«Я постоянно проигрывал […]. У Мюллера была определенная тактика; ему доставляло дьявольское удовольствие поддаться мне в начале партии так, что я чувствовал себя победителем и начинал играть неосмотрительно, и вдруг, неожиданно, поставить мне мат[64]». Даже позже, незадолго до падения Берлина, внешне казалось, что происходящие события не вывели его из равновесия. В то же время можно сказать о том, что его внешне кажущееся спокойствие в связи с развалом третьего рейха не отражало его настоящего расположения духа. Страстный курильщик, который не отказывался от алкоголя на общественных приемах и в других случаях, страдал расстройствами желудка на нервной почве[65].

Генрих Шумахер[66], секретарь Мюллера, вспоминает о частных встречах коллег по работе в доме шефа гестапо. «В течение всех военных лет у меня сохранялся контакт с моим начальником Мюллером. Бывало, что он брал меня с собой для игры в скат (карты). Я обращался к своему шефу, всегда называя его «господин Мюллер». Его личный друг однажды заговорил со мною по этому поводу и указал мне на то, что Мюллер любит, когда к нему обращаются по званию.

Впредь я стал называть его «группенфюрер»[67]. Было ли это щегольство Мюллера, или, что вероятнее всего, верность режиму, заложенная в воинском звании, заставившая шефа гестапо попросить своего ближайшего друга дать необходимые разъяснения секретарю?

В своей частной жизни Мюллер был довольно скромным человеком. Так, например, во время войны он не отказался от продовольственных карточек[68]. Публичные выступления напоказ и щегольство Германа Геринга были Мюллеру абсолютно чужды. Не было найдено никаких документов, свидетельствующих о его выступлениях перед общественностью. Как в «Новостях из рейха»[69], так и в «Сообщениях сопаде»[70] нет никаких материалов, касающихся личности Генриха Мюллера. Даже в бункере канцелярии рейха он носил незаметную гражданскую одежду.

Как любой немецкий гражданин, в соответствии с нюрнбергскими законами, Генрих Мюллер должен был доказать свое арийское происхождение. Письмом от 27 февраля 1936 г. его «арийский статус»[71] засвидетельствовало действующее в интересах СС учреждение, занимавшееся расовыми и миграционными вопросами. Предпосылкой для получения всех прав в «третьем рейхе» являлось безусловное доказательство арийского происхождения. Для членства в НСДАП и ее структурах необходимо было собрать полное доказательство своего происхождения, документально засвидетельствованное с 1800 г. Мюллеру удалось, пусть даже не совсем полно, документально подтвердить свою родословную, начиная с 1750 г.[72]

В политической оценке служащего Генриха Мюллера руководство НСДАП большое внимание уделяло его личным качествам: «Что касается черт характера Мюллера, они были оценены еще ниже, чем его политические качества. Он ведет себя бесцеремонно, расталкивая всех локтями, выставляет напоказ свое прилежание и нескромно украшает себя «чужими перьями»[73]. Бывший член СД Геттл писал о Мюллере: «Кто находился под подозрением, противостоял или мог противостоять, был для него противником, которого он преследовал со всей жестокостью и беспощадностью своего характера»[74].

Генрих Орб описал его как человека жестокого и имеющего садистские наклонности[75]. Почему же Генрих Мюллер успешно продвигался по служебной лестнице в гестапо? Тесная совместная работа СС и полиции привела к тому, что партия не могла оказывать влияния на выбор сотрудников. К тому же, руководству партии было трудно влиять на верхушку СС, на таких людей, как Гейдрих. Начальник гестапо, а позлее и РСХА, часто вступался за своего служащего Мюллера.

Ясно одно: Мюллер никого не преследовал из личной мести и не использовал власть в своих целях. Было бы неправильным охарактеризовать его как патологически жестокого человека. Оценка Геттла основывается, скорее всего, на его личной враждебности к Мюллеру. В то же время хитрость Мюллера заключалась в том, что он сам не пачкал рук в крови, а заказывал массовые убийства, сидя за письменным столом. Он действовал, конечно же, не из садистских мотивов, как это делали многие палачи в концентрационных лагерях; просто ему, как прагматику, было любое средство хорошо для достижения цели. Он чувствовал себя представителем государства, считавшим, что ему одному было дано право творить насилие и это насилие узаконивать. Его сотрудники вспоминают о нем как о корректном начальнике, который всегда был готов выслушать их. Его любовница Анна Ш. сохранила о нем память как о заботливом отце семейства[76].

Вальтер Шелленберг, бывший руководитель разведывательного управления в РСХА, создает такой портрет Генриха Мюллера в своих, не отличающихся особой достоверностью, мемуарах[77]. «Мюллер был сдержан и немногословен, имел типичный баварский акцент. Маленький, коренастый начальник криминальной полиции рейха, с угловатым черепом, с тонкими, сжатыми губами и холодными карими глазами, которые почти постоянно были наполовину прикрыты подергивающимися веками, вызывал у меня не только отвращение, но и делал меня неспокойным и нервным. Его большие руки с толстыми, узловатыми пальцами оставляли жутковатое впечатление. У нас никогда не доходило дело до доверительной беседы. Причиной, скорее всего, было то, что Мюллер еще не расстался со своей бывшей работой секретаря-криминалиста мюнхенского управления полиции и не был в состоянии найти слов для завязывания беседы.

— Откуда идете? Как работается? Гейдриху нравятся Ваши отчеты […] — Приблизительно в таком сухом стиле он со мной общался»[78]. Примерно такое же описание дал генерал Вальтер Дорнбергер, познакомившийся с шефом гестапо в связи с арестом сотрудников в Пенемюнде. Занятый разработкой «оружия ФАУ» специалист по ракетной технике заступился за арестованных по обвинению в саботаже коллег Брауна Риделя и Греттрупа. «Это был типичный представитель незаметных служащих управления криминальной полиции, без какой-либо остающейся в памяти изюминки. Я вспоминал позже только о паре серо-голубых глаз, которые постоянно на меня изучающе смотрели. Первыми впечатлениями было любопытство, холодность и внешняя сдержанность»[79]. Другие свидетели рассказывают о тщательности, с которой Мюллер изучал своих противников, а также о его сдержанности, если он беседовал с человеком, занимающим более высокое положение. Мюллер относился к Дорнбергеру даже с определенным уважением. Все-таки ответственный за «чудо-оружие» специалист выполнял важное военное задание. Во время войны национал-социалистское государство не могло отказаться от таких специалистов. Шеф гестапо намекнул, однако, Дорнбергеру, что по окончании войны против него будет начато расследование в связи с саботажем[80].

Многолетний сотрудник и друг Мюллера Франц Йозеф Губер характеризует шефа гестапо следующим образом: «Стремление к власти было его главным качеством. Он никого не допускал в свое правление. Он не был способен на истинную дружбу и делал слишком большой акцент на своем «я». Он никогда не был национал-социалистом. […] Он был человеком, стремившимся к власти и в этом стремлении не искавшим ни у кого поддержки. […] Он никого не боялся, даже Гейдриха»[81]. Создается впечатление, что друг Мюллера относился к нему противоречиво. Любовница Мюллера Анна Ш. рассказала, что Губер и шеф гестапо были хорошими друзьями[82]. Однако, давая характеристику Мюллеру, Губер выставляет на первый план исключительно негативные черты. Разумно предположить, что этим Губер пытался уменьшить собственную вину, переложить всю ответственность на считавшегося умершим шефа гестапо.