- А чего там! Разумные разумно на Земле жить должны, а и у нас, и за океаном "разумные" невесть что учинить готовы!
- Вот прилетят к нам еще разок, как в 1908 году, и нас рассудят, заметил младший Крылов.
- Боюсь, Геннадий Иванович, вы не правы, надеясь на постороннее вмешательство из космоса.
- На бога надейся, а сам не плошай, - назидательно произнес дед Крылов.
- Это верно, - согласился Сергей Алексеевич Зернов. - Оплошаем, так гостям из космоса и смотреть не на что будет.
- Стало быть, они нам с неба "визитную карточку" пожаловали, на Вашкин берег сбросили, а мы и не раскумекали.
- В этом вся загадка. И как еще связать вашу находку с тунгусским взрывом?
- И к появлению десяти лун Джона Бигбю, разлетевшихся, как он определил, 18 декабря 1955 года.
- В день моего рождения, - обрадовался старик. - Вот это салют так салют!
- А вы, я вижу, следите за литературой,
- Мое хобби математика, но я люблю все удивительное. Особенно когда оно рядом.
- Ежели человеку не удивляться, жить скучно, - заключил дед.
Часть вторая
ЛЕГКОКРЫЛАЯ
Чем выше взлет, тем дальше видно.
Народная мудрость.
Глава первая
НАДЕЖДА
Прекрасней слова нет - НАДЕЖДА!
Из сонета Никиты Вязова.
В хмурый, насупившийся тучами день на берегу реки у самой воды, устремив на нее пристальный взгляд, сидела девушка с рыжеватой косой, спускавшейся по ее спине так, что песчинки пляжа смешивались с кончиками волос.
Своей позой, выражением тоски и ожидания девушка напоминала старинную картину - сказочную Аленушку.
Купальщики на пляже, приметив девушку в застывшей позе, деликатно не приближались к ней, предоставив ей без помех предаваться своим чувствам.
Стал накрапывать дождь, а она не уходила.
Заключенный хотя и в пластиковый скафандр, но по тесноте подобный средневековой "Железной деве", вершине изощренных пыток испанской инквизиции, Вязов не мог пошевелиться. Тело его ныло от перенесенных ушибов. Все сочленения скафандра, его механизмы, так же, как и радиоаппаратура, вышли из строя при таране Бережного. Но чувство невыполненного долга, роковой своей ошибки и черной безысходности заслонило собой все.
Если бы "святые отцы" инквизиции могли предвидеть, что подобие их изобретения для нравственных и телесных мук может вызвать еще и муки духовные, не идущие в сравнение с тем, что удавалось им причинить своим узникам, они пришли бы в священный трепет.
И вот спустя сотни и сотни лет человек, даже не ставший их жертвой, испытывал муки, о которых инквизиторы могли лишь сладострастно мечтать, воображая смертного, содрогнувшегося перед ужасающей надписью на воротах ада: "оставь надежду навсегда!".
Что может быть страшнее, мучительнее, невыносимее?
Вязову выпало на долю перенести именно эти мучения, не говоря уже о таких "пустяках", как боль от ушибов. У него не осталось никаких надежд ни дать о себе знать, ни быть обнаруженным в космосе, ибо не заметить такой пылинки земным приборам! Бессилие и безысходность. Это граничило с потерей веры в себя и отчаянием. Осталось ему лишь размеренно дышать, экономя жалкие запасы кислорода.
И не было ли потерей им власти над собой, жестом отчаяния, когда вдруг он импульсивно включил бесполезный двигатель скафандра, уничтожая бесценный для него кислород.
После такого "припадка безумия" и бессмысленного расхода кислорода ему предстояло, используя все известные ему способы экономного дыхания, выжить. Однако усилия его могли привести только к отсрочке неминуемой гибели.
После публикации во всех газетах загадочных сигналов из космоса компьютеры проделали мириады попыток, перебирая все возможные комбинации, но к осмысленному результату за истекшие сутки прийти не смогли, ибо не запрограммированы были на эвристическое, интуитивное решение загадки.
Но два московских мальчика, школьники, увлекающиеся старым радиолюбительством, повторяя давно забытые азы первобытной радиотехники, Саша Кузнецов и Витя Стрелецкий, кстати, едва вместе не утонувшие после падения у Ленинских гор "московского метеорита", угодившего в реку, обратили внимание, что принятые в инфракрасном диапазоне сигналы напоминают давно забытую после появления компьютерного радиотелеграфа азбуку Морзе. И если воспользоваться ею, то можно прочесть инопланетное послание как русское слово "Надежда".
Это детское сообщение было принято с недоверием. Как могли инопланетяне передавать в тепловом диапазоне, явно из космоса, русское слово, да еще по условной азбуке "допотопного" телеграфа?
Профессор Хьюш и другие скептики не хотели и слышать об этом, уверяя, что берутся при помощи забытых алфавитов прочесть заданное им слово не только по звездам, но и по огням ночного города!
Однако по-другому отнеслись к вспыхнувшему спору между скептиками и романтиками науки во Всемирном Звездном комитете, который более суток тщетно разыскивал отброшенного в космос и не обнаруженного там приборами русского космонавта Вязова-Джандарканова.
При всей невероятности передачи в инфракрасном диапазоне русского слова "Надежда" оставалось неясным, каким путем мог Вязов это передать, если послание было связано с ним?
Объяснение дал академик Зернов, который, превозмогая болезнь, примчался в Звездный городок.
- О чем тут размышлять? - гремел он, ворвавшись на непрерывное заседание Звездного комитета. - Все понятно, даже детям! Поистине простые решения доступны лишь ничем не засоренным мозгам. Сигнал пришел из космоса и скорее всего с околоземной орбиты. Параметры ее нужно тотчас запросить от профессоров Хьюша и Белл. Удар при таране, как мной подсчитано, не мог придать скафандру Вязова второй космической скорости, и он лишь обрел новую околоземную орбиту. Несомненно, мы имеем дело с сигналом, посланным Вязовым, который воспользовался азбукой Морзе, всеми забытой (впрочем, кроме меня!). Это помогло мне, увы, лишь проверить вывод двух мальчиков, а не прийти к нему самостоятельно. Наслоения общепринятого так велики в нашем сознании, что мы не воспринимаем ни нового, ни хорошо забытого старого.