Плодом этих раздумий, наполненных пронзительным пессимизмом, становится новый роман писателя — «Время ящериц» (1971). Эта книга занимает столь важное место в литературном творчестве Пазетти, что необходимо остановиться на ней хотя бы коротко.

Крупнейший писатель Италии Дино Буццати так определяет главную мысль романа: «Человек, которого мы считали вершиной достигнутого природой душевного равновесия и философского спокойствия, предстает перед нами в будущем сатанинским отродьем в образе… ящерицы». (Даже не ящера, нет, это было бы преувеличенно крупно.)

По всем внешним признакам «Время ящериц» — роман научно-фантастический. «Однако, — подчеркивает критик Франческо Гризи, — читая этот роман, все более отдаешь себе отчет в том, что проблемы поиска водораздела между фантазией и наукой в действительности не существует. Потому что всякий раз, когда акт фантазии настолько художественно велик, что несет в себе созидательную функцию, он сам по себе становится явлением научного характера. Разумеется, — продолжает критик, — мы, как правило, склонны проводить грань между наукой, которую можно проверить методами чисто математического анализа, и фантазией, как актом творческим, не поддающимся механическому расчленению. Но это очень схематичное и схоластическое различие. Альдо Пазетти „Временем ящериц“ талантливо доказывает нам это».

Действие романа происходит в очень далеком астрономическом будущем. Начинается он с того, что в 1969 году тысячи молодых людей из разных частей света, разочаровавшись в жизни, осознав, что их общество начисто утратило свои духовные ценности и единственная его функция — воспроизводство материальных благ и удовлетворение самых элементарных, почти физиологических потребностей, что оно до основания разрушено дьявольски изощренными изобретениями науки, когда сама эта наука все более ускользает из-под контроля человека, решают усыпить себя.

Шесть миллиардов десять миллионов пятьсот сорок шесть тысяч пятьсот семьдесят шесть лет спустя пробуждаются только двое: молодая итальянка и ее сверстник из Америки.

Все удивительно, все невероятно. Мир совершенно не похож на тот, что хранится в их памяти. Земля даже морфологически изменила свой облик, и налицо явные симптомы окончательного распада. Планет и их спутников больше не существует. В живых осталось совсем немного людей, лишь несколько миллионов во всей галактике. Нет ни животных, ни растений, земля больше не дает урожая. Люди не питаются, не спят, не ходят, не работают, они лишь движутся со скоростью мысли. В распоряжении каждого из выживших — прекрасный, совершенный робот, который обо всем заботится и способен творить любые чудеса. Он — слуга, но недвусмысленно проявляет тенденцию к власти над «хозяевами».

Итак, с какими чувствами вступают люди в новую жизнь?

Это и изумление, и разочарование, и полная растерянность, и неприятие — словом, все те ощущения, с которыми они покидали опостылевший мир прошлого.

В финале романа герои — они оба выжили после еще одной апокалипсической катастрофы — достигают планеты, находящейся уже вне Солнечной системы. Начинается новая история Адама и Евы: молодую женщину вновь искушает змей, однако на сей раз Адам вовремя ее останавливает.

Смысл романа, таким образом, очевиден: путешествие в сверхдалекое будущее не дает ничего, кроме разочарования и горечи. И все потому, что человек, по утверждению Пазетти, плох. Он полон безудержных амбиций, он невероятный эгоист, абсолютно иррациональный бунтарь, лишенный элементарного понятия самосовершенствования. Никакие катастрофы, никакие катаклизмы ничему его не учат. Миллиарды лет лихорадочной, непрерывной и неутомимой погони за наслаждением, за материальными благами приводят к тому лишь, что человек полностью теряет свою высшую сущность — разум, то есть полностью вырождается.

Иначе говоря, наука, технический прогресс, даже доведенные до звездного уровня, сами по себе еще недостаточны для того, чтобы сделать человека счастливым.

Вывод откровенно пессимистический. Но это, по словам А. Грамши, «пессимизм разума», таящий в себе глубинные возможности «оптимизма воли». Не будь этого последнего, не было бы и романа, ибо при всей безысходности, которой веет с его страниц, авторская позиция активна и созидательна.

Пазетти обращает свое предостережение к людям сегодняшнего дня, взывает к их разуму, решительно и жестоко вторгается в застывшие в сладком сне благополучия, но еще не потерянные окончательно души.

Пессимизм такого рода в лучших образцах современной литературы — явление, видимо, универсальное, как универсальны нравственные проблемы, с которыми сегодня столкнулся весь цивилизованный мир. Вспомним в этой связи хотя бы трилогию Ю. Бондарева («Берег», «Выбор», «Игра»), «Белый пароход» Ч. Айтматова, роман «Другая жизнь» Ю. Трифонова или — пример уже совсем с другого континента — «Осень патриарха» Гарсиа Маркеса.

Рискну заявить, что место итальянца Альдо Пазетти, безусловно, в этом ряду.

Жил да был… отец — такой традиционно сказочный, но в то же время достаточно модернизированный зачин вполне бы вписался в начальные страницы романа «Вид с балкона», когда Энрико — отец «смотрел вдаль на сельский пейзаж, всегда один и тот же и беспрестанно меняющийся, одновременно унылый и радостный. Дома, прочные, как соборы, деревянные вилы, прислоненные к стене, ряды неуклюжих гусеничных косилок, дым из печных труб и от подожженной стерни, неторопливая поступь сеятелей, стада, бредущие в село с водопоя…

Мирная сельская картина, в которой, казалось, запечатлены истинные ценности, быть может единственные в жизни. Запечатлены выпукло, словно художник не написал, а изваял этот пейзаж. А человеческие фигуры — мужчины, женщины, дети, собравшиеся на вечернюю трапезу (их крики доносились снизу нестройным хором), — казались сошедшими с полотна Брейгеля».

Но пусть не обманет читателя эта идиллическая картина наполненного гармонией бытия, пусть не ждет он рассказа об отце, который, как это принято во всех историях, начинающихся с «жил да был…», пройдя через таинственные и многотрудные испытания, выйдет из них победителем и на пороге дома обнимет радостно бросившегося к нему сына!

«Вид с балкона» — роман жестокий, как жестока современная — с возросшим почти до бесконечности углом съемки — видеокамера, автоматически невозмутимо фиксирующая все происходящее вокруг. Это и есть «балкон» Пазетти — «огромный, — по определению самого автора, — глаз, пристально наблюдающий за жизнью». Заявка на реализм очевидна, и писатель блестяще воплощает ее: новаторски, ярко, с проникновением в самые глубины психологии нового чудовищного порождения современного капитализма, имя которому — терроризм.

Не будем забывать: роман вышел в свет в 1974 году, когда в атмосфере всеобщей растерянности перед лицом страшных преступлений и в западной публицистике, и в политологии, и в культуре широкое хождение получают определения, по сути ничего не определяющие: «терроризм, не поддающийся расшифровке», «терроризм в чистом виде», «терроризм ради терроризма». Альдо Пазетти одним из первых — и в этом его писательское провидение — воспринял терроризм как уже утвердившуюся реальность, вскрыл и психологически точно обосновал его неизбежно трагические последствия.

Сейчас, когда в разных странах мира образовались целые библиотеки книг, посвященных терроризму, приходится лишь удивляться и восхищаться тем, как уже в начале 70-х годов, не имея сегодняшнего обильного фактического материала, писатель точно угадал типажи террористов, предсказав даже мелкие «технические» детали, которые всплыли лишь в результате многолетнего и опасного труда сотен следователей.

«В истории бывают периоды, когда объективные условия созрели для коренных изменений в обществе, а сил у прогрессивных классов недостаточно, чтобы произвести их… Тогда общество гниет, и это гниение затягивается иногда на целые десятилетия».[4] Это замечание В. И. Ленина как нельзя лучше подходит для определения сегодняшней обстановки в Италии, которая в своих современных чертах начала складываться еще в первые послевоенные годы.