— Звоните. Но я тоже могу позвонить. И скажу, что мешаете работать. Все?

Тубасов, почувствовав шорох за спиной, беспомощно оглянулся, и мне стало даже жалко его. Из-под фуражки, криво напяленной на голову, текли капли пота. Смахнув пот, он встретился со мной глазами, быстро отвел их, еле слышно выругался, прихлопнул дверь кабинета и направился прочь.

Когда грузные шаги его затихли внизу, из кабинета высунулся Синцов. Увидев меня с Лешкой, он подмигнул нам, приложил к губам палец и снова скрылся в кабинете. Откуда-то возник онер Гайворонский, взял нас с Лешкой под руки и потащил вниз, в дежурку.

— Тубасов там? — поинтересовался Лешка, но Гайворонский хмыкнул, — Нет, конечно. Побежал вашему жаловаться. Это надолго, так что мы можем чайку попить. А тебе, Машка, я бы водки налил.

— Я не пью водку, — отмахнулась я.

— Ну, вина.

Костя уже метнулся в лабаз, сейчас позвоню ему, чтобы прихватил винища.

Вообще-то я и сама почувствовала, что не вредно бы выпить. Может, хоть это меня успокоит. Мы втроем устроились в закутке дежурной части, где по очереди отдыхали милиционеры из дежурной смены, если таковая возможность представлялась. Закуток был без окна, и обстановка там была небогатая: узкая продавленная кушетка да шаткий столик, украденный из летнего общепита еще в советское время, четыре алюминиевые ножки и щербатая пластиковая столешница. На кушетке, — видимо, в качестве предмета интерьера, — лежал начатый рулон розовой туалетной бумаги, Гайворонский красиво расставил на столе одноразовые стаканчики и свернул из обрывков туалетной бумаги розочки с целью придания изысканности сервировке, потом вспомнил, что у него в кабинете лежит коробка конфет, и убежал за ней. Я подумала, что времена изменились, и если раньше, в застойные годы, процесс выпивки не отягощался никакими излишествами, и сверхзадача соответствовала задаче, то теперь даже у сотрудников уголовного розыска наблюдается стремление облагородить процесс. Практически сразу в закуток просочился Мигулько с пакетом, в котором звякало «лекарство» — несколько бутылок.

— Может, Стеценко твоего позвать? — спросил у меня Лешка.

— Не надо. Не хотелось бы оставлять Хрюндика одного, — покачала я головой.

— Так ведь псих тут парится, и твоему Хрюндику в данный момент ничего не угрожает, —Лешка поднял палец в потолок.

— Знаешь… — я помедлила, пытаясь сформулировать то, что не давало мне покоя, — почем я знаю, кто он такой. Может, он вовсе и не псих? И их там целая группа?

— Да ладно, Машка, — отмахнулся Мигулько, шаря в пакете, видимо, на ощупь пытаясь найти самую вкусную бутылку. — Вульгарный псих. Наверное, когда-то девушка его грубо отшила, и он комплекс словил.

Он выставил на стол бутылку водки и бутылку красного вина:

— Испанское. Говорят, хорошее. У нас опер в Испанию съездил отдохнуть, так говорит, там любое вино хорошее. Бутылка один евро стоит, а вино хорошее.

—это сколько стоит? — спросил Лешка, придирчиво рассматривая этикетку.

— Да уж подороже, чем один евро, — Мигулько отобрал у него бутылку и достал из кармана ножик со штопором. — Что ж я, буду потерпевшую бормотухой угощать?

— Это хорошее вино, Лешка, я его знаю, —вяло сказала я, забившись в самый угол кушетки. Горчаков обернулся и внимательно посмотрел на меня, потом присел передо мной на корточки, так, что наши глаза оказались на одном уровне.

— Машка, все уже хорошо, — ласково проговорил он. — Все в безопасности, психа закроют на пятнадцать суток, за это время потрясем его, он охоту потеряет по квартирам ходить. Хочешь, ночевать поедем к нам? Ну что тебе покоя не дает? Мигулько, — кинул он через плечо Константину, — ну что ты возишься? Наливай ей быстрей.

Он держал меня за руки и заглядывал в глаза. Конечно, смешно было бы от меня сейчас требовать полной безмятежности, но Горчаков за много лет выучил все мои реакции наизусть. Да, помимо пережитого страха за себя и за своих близких, и помимо страха перед, не дай бог, грядущими визитами маньяка, мне еще кое от чего было не по себе. Не давала покоя одна мысль, Лешка был прав.

— Как ты сказал, Костя? — повернулась я к Мигулько. — Его грубо отшила девушка, и на этой почве у него появился комплекс?

— Ну да, — Мигулько ловко передал мне кренящийся под тяжестью переполнявшего его вина пластиковый стаканчик, я с трудом его удержала, потеряв мысль.

— Да это и ежу ясно, — помог Горчаков. — Наверное, в анамнезе — любовная драма, рожей не вышел, или прыщавый был, вот девки и глумились, небось, над ним. Но природа требовала свое. Поэтому попытки установить контакт с понравившейся женщиной приобрели извращенный характер, — он надул щеки и сделал глубокомысленное лицо, довольный тем, как сформулировал. А вот мне не удавалось сформулировать то, что не давало покоя.

— Подожди, — остановила я его, и пригубила вина. Вино действительно было хорошее. Сейчас выпью, захочу спать, поеду домой и просплю часов двадцать, а когда проснусь, забуду весь этот кошмар. — Представь, что тебя девушка обидела…

— Легко! Сколько я от вас натерпелся!

— Я не это имею в виду, — я мучительно пыталась выразить то, что мне казалось странным в этой истории. — Представь, что ты прыщавый, уродливый юноша…

— Может, лучше пусть Мигулько представит?

— Конечно, чуть что, так сразу Мигулько! — Костя обернулся с недовольным видом, но, взглянув на меня, тут же согласился. — Ну хорошо, хорошо, я — косой и рябой отрок. И что?

— И тебе понравилась девушка. Мигулько закатил глаза и выдвинул нижнюю челюсть.

— И ты ей на свои чувства намекнул.

— Допустим, — Мигулько кокетливо посмотрелся в приклеенный к стене осколок зеркала и поклацал зубами.

— Супер! — восхитился Горчаков. — Я же говорил, тебе этот образ ближе…

Мигулько треснул его пустым полиэтиленовым мешком.

— Але! Маша, не тормози! Мне долго еще быть прыщавым уродом?

— Так вот, — я заставила себя сосредоточиться. — Ты намекнул, а девушка тебе отказала. И не просто отказала, а на смех подняла, причем прилюдно. Сказала что-нибудь очень обидное, типа…

Я помедлила, подыскивая слова пооскорбительнее, но Горчаков меня опередил: