Антон Вуаль исчез в День всех святых.

Тремя днями раньше он прочитал в вечерней газете сообщение, сильно его встревожившее.

Некий индивидуум, злого могущества которого боялись настолько, что даже не называли его имени, проник ночью в здание Муниципального Комиссариата и похитил досье с документами огромной важности: в них содержались сведения, компрометирующие трех высокопоставленных полицейских чинов, заправлявших делами в Доме Пулага.[82] Чтобы избежать скандала, нужно было как можно скорее вернуть досье на место: дерзкий похититель знал, кому их можно предложить. Но хотя полицейские, убежденные в том, что он спрятал компромат у себя дома, перерыли там все по меньшей мере раз двадцать, отыскать документы так и не удалось.

Играя ва-банк, комиссар полиции Ромен Дидо[83] в сопровождении своего любимого аджюдана Гарамона[84] встретился с Дюпеном, известным своим непревзойденным чутьем.

– Дело обстоит так, – сказал комиссар, – что мы ни в коем случае не можем упустить эти документы; если бы речь шла об обычных бумагах, то это причинило бы нам минимальный вред. Но в данном случае мы имеем дело со шмелем слишком значительным…

– Со шмелем? – удивился Дюпен, не знавший этого слова в том значении, в котором употребил его Дидо.

– Простите за жаргон, – улыбнулся Дидо, – скажем так: нам кажется, что речь идет о пропаже бумаг, жизненно важных для нас. Эта кража уничтожает, делает тщетной, теряющей смысл всякую организационную работу – она ослабляет нашу дееспособность по меньшей мере в пять раз!

– Следовательно, вы перерыли все в доме прохиндея раз двадцать? – снова задал вопрос Дюпен.

– Да, – ответил Дидо, – но впустую. Искали, однако, и в других местах.

– Вот что мне совершенно ясно, – сказал Дюпен. – Ты все перерыл, прощупал стены и потолки, но совершенно без толку, потому что у тебя есть глаза, но ты ничего не видишь. Неужели ты не понял, старый пень, что твой парень сделал ход куда более интересный, а именно: он не спрятал добычу в какое-нибудь укромное место, а обработал ее соответствующим образом – так, что досье стало неузнаваемым, а затем положил этот самый компромат на самом видном месте,[85] ты прикасался к нему раз десять, не меньше, и не знал, и не думал, и не хотел подумать, что держишь в руках не какую-нибудь дребедень, а как раз то, что тебе нужно!

– Ну не было ничего такого! – едва ли не простонал Дидо.

– Ну конечно! – съязвил Дюпен.

Он надел свой макинтош, взял зонт и вышел со словами:

– Я иду туда. Через пару минут ты получишь свой папирус.

Но хотя он и не ошибался, по меньшей мере, в своем предположении, однако на этот раз все-таки промахнулся.

– Прежде мне хотя бы везло, – прошептал он, вернувшись.

Затем, чтобы утешиться, занялся, предоставив полицейским возможность самим решать их проблемы, орангутаном, совершившим три убийства.[86]

Если Дюпен не разгадал загадку, хотя и понял инстинктивно все от «а» до «я», то я не получу отпущения грехов, записал Антон Вуаль в своем Дневнике.

Он оставил друзьям записку. Вот ее содержание:

«Я так хотел бы выспаться всласть. Это была моя мечта: хорошенько отоспаться. Но он исчез! Кто? Что? Поди узнай! Это исчезло. Я в свою очередь пойду сегодня навстречу смерти, к большому белому забытью, к небытию. Простите. Я только хотел узнать. Недуг измучил меня. Мой голос стал подобен криворотому шептанию. О моя смерть, будь расплатой за то исступление, что жило во мне. Антон Вуаль».

Имелся и постскриптум, совершенно сногсшибательный, который показывал, что Антон Вуаль был уже не в своем уме:

«Несем десять порций хорошего виски грубияну-адвокату, курившему в зоопарке».

В заключение был еще росчерк – три горизонтальные черты (одна из них казалась более короткой), перечеркнутые какой-то пачкотней.

Покончил ли он с собой? Нажал ли на курок? Вскрыл ли бритвой вены в горячей ванне? Проглотил ли пузырек с ядом? Бросил ли свой автомобиль в бездонную дыру, что бесконечно кружится вихрем до вечера Великого Дня, до дня Великого Вечера? Открыл ли газовый кран? Сделал ли харакири? Сжег ли себя напалмом? Спрыгнул ли с высокого моста в поглотившую его черную пучину?

Никто так и не узнал, выбрал ли он сам себе конец, познал ли он смерть.

Но когда три дня спустя один его друг, встревоженный несообразной запиской Антона, явился к нему, чтобы предложить свою помощь, то никого на вилле не нашел. Машина стояла в гараже. Вся одежда была на месте в стенном шкафу. Все сумки – также. Не было ни следа крови.

Но Антон Вуаль исчез.