Отчего он казался таким печальным, Линдсей не знала. Гибб почти не рассказывал ей о своем прошлом, да она, признаться, и не спрашивала. Она была еще очень молода, и ее не интересовало ничего за пределами той жизни, которая непосредственно ее окружала. Поглощенная желанием заставить его влюбиться, Линдсей не сомневалась, что их совместная жизнь будет идеальной. Она не сомневалась, что далекое и туманное прошлое не сможет омрачить их блаженства в настоящем. У них было практически все — страстная любовь, свой дом, даже обеспеченное будущее, потому что Бен Арментраут, несомненно, всегда помогал бы им.

Для полного счастья Линдсей не хватало лишь ребенка. Но Гибб и слышать не хотел об этом. Он даже не желал объяснять причины — просто объявил ей, что не любит детей и не намерен ими обзаводиться. Когда Линдсей начала обвинять его в эгоизме, он промолчал, и с этого дня начались их раздоры.

Но прекращение разговоров о ребенке, которого Линдсей так хотелось, не значило, что она отказалась от этой мысли. Она стала тайно вынашивать свое намерение в сердце, и оно начало расти и крепнуть. Ссоры тем временем продолжались, и с каждым новым скандалом опора их брака подтачивалась, пока наконец Линдсей не поняла, что отступать некуда и пора раскрыть карты.

После того как они с Гиббом расстались, Линдсей совершила несколько очень глупых поступков, которыми отнюдь не могла гордиться. И в колледж тоже не смогла вернуться, потому что, когда для этого подошло время, у нее уже был Бип…

— Пора спать, — сказала она.

— Ну мам… — привычно протянул Бип, но тут же припарковал свою машину под кофейным столиком и потопал к себе.

Конечно, ее ребенок не идеальный: Бип обладал таким же упрямым и своевольным нравом, как когда-то и его мать. Он не всегда выполнял свои обязанности по дому, спорил, если ему что-то запрещали, а иногда слишком громко хохотал.

Но он был славным мальчуганом. Она так хотела его, что готова была пожертвовать всем. И когда ей, все еще измученной после родов, впервые дали его в руки, Линдсей сразу поняла, что никогда в жизни не предаст это маленькое создание, обязанное ей жизнью.

Бип уже лежал в постели, с котом в ногах. Войдя, Линдсей заметила, что он поспешно спрятал что-то под подушку. Наклонившись, чтобы поцеловать его, Линдсей достала из-под подушки книжку комиксов и фонарик и перевела взгляд с контрабанды на Бипа, пристально смотревшего на мать, как бы решая, какое объяснение может ее смягчить.

— По-моему, мы уже говорили про чтение в постели, Бип, — ласково сказала она. — А что касается выбора… — Она посмотрела на блестящую обложку и поморщилась. — Ты же знаешь, какого я мнения о насилии, где бы оно ни было показано — в мультфильмах или в комиксах.

— Но это же «Гроза преступников», мам. Это про хороших людей.

— Вот что я тебе скажу, — вздохнула Линдсей. — Я заберу это с собой и почитаю сама, и, если найду книжку подходящей для тебя, завтра ты получишь ее обратно.

Бип тоже вздохнул.

— Только не выкидывай, ладно? Она удивилась:

— Похоже, ты заранее знаешь, что мне не понравится!

— Я же не идиот, мама. Но книжка не моя, а Джоша.

— В таком случае я верну ее его матери, — треснувшим голосом сказала Линдсей. Подоткнув Бипу одеяло, она еще раз поцеловала его в лоб. — Спокойной ночи, мой хороший. Оставить тебе Спатса или забрать?

— Оставь, — зевнул Бип.

Выключив свет, Линдсей вышла.

Это было самое одинокое и печальное время суток. В квартире наступила тишина, только иногда раздавался легкий треск, как всегда бывает в старых зданиях. На площади было темно, и только лунные отсветы блестели в стеклах окон и на стрелках часов на башне.

На той стороне площади, в квартире Оливеров, окна были ярко освещены, и Линдсей увидела человеческую фигуру, склонившуюся над столом.

Гибб работает допоздна, подумала она. И неудивительно: он сказал, что хочет поскорее разделаться с работой, чтобы наконец стряхнуть пыль элмвудских улиц со своих ног раз и навсегда.

Что ж, она тоже ждет этого с нетерпением. В тот день, когда Гибб уедет, она будет танцевать от радости.

Проблемы на фабрике Арментраута разрешить оказалось не так-то просто, и трудные вопросы, с которыми надо было разобраться в первую очередь, занимали практически все время Гибба. Во вторник после обеда он ушел с работы пораньше, чтобы сделать несколько конфиденциальных телефонных звонков. Гибб не хотел вселять в Бена Арментраута надежду прежде, чем будет сам твердо уверен в успехе. Позвонив всем, кому было надо, он решил немного поваляться на диване, обдумывая будущее фабрики Бена. Тишина квартиры гораздо лучше способствовала этому, чем суета и шум на работе.

Однако вместо того он внезапно поймал себя на мыслях о Линдсей. Конечно, это чистейшая игра воображения, но ему казалось, что ее запах до сих пор сохранился здесь. Конечно, было бы безумием воскрешать воспоминания о страсти, некогда соединявшей их. Лучше уж подумать о том, что в конце концов разлучило их.

Нет, он не имеет права думать о прежней Линдсей, воспламенявшей ему кровь одним прикосновением. В этом огне сгорали все доводы его рассудка.

Сексуальное влечение, вспыхнувшее между ними, как бы сильно оно ни было, все же оказалось не способно девять лет назад преодолеть противоречия, возникшие в их совместной жизни. И хотя Гибб не мог отрицать, что и теперь продолжает испытывать к ней то же влечение, не стоило забывать, что между физическим желанием и чувствами, на которых зиждется брак, лежит непреодолимая — особенно в их случае — пропасть.

Раздался звонок в дверь. В первое мгновение Гибб даже не понял, что это такое, — так далеко он унесся в своих мыслях.

Гибб решил не открывать дверь. Если он понадобился кому-то с фабрики или из «Триангл», могли бы просто позвонить по телефону. Но через пару минут звонок зазвенел снова, на этот раз более настойчиво. Гибб процедил сквозь зубы ругательство и пошел к двери. Если это какой-нибудь торговец или сосед, он быстро отошлет его куда подальше. Неужели люди не понимают, что если человек дома, то это еще не значит, что у него полно свободного времени?

У двери стоял сын Линдсей. Его золотистые волосы почти полностью были скрыты под огромной бейсболкой с козырьком, повернутым назад. Мальчик жизнерадостно улыбался.

— Привет, Гибб. Я видел, как ты приехал домой.

Так вот о чем Линдсей пыталась предупредить его в воскресенье, сообразил Гибб. Из-за этой дурацкой истории с воздушным змеем ребенок зачислил Гибба в свои лучшие друзья.

Что ж, философски сказал себе Гибб, сам виноват. Вот что значит нарушить мудрое и старое правило — не иметь никаких дел с детьми. Вот тебе результат — получай юного Бенджамена Гарднера, с сияющей улыбкой стоящего у дверей.

Хотя улыбка немного погасла, отметил Гибб. Мальчик явно был неглупым и сразу почувствовал, что его появление нежелательно. Но это и к лучшему — так его задача становится гораздо проще. Теперь остается мрачно заявить, что сейчас неподходящее время для визитов, и на этом все закончится.

Но Гибб так и не смог ничего сказать: в широко поставленных карих глазах он увидел боль и неуверенность. Бип не только почувствовал недовольство взрослого человека, но и решил, что сам виноват в этом.

Пожалуйста, не позволяй ему рассчитывать на тебя, просила его Линдсей. Но было, похоже, уже поздно. Так что теперь следовало постараться как можно мягче свести все на нет.

Гибб произнес:

— И ты решил прийти, чтобы меня развлечь? Спасибо за заботу, но… Бип покачал головой:

— Нет. Я только хотел спросить тебя. Это ненадолго, но зайти в другой раз я не могу, понимаешь?

— Потому что не хочешь, чтобы твоя мама узнала, что ты был у меня, — заключил Гибб.

— Это секрет. Сейчас мама меня не хватится, потому что у нас в школе должна быть футбольная тренировка, но тренер заболел. Так что я пришел домой раньше и увидел твою машину. Можно я зайду?