Хотелось бы выразить особую признательность:
– Андрею Караулову, предоставившему доступ к архивам своей телевизионной программы «Момент истины», включая не вышедшие в эфир материалы;
– ведущему программы НТВ «Главный герой» Антону Хрекову, передавшего мне исходники снятой с показа передачи, посвященной Роману Абрамовичу;
– телеведущему Владимиру Соловьеву, много помогавшему мне практическими советами;
– обозревателю газеты «Спорт-Экспресс» Игорю Рабинеру, специально написавшему одну из глав этой книги;
– бывшим первым экс-заместителям гендиректора «ЛогоВАЗа» Владимиру Темнянскому и Самату Жабоеву, чье расположение и участие помогло мне переосмыслить многие исторические события;
– бывшему гендиректору Издательского Дома «Новые известия», а ныне скромному госслужащему Олегу Митволю, ставшему моим проводником в лабиринтах империи Березовского;
– первому заместителю главного редактора газеты «Московский комсомолец» Петру Спектору, все эти годы остающемуся для меня непререкаемым авторитетом в вопросах творчества.
К сожалению, я лишен возможности очно поблагодарить и многих других людей, немало сделавших для появления этой книги. Кто-то из них продолжает еще оставаться рядом с моими героями, имена других и вовсе не следует называть по причинам конспирации. Надеюсь, что читательское признание станет лучшей для них наградой.
Москва, август 2007 г.
Глава 1
Он же – агент «Московский»…
…А ведь скажи тогда кто-то, в былинные уже 1950-е, что этот щуплый и шустрый еврейчик с вечно не закрывающимся ртом станет некоронованным властителем России, будет избирать вождей (о президентах в те годы слыхом не слыхивали), формировать правительства и открывать ногой тугие кремлевские двери, никто бы это даже за удачную шутку и не посчитал. Еще, может, и побили бы его – для острастки.
Кем угодно можно было представить школьника Борю Березовского в будущем; ученым, инженером, товароведом; начальником какого-нибудь ОРСа или овощебазы, наконец, но властителем огромной страны? Бред какой-то! Паранойя! Да его и председателем сельсовета никто б не поставил, чего ж там говорить про державу.
Он и сам, верно, даже в самых дерзких своих фантазиях, ни о чем подобном и мечтать не смел. И дело здесь не столько в государственном антисемитизме, сколько совсем в другом: в отсутствии у нашего героя тех неуловимых, но необходимых черт, которые с детства отличают будущих начальников и персон разряда VIP от прочего люда, всевозможной массовки.
Если мальчик Боря Ельцин, к примеру, уже с младых ногтей отличался задатками лидера и непререкаемым авторитетом среди одноклассников (о мальчике Вове Путине – и говорить не приходится), то Березовский – точно в песне: каким был, таким и остался.
Вечно суетлив, говорлив, невнятен. («Ужас, все время болтал, – бесхитростно вспоминала его мать. – Уже не знали, на какую парту его посадить, он все равно найдет кого-то и будет все время разговаривать»).
В нем не было ни грамма значительности. Одноклассники относились к Березовскому насмешливо. Одноклассницы – что гораздо важнее – и вовсе не замечали в упор.
Именно те, сформировавшиеся у нашего героя детские и юношеские комплексы, и определили всю его будущность: он до сих пор точно пытается расквитаться со всем миром за былые мальчишеские обиды; доказать окружающим – и самому себе в первую очередь – сколь преступно недооценены были его таланты и достоинства.
Воистину, детские комплексы – самый мощный движитель уязвленного самолюбия…
Борис Березовский родился в первый послевоенный год в интеллигентной еврейской семье со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Бытует версия, что отец его был то ли раввином, то ли крупным деятелем московской еврейской общины. (В запуске этого слуха Березовский винит, само собой, ненавистную «гэбуху».)
На самом деле никакого отношения к культу Абрам Маркович Березовский, купеческий сын из Томска, не имел. По профессии он был инженером-строителем; всю жизнь колесил по стране, возводя всевозможные объекты и комбинаты, пока не осел наконец в Москве. Здесь, в самый разгар войны, в 1943 году, он и познакомился с будущей матерью нашего героя Анной Гельман, 19-летней студенткой мединститута, такой же, как и он, провинциалкой, приехавшей из Самары покорять столицу.
Трудно сказать, чего здесь было больше – горячности любви или трезвости расчета; все-таки довольно большая пропасть лежала между ними – разница в двенадцать лет.
Она была милая и трогательная. Он – солидный и надежный: за таким, как за каменной стеной. Да и с женихами было в ту пору туговато: гремела война, и даже безрукие инвалиды среди барышень шли нарасхват…
Забегая вперед, скажу, что Абрам Березовский сделал по тем временам неплохую карьеру: попеременно работал главным инженером на подмосковных заводах (Одинцовском кирпичном, Бутовском газосиликатном, Мытищинском керамическом) и даже удостоился премии Сов-мина СССР в области строительства. А вот молодая жена его – как раз наоборот – служебным честолюбием не страдала.
К моменту рождения сына она училась на третьем курсе мединститута и из академического отпуска назад уже не вернулась; клятве Гиппократа Анна Березовская предпочла скромный удел домохозяйки.
Все в этой семье было отныне подчинено интересам долгожданного наследника. Лишь по прошествии десяти с лишним лет, когда Борис стал уже относительно взрослым, мать его устроилась-таки на службу: лаборанткой в Институт педиатрии Академии наук, в лабораторию микробиологии и иммунологии. И работа не пыльная, и от дома рукой подать: так что времени на любимого сына оставалось все равно с лихвой.
«Она боготворила сына, полностью жила его жизнью, – вспоминает ее сослуживица Алла Раствелина. – Есть такие фанатичные мамы, которые с первых дней жизни чада всю свою жизнь дарят ему. Она даже второго ребенка не захотела только потому, что не представляла себе ситуации, когда придется делить свою любовь к Борюсе с кем-то еще. Борюня для Анны Александровны был светом в оконце, абсолютным „всем“ в ее жизни».
В едва ли не единственном интервью, данном Анной Березовской за свою долгую жизнь (оно было приурочено к 60-летнему юбилею сына), мать олигарха вспоминает один весьма показательный эпизод. После того, как обнаружилось, что Борис скрыл от нее четыре или пять полученных двоек, Анна Александровна решила проявить строгость и выпороть нерадивого ученика.
«Он лег. И я его так, знаешь… рукой шлепнула. В общем, и потом мы оба… Нет, не помню, не буду говорить, плакал ли он, но я плакала».
Вот в такой атмосфере всепоглощающей любви и поклонения и рос мальчик Боря.
Жили Березовские достаточно скромно: не нищенствовали, конечно, но особо и не шиковали. Если в доме появлялись лишние деньги, то даже и вопроса не возникало, куда их потратить: конечно на Борю.
(Цитата из того же материнского интервью:
«Помню, один раз муж получил премию… и сказал: „Поезжай, купи себе хоть платьице“. Я приехала и увидела детские колготки и шапочки. И купила их на все эти деньги. А себе, помню, купила только клипсики. И такая счастливая ехала домой!»)
Хотя, как учил Эйнштейн, все – относительно. В сравнении с большинством советских семей Березовские существовали вполне сносно (достаточно сказать, что отцов у большинства его сверстников просто не было). Глава семейства получал неплохую зарплату, позволяющую его жене не работать. На почетном месте в 11-метровой комнате стоял, прикрытый салфеткой, телевизор – роскошь по тем временам неслыханная; примерно то же, как сегодня машина «Бентли».
Но стоило Борису пойти в школу, как его мгновенно постигло жестокое разочарование. Оказалось, что все их благополучие – лишь жалкая пародия на подлинную роскошь.
Наряду с обычными детьми в школе № 413 Ждановского РОНО (кстати, она сохранилась и по сей день) учились представители столичной элиты.