- Еще деньгами добавлю, - полезла в карман Мурашиха. - Сколько?

- Нужны мне эти слезы жен и матерей!

Никакие уговоры не действовали. Отказывалась гадалка применить магические чары для поиска кота.

Тогда Мурашиха грохнулась на коленки перед гадалкой.

- Помоги! - взмолилась дурным голосом. - Не откажи! Где он? Не могу жить без Русланчика!

- Ладно комедию ломать! - убавила категоричность в тоне гадалка. Она даже подрастерялась от коленопреклонной Мурашихи.

- Погадаешь? - с надеждой спросила Мурашиха.

- И без гадания тебе каждый скажет, кто задние окорочка съел, кто передние.

- Какие окорочка? - поднялась с колен Мурашиха в нехорошем предчувствии.

- Не куриные же. Русланчика твоего.

И поведала леденящую душу историю. Ленька Васьков, через дом от Мурашихи живущий, неделю назад из отсидки вернулся, где с голодухи пристрастился кошками и собаками пополнять скудость лагерного рациона. Дома у старушки-матери тоже не больно мясом разживешься. А тут кот упитанный шастает. Ленька и подсуетился: иди сюда на закусь. Под Мурашихину самогонку и зажевал с дружками.

- Ой, сволочь! - сжала кулаки Мурашиха. - Убить мало!

Но поначалу решила предать останки любимца земле. Поспешила за ними к Леньке.

- О! - воскликнул Ленька. - А я к тебе навострился. В долг дашь?

- Только верни шкурку Руслана.

- Ты че, мать, гонишь? Я че - лох конкретный, вещественное доказательство оставлять. Сжег.

- Ирод! - заругалась Мурашиха. - Я на тебя управу найду!

И побежала к участковому.

Который тоже временами заходил к Мурашихе за самогонкой. На халяву, конечно, брал.

- Петя, призови к ответу живодера. Разве нет закона извергов карать?! Должны вещественные следы остаться от убийства. Прижми Ленькиных корешков, ты умеешь.

- Прижать я, Антонина Евдокимовна, могу любого до мокроты в штанах. Да ведь Ленька не дурак, в ответ телегу накатает, что шинок держишь. Тут и прижимать никого не след, свидетели враз против твоего аппарата сыщутся. Поди знаешь, как бабы тебя любят. И мужики недовольны. Разбавленную можешь пьяному подсунуть.

- Наговоры! - возмутилась Мурашиха.

И пошла восвояси.

Хотелось мстить, мстить и еще раз мстить.

Заделать и продать Леньке с ацетоном самогонку. Или со слабительным, чтоб на дерьмо изошел. Или яду медленнодействующего подсыпать...

Ну, уж в долг-то никогда Ленька не получит. Пусть хоть сдохнет с похмелья...

И, проходя мимо Ленькиного дома, плюнула в сторону ворот.

ПЕСТУН

Провальный стоял в отношении груздей, рыжиков и других трофеев год. На редкость никчемный. Все лето сушь. Дождей раз два и обчелся. И грибов в таком же разрезе. Маслята в июне промелькнули, да по закону подлости в ту пору Витя Сунайкин в больнице прохлаждался - язва обострилась.

А в октябре юбилей, ни много ни мало - сорок исполнится. Сестра, единственная и неповторимая Алка, грозилась из Нью-Йорка приехать. Четыре года не виделись. Гостью бы дорогую настоящей сибирской закуской попотчевать, а сырья днем с огнем не сыскать. Алка страсть как грибы Витиного приготовления уважала.

- Таких маринованных, как у тебя, нигде не едала! - всегда хвалила.

- Мама вкуснее делала, - умалял личные достоинства Витя.

- То мама...

За один присест Алка могла литровую банку навернуть.

В такой год удивить сестру и остальных гостей грибами - вдвойне отрада.

Мариновал Витя сам. Жена кулинар была из серии - лишь бы отвязаться. Вот мама, та с любовью у плиты стояла. Десять раз спросит:

- Что, сынуля, приготовить?

Потом любуется, как сын уплетает, и ждет похвальной реакции.

Витя, вредина, молчит.

- Есть можно? - не выдержит мама.

- Можно, - буркнет "сынуля".

Витина жена кормила по принципу: брюхо не зеркало, чем набил - то и ладно. Витя не обижался. После свадьбы как-то быстро смирился с не зеркальным брюхом.

Только в отношении грибов остался на незыблимых позициях. Здесь извини-подвинься - чем ни попадя набивать не станет. Собственноручно солил, мариновал, сушил. Технология Витей была продумана до запятой: баночки, крышечки, веточки, листочки, специи...

И на тебе - в юбилейный год дикий неурожай.

Витя нет-нет сядет на мотоцикл, смотается в заветные места. И в который раз ни груздей, ни подберезовиков, ни лисичек. Возвышенности оббежит, низинки прошерстит. От силы один-два заморыша попадутся.

А как хотелось Алку-американку побаловать.

Она была на девять лет старше Вити. После школы сразу завеялась в город. Вышла замуж за Борю Колмакова - Борюсика. И билась как рыба об лед лет двадцать. Борюсик попался из тех, что руки золотые, а горло дырявое. Первый заточник инструмента на военном заводе.

"Ни одна падла в городе лучше меня резец не заточит, - хвалился Вите за бутылкой. - Спорим? Я все конкурсы профмастерства выигрывал одной левой! Министр однажды диплом вручал!"

Когда сокращения пошли на заводе, Борюсика первого попросили на выход, несмотря на рукопожатие министра. Поддавал крепко.

Дочь Валентина по обретению половой зрелости не стала откладывать в долгий ящик ее реализацию, выскочила замуж. Квартира двухкомнатная. Тут Борюсик через день да каждый день ни тятю ни маму, здесь молодожены. Алка нацелилась отделить их от собственной семейной ошибки. Пошла зарабатывать квартиру на конвейер по сборке стиральных машин. На зятя надежды никакой. Достался из породы, кто не разгонится работать. Скакал с одного места на другое, как блоха на гребешке.

Алка стиралки собирает, полы в подъезде моет, тапочки на продажу шьет с мечтой о лучшей для любимой дочи доле.

Но наступили грустные времена в промышленности, конвейер колом встал, как и Алкины планы о независимости от Борюсика.

Зато в торговле веселая пора нагрянула. Торгуй всяк, кому не лень. Алка бросилась на обретший свободу из социалистических застенков рынок зарабатывать на жилье. Моталась в Польшу, Турцию, Китай.

Чего только не случалось в челночном бизнесе. Однажды полвагона сумок с подругой привезли. А поезд опоздал, стоянку вполовину сократили. Один народ валом из вагона прет, другой толпой в него лезет. Не дают разгрузку вести. Подруга в толчее швыряет из тамбура сумки, Алка на перроне ловит. Поезд ждать не стал, тронулся нагонять график. "Быстрей! Быстрей!" - Алка паникует. Подруга вся в мыле, но успела сумки сбросить. Счастливая спрыгнула на ходу. На перроне счастье закончилось. Алка всего с двумя сумками, что в руках, стоит. Остальные испарились в суматохе вокзальной.