Мигулько с Гайворонским переглянулись.

— Я же говорил, что родственники на контакт не идут, — вздохнул Мигулько. — Шут его знает, кто к ним приходил.

— Ну что? Пока я вижу три версии, — подытожил Синцов. — Кроме шуток, конечно. Всех этих дам похитили сатанисты — раз. Все эти дамы добровольно примкнули к сатанистам и ушли из дома…

— Смысл? — перебил его Лешка Горчаков.

— Да кто его знает. Чтобы понять, в чем смысл, надо понять, кто такие сатанисты. Я пока не понял. Что-то нам святой отец такое путаное объяснял, но мне кажется, он сам это плохо представляет. Да, Маша?

Да, у меня наш новый знакомец, священник, вызывал странные чувства. Что-то было в нем фальшивое, только я даже себе затруднялась объяснить, что именно. Мало того, что он чуть ли не с симпатией говорил про сатанистов, меня смущали его прямо-таки вожделеющие взгляды, которые он бросал на Библию, по его же словам, оскверненную. Зачем он предлагал ее сжечь? А эта мелодекламация каббалистических гимнов? Но я пока промолчала. Надо действительно разобраться с этими сатанистами.

— И три: родственники этих дам сами при делах, они и сотворили с потерпевшими что-нибудь, — продолжал Синцов. — Если они сатанисты, то, например, в жертву принесли.

— Сильно, — вздохнул Мигулько.

Он заметно погрустнел, и мы все понимали, почему. Чтобы все эти версии проверить, надо было все бросать и только на это и работать, не покладая рук, целой бригадой. А какие-либо правовые основания работать отсутствовали. Дел-то ведь уголовных не было. И заявлений об исчезновении женщин не было. И никто не хотел их писать. И мы не располагали достоверными сведениями о том, что все они стали жертвами какого-то преступления. Так что дел нет, и никто их сейчас не возбудит. Остается что? Работать на добровольных началах. Но это роскошь, которую мои друзья не Могут себе позволить, даже из хорошего отношения ко мне. Не говоря уже о том, что это будет просто незаконно.

— Блин, Мигулько, надо хоть психа этого взять в оборот, — вскинулся Горчаков. — Тебя что, учить надо, что делать? — не дал он Косте возразить. — Прими сообщенку какую-нибудь про то, что Иванов причастен к разбою.

— Лучше к убийству, — тихо вставил Гайворонский.

— Вот именно. И ищи его, и работай с ним.

— Спасибо, что научили, люди добрые, — кисло промолвил Мигулько.

И расходились они с такими же кислыми лицами. Меня подмывало поклониться им в пояс и сказать, что не надо мне таких жертв — принимать левые сообщенки, рисковать, проводя незаконные оперативные мероприятия, тратить время на благотворительность, когда реальных дел невпроворот.

Но я не сказала. Потому что хотела таких жертв. Мне страшно было оставаться один на один с маньяком, за которым стояла какая-то сатанистская организация. Государство не могло меня защитить; вернее, не хотело, не до меня ему было; оставалось надеяться на друзей.