Если бы не толстый слой пыли, комнату можно было бы назвать опрятной. На кресле у камина стояла корзиночка с нитками, подушечкой с воткнутыми в нее иглами и куском ткани с незаконченной вышивкой. Казалось, обитательница комнаты только что сидела в нем и ненадолго вышла. В ящиках старого резного комода лежало несколько платьев, немного старомодных, но прекрасно сшитых из дорогого материала.

Закончив осмотр, Кэвин подошел к двери, ведущей в смежную комнату, и еще раз внимательно оглядел спальню леди Вакстон. Вещи и мебель мало что говорили о характере и привычках женщины, проводившей здесь ночи. Какой была она? Опрятной? Да, конечно. И скорее всего не тщеславной, в комнате висело всего одно зеркало, довольно небольшого размера, но, как и все в комнате, очень красивое, в дорогой резной оправе, явно итальянской работы. Книг в спальне не было, следовательно, она не читала. Ящики письменного стола были закрыты.

Кэвин толкнул дверь и очутился в следующей комнате, совсем маленькой, с небольшим камином, возле которого полукругом стояло несколько кресел. Кэвин увидел невысокий карточный столик, еще один стол побольше и аккуратно разложенные на нем несколько стопок книг в кожаных переплетах. Раскрыв одну из них, он прочитал: «Шекспир. Сонеты». «Так. Значит, наша дама читать умеет», – проговорил он и толкнул дверь, связывающую спальню леди Вакстон со спальней брата. Здесь обстановка была совсем другой. Окна занавешивали плотные бархатные шторы, мебель была массивной, сделанной из черного дерева, большой стол завален книгами. На убранной кровати лежала длинная мужская сорочка, на креслах висели камзолы, на полу валялись чулки.

«Вот здесь ты и спал, – прошептал Кэвин. – Один. Очень странно».

Он повернулся и вдруг увидел то, что так долго искал, – портрет невестки. Он висел прямо над камином. Кэвин бросился к окну, раздвинул шторы, снова взглянул на портрет и разочарованно застыл.

Да, на портрете была изображена, конечно же, Каролина Вакстон, но только в профиль. Кроме того, прядь длинных и блестящих темных волос, ниспадая, скрывала ее лицо. Но даже и то немногое, что Кэвин увидел, восхитило его.

Скрестив руки на груди, он стал рассматривать портрет. На девушке было темно-зеленое бархатное платье, на голове небольшая корона, усыпанная бриллиантами. Волосы гладко причесаны и спускаются на спину, как и положено невесте-девственнице. Лица почти не было видно, его закрывала упавшая прядь, и тем не менее Кэвин не мог оторвать взгляд от портрета.

– Это ты, Каролина, – прошептал он. – Почему ты смотришь в сторону? Может быть, твое лицо обезображено оспой? Или у тебя некрасивый рот? – Внезапно Кэвина осенила странная мысль. – Нет, ты прекрасна… Да, да, прекрасна. И твой муж ревновал тебя. Я знаю, почему он попросил художника изобразить тебя в профиль. Он не хотел ни с кем делиться твоей красотой.

Еще несколько минут он рассматривал портрет, затем, повинуясь непонятному вспыхнувшему в нем чувству, схватил стул, встал на него и начал снимать картину со стены. Она оказалась довольно тяжелой, Кэвин едва не упал. Сняв портрет, он поставил его на камин и провел рукой по восхитительному овалу лица девушки. Пальцы его задержались на ее щеке…

Кэвин сам удивился, вдруг вспомнив про актрису Эллен Скарлет. Она сказала, что не станет встречаться с ним. Но только голос ее звучал очень неуверенно. А возможно, это ему только показалось. И все-таки Кэвин решил проявить разумную настойчивость.

Ему вдруг захотелось обратно в Лондон. Взяв портрет, Кэвин торопливо вышел из спальни брата и начал спускаться вниз. Внизу он подозвал одного из слуг и приказал тому отнести портрет в карету. Затем, еще раз коротко повторив приказания миссис Спэйт, вышел из дома.

Эллен металась по подушке и тихо стонала. Она пыталась проснуться, открыть глаза, но кошмарный сон липкой паутиной опутывал ее. Эллен снова видела охваченные яростью глаза мужа и вырывающиеся из окна языки пламени. Она слышала топот копыт и крики Ханта.

«Нет, нет, – в отчаянии повторяла девушка и судорожно хватала руками скомканную простыню. – Пожалуйста, оставьте меня».

Но навязчивый сон вновь окутал ее своим ужасом. Вот она, спасаясь от погони, снова бежит по залам Хаверинг-хауза. Эллен ищет выход, но его нет. Везде только мрачные стены, от которых веет могильным холодом. Эллен забегает в последнюю комнату, но и там спасительной двери нет. Она в ужасе дрожит и плачет…

По всему дому эхо разносит удары копыт по каменным плитам. Эллен знает, что это скачет ее лютый враг, проклятый альбинос. Грохот копыт становится все громче и громче. Еще немного, и безжалостный Хант настигнет и убьет ее.

Эллен сжимается в комочек и в страхе закрывает руками лицо. Внезапно она чувствует, как кто-то хватает ее за плечо. Она пронзительно кричит…

– Эллен, Эллен… Ты слышишь меня?

Девушка боится открыть глаза, она ждет смерти, потому что бежать бесполезно… Вот сейчас это случится, сейчас. Так повторяется почти каждую ночь… Она снова кричит и бьется, мечется по постели.

– Эллен, любовь моя. Проснись же, это сон, всего лишь сон.

– Ричард? – удивленно и в то же время испуганно спрашивает девушка. – Как хорошо, что ты пришел, – говорит она, приникая головой к его груди.

– Да, да, это я.

– Я вся дрожу. Мне было так страшно. Я сильно кричала? – спросила Эллен. Проснувшись, она никогда не помнила, что ей снилось. – Все хорошо, дорогая. Успокойся, это был просто дурной сон. – Ричард присел на край кровати и посмотрел на озаренное слабым пламенем догорающей свечи прекрасное лицо Эллен. – Я здесь, с тобой. Ты в полной безопасности. – Ричард приблизился к столику и, налив стакан воды, подал его Эллен. – На, выпей.

Эллен послушно приподнялась и выпила смешанную с вином воду.

– Даже самой не верится, что этот кошмар все еще преследует меня. Ведь с того времени прошло уже два с половиной года.

Он провел ладонью по ее спадающим на плечи волосам, длинным и пышным. Ричард всегда умел успокаивать Эллен и делал это ласково, словно нежный, заботливый отец.

– На все нужно время, – произнес он. – Я же говорил тебе, что такие вещи не скоро забываются.

Эллен посмотрела на обнаженного Ричарда.

– Прости, что я разбудила тебя. Это уже второй случай на этой неделе.

Он наклонился и поцеловал ее в лоб.

– Не переживай, – Ричард улыбнулся. – К тому же мне нравится врываться к тебе в таком виде.

Эллен рассмеялась. Когда она впервые увидела изуродованное тело Ричарда, она пришла в ужас. Затем ей стало нестерпимо жаль его. Потом прошла и жалость, уступив место теплому дружескому чувству. Эллен и Ричард вели себя как супружеская пара, естественно, не стесняясь друг друга. Единственное, чего у них не было, так это физической близости. Отношения их были платоническими, но в этом было и некоторое удобство.

В последний год Ричард многому научил ее, на своем личном примере он доказал, что в жизни существует много прекрасного и надо уметь находить удовольствие во всем. В отличие от Уолдрона, который вечно твердил ей, что супруги не должны видеть друг друга обнаженными, Ричард старался как можно чаще видеть Эллен в спальне. Сначала она стыдилась Ричарда, но постепенно привыкла к этому. Он сделал ее увереннее в себе и счастливее. Ричард воспитывал ее тактично, но настойчиво и добился того, что через небольшой отрезок времени Эллен сильно изменилась. Она уже не была той замкнутой и сдавленной горем девушкой. В ней проснулись чувство собственного достоинства и настоящая любовь, любовь к человеку, с которым она, по злой иронии судьбы, никогда не сможет быть по-настоящему счастлива. Эллен взяла ладонь Ричарда и прижала к щеке. Но пока, ни разу в жизни не изведав радости интимных отношений, ей казалось, что большего счастья не бывает.

– Ляг рядом, – сказала она, откидывая легкое одеяло и отодвигаясь на край кровати. – Мне так не хочется оставаться одной.

Ричард с видимой неохотой перелез через нее и набросил на себя одеяло. Эллен положила голову на его плечо и закрыла глаза.