революционная Франция объявила Австрии, и в особенности после того, как эта война была объявлена в 1793 году имперской. Император проигрывал одно сражение за другим, Пруссия вышла из войны и дистанцировалась от имперского сообщества, сама империя разваливалась под ударами Наполеона, но император и имперская идея переживали небывалое возрождение в духовном и эмоциональном плане, кульминационным пунктом которого стал призыв императора к восстанию в Германии — уникальный факт, задолго предвосхитивший эпоху освободительных войн. Акт сложения с себя Францем II имперской короны в 1806 году под давлением Наполеона не был естественной кончиной института империи, которую ожидали еще в 1790 году. Это был акт насилия под дулами пушек завоевателя. Австрийская империя, провозглашенная в 1804 году по чисто дипломатическим соображениям, стала, таким образом, легитимным представителем старой короны.

Эти события позволяют понять, почему после окончательного поражения Наполеона в 1815 году лишь немногие стремились к восстановлению Старой империи в традиционных формах, что уже и политически было невозможно. Тем не менее почти все предполагали, что император Франц вновь примет древний титул римско-германского императора и вновь вдохнет в него жизнь. Под влиянием Меттермиха император отказался от этого. Насколько разумным было такое решение — вопрос спорный, и этот спор относится к компетенции специалистов по государственному праву и историков. На самом же деле для немцев австрийский император, и прежде всего лично Франц, на протяжении еще долгого времени оставался попросту германским императором. В то время в положении императора под влиянием исторических событий появилась новая составляющая — средоточие политического консерватизма. Из этого не следует, что, скажем, Наполеон был однозначно революционным императором, как и Иосиф II сам по себе, безусловно, не был консерватором, но такова логика развития. Эта логика определилась десятилетиями борьбы против революций и диктатора, вознамерившегося завоевать весь мир, и она же, в свою очередь, определила консервативный характер императора Франца и его глубоко антиреволюционные убеждения. Это стало решающим моментом, который обусловил все дальнейшую деятельность императоров после конца Старой империи. Став символом консерватизма и потеряв все конституционные опоры в Германии, император смог сохранить некоторые традиции Старой империи и взять их с собой уже в новое время: принципиальную ориентацию германских земель на оборонительную политику, верность закону и праву и патриотическую идею общего отечества. Ценой этого стало про-грассирующее окостенение и растущее отчуждение от реальной жизни народа. Это был тот образ императора, который Грильпарцер вывел в роли Рудольфа фон Габсбурга в пьесе «Величие и падение короля Оттокара», персонажа, который на сцене произносит в лицо захватчику, чуждому права и традиций, такие слова: «Я поклялся моему великому и милостивому Господу, что на немецкой земле будут править справедливость и право, и так будет во веки веков!». Именно так понимал свою историческую роль император Франц, который на воротах венского дворца Хофбург приказал написать: «Justitia regnomm fundamеntum» («Справедливость — основа царств»).