Мещанин и бюрократ - это демоническая сила, но все же кое-чего боится и эта сила. Она боится ясного света, гласности, ей удобнее вершить свои делишки в потемках.

С помощью фантастического хода Ильф и Петров как раз и вытащили обывателей на всеобщее обозрение. Для невидимого ведь не существует ни преград, ни секретов, он может проникать в любые пункты и присутствовать при любом разговоре. И этот дамоклов меч разрушающе действует на обывательское сознание. После того как Филюрин стал Прозрачным, заметно изменилась обстановка в провинциальном городе Пищеславе, побратиме щедринского города Глупова. Обыватель приутих и попрятался.

Когда-то явления, с которыми воевали Ильф и Петров, любили называть пережитками прошлого. Сила талантливых писателей в том, что они показали, как пережитки прошлого непринужденно становятся пережитками настоящего, как ловко эти самые пережитки приспосабливаются, как умело их носители овладевают новыми формами работы, новой терминологией, новыми правилами игры. Давно уже нет ни той терминологии, ни тех структур, но умение пристраиваться осталось. Осталась и боязнь гласности. Мы и сегодня без труда отыщем множество мест, где не мешало бы появиться Прозрачному с его сакраментальным возгласом: "А я здесь!" Персонажи Ильфа и Петрова называют "пыщей" "все, имеющее отношение к деньгам, карьере, поставкам и тому подобным приятным вещам". "Пыща" - кто бы осмелился утверждать, что это словечко и сейчас не работает со всей своей сатирической силой?

Сатиру Ильфа и Петрова нельзя назвать добродушной, но это, безусловно, веселая литература. Однако сатира бывает и невеселой. Так, у Михаила Булгакова, который обладал и даром заразительного смеха, события, изображенные в повести "Роковые яйца", не располагают к веселью, а если между строк там и припрятался смех, то этот смех достаточно горек. За что же столь сурово писатель наказал своих героев? Конечно, те разгильдяи, которые перепутали ящики с яйцами, виноваты.

Но остальные вроде бы все так старались, чтобы было хорошо! Московский зоолог Персиков изучал "лучи жизни" с сугубо научными целями и никому не собирался причинять зла. А Александр Семенович Рокк, тот и подавно стремился принести обществу наибольшую пользу: как можно быстрее восстановить куриное поголовье, погибшее в результате невиданного мора. И такой страшный финал, изображенный писателем, может быть, даже с чрезмерным натурализмом! Рокк исчез, профессора растерзала разъяренная толпа, а змеи погубили совершенно невинных людей, в том числе жену Рокка Маню и двух отважных милиционеров, которые первыми вступили в борьбу с чудовищными гадами. Им-то за что такая кара? Но, как известно, благими намерениями устлана дорога в ад, а невинные всегда гибнут из-за чьего-то равнодушия, или ошибок, или преступной халатности. Научные открытия, вырвавшиеся из-под контроля, могут быть очень опасными. Не нам, живущим в конце XX века, сомневаться в справедливости этого утверждения. Думаю даже, что тогда, в 1925 году, оно было куда менее очевидным и нужна была недюжинная прозорливость писателя, чтобы с такой силой почувствовать эту опасность, призвать к максимальной осторожности в обращении с неизведанными силами природы.

Несмотря на то что автор придал своему Персикову ряд черт традиционной профессорской чудаковатости, он не собирается его реабилитировать,- ученый тоже виноват.

Преступление совершилось из-за его высокомерия, его равнодушия, его самовлюбленности.

А Рокк? А Рокк - недалекий авантюрист, который хватается за любое дело, ничего как следует не проверив, не испытав. Добиться сиюминутного успеха любой ценой! Предприимчивость, конечно, вещь неплохая, если она не граничит с безответственностью. Уже давно люди убедились, что любое открытие человеческого разума, любое достижение научно-технического прогресса в недобросовестных руках может быть использовано против них самих. Даже по данному сборнику можно видеть, что это одна из центральных идей мировой фантастики, можно даже сказать, что во многом она и возникла как литература тревоги.

Запах опасности фантастика почуяла намного раньше, чем всем остальным стали очевидны размеры бедствия, обрушившегося на человечество в XX веке. И дело не только в атомной угрозе. Дело прежде всего в том, что беда возможна тогда, когда научно-технический прогресс обгоняет прогресс нравственный.

Известно, что о повести М. Булгакова с похвалой отозвался М. Горький, но, к сожалению, всего лишь в частном письме.

Разумеется, молодая советская фантастика не обошла своим вниманием наших классовых и идейных противников за рубежом. "Месс-Менд" М. Шагинян, "Трест Д. Е." И. Эренбурга, "Остров Эрендорф" В. Катаева, "Крушение республики Итль" Б. Лавренева, "Гиперболоид инженера Гарина" А. Толстого, "Бунт атомов" В. Орловского,- оставили след не только в истории фантастики, но и всей советской литературы. Но к сожалению, на данном участке фронта появилось и множество произведений, авторы которых были свято уверены в том, что разоблачать империалистов - занятие чрезвычайно несложное. Надо только вложить в это дело побольше пролетарской ярости, раз-два и готово, кто надо, заклеймлен и все происки реакционных акул разрушены решительным выступлением сознательно настроенных масс.

Однако зарубежную действительность авторы знали плохо, как правило, из вторых рук, буржуазную психологию того менее, поэтому образы получались бледными, поступки немотивированными, ситуации шаблонными.

Из многочисленных фантастических "памфлетов" того времени мало что выдержало испытание временем. Даже некогда популярные произведения таких авторов, как А. Беляев, С. Беляев, А. Гребнев, Э. Зеликович, М. Зуев-Ордынец сегодня уже совершенно "не смотрятся", а если они иногда и переиздаются, то скорее по привычке, чем по действительной художественной потребности.

Мы предлагаем читателю рассказ Л. Лагина "Эликсир сатаны", сохранивший свою свежесть и актуальность. Открытие булгаковского Персикова имело трагические последствия как по вине самого профессора, так и потому, что оно попало в руки людей недобросовестных и попросту глупых. Против самого же изобретения ни у кого не было ни нужды, ни желания бороться.