– А разве я прошу тебя жить взаперти? – Ричард повернулся к Эллен и положил руки на ее плечи. – Все, что я делаю, – это советую тебе быть осторожнее в выборе своих знакомств. Будь осмотрительнее и внимательнее, не доверяйся кому попало. Неужели ты не понимаешь, что разумнее остерегаться и тем предотвратить беду, чем потом с большим трудом выпутываться из нее?

– Я все прекрасно понимаю, но в Эссекс не поеду, – сказала Эллен и улыбнулась, стараясь смягчить настроение Ричарда. – Меня ждут в театре, – прибавила она, глядя на циферблат дорогих немецких часов. – И если я не отправлюсь туда немедленно, то опоздаю к началу репетиции.

– Подумай над тем, что я тебе сказал.

Эллен поднялась на цыпочки и чмокнула его в щеку.

– Я только и буду делать, что думать и думать… Всегда думать… – трагическим шепотом произнесла она. – А теперь ты отвезешь меня, задумчивую, в театр. Отвезешь? – Она озорно посмотрела в глаза Ричарда. – Или заставишь меня искать извозчика?

– Отвезу, отвезу, – проговорил Ричард.

Эллен подошла к зеркалу и еще раз оглядела себя. Она осталась довольна собой, несмотря на то, что косметикой никогда не пользовалась, разве что в театре, да и то накладывала ее перед выходом на сцену.

– И когда же вас сегодня ожидать, мисс? – шутливо спросил Ричард. – Вероятно, очень поздно?

– Нет, я приеду очень рано. Обещаю тебе. – Эллен взяла Ричарда под руку, и они направились к выходу.

Выйдя из кареты, Эллен сразу увидела Кэвина. Он стоял у таверны «Шесть пенсов», прямо под самой ее вывеской. Заметив Эллен, он приветливо помахал ей. Она так же непринужденно ответила ему.

Ричард хотел помочь ей выйти, но Эллен отказалась, и он остался сидеть в карете.

– Я вернусь сегодня вечером, – твердо сказала ему Эллен.

– Если ты думаешь, что я своим присутствием желаю смутить тебя и его, то это совсем не так. Я только хочу показать ему, что его ожидает, если с тобой что-нибудь случится. В его интересах беречь тебя как зеницу ока.

Эллен благодарно похлопала Ричарда по колену.

– Не волнуйся, ни один волосок не упадет с моей золотой головки. Он никому не даст меня в обиду.

– И разбойникам тоже? – усмехнулся Ричард.

Эллен закатила глаза.

– О Ричард, разбойники могут напасть на кого угодно. – Она легонько поцеловала его в щеку. – А теперь поезжай к своим друзьям, да не слишком проигрывайся, а вечером мы расскажем друг другу о том, как провели время.

Ричард хмуро усмехнулся. Оставаясь в карете, он наблюдал за тем, как кучер помог Эллен спуститься.

– Клянусь тебе, что буду паинькой, – бросила ему на прощание Эллен и, прежде чем он нашелся, что ответить ей, она повернулась и направилась к Кэвину.

Поцеловав ей руку, Кэвин сразу же предложил:

– У нас есть две возможности скоротать время: мы можем пообедать здесь или сразу отправимся к одному моему другу. Он пригласил меня к себе, но я еще не дал ему определенного ответа. Если ты хочешь, отправимся к нему прямо сейчас, – Кэвин игриво улыбнулся. – Правда, имеется и еще один вариант – поехать ко мне, где есть прекрасная спальня, которая с радостью примет нас.

Эллен легонько толкнула Кэвина локтем в бок. Она понимала, что он шутит, хотя, конечно, ему страшно хотелось заманить ее в постель. Правда, и Эллен теперь уже не заставила бы себя долго уговаривать.

– Еще один такой грязный намек – и я уезжаю, – капризно сказала она.

Кэвин картинно прижал к груди руки и неестественно заплакал.

– О боги, как я только мог предложить ей такое! – вдруг он поднял на Эллен смеющиеся глаза. – Ну ты и недотрога! С тобой нельзя даже и поговорить о том, чего очень хочется.

Эллен не смогла сдержать улыбки. Оглядывая Кэвина, она поняла, что, несмотря на то что он уделял одежде не так много времени, тем не менее выделялся среди щеголей, которые вальяжно расхаживали по улице. На Кэвине были желтовато-коричневый костюм, высокие изящные сапоги и шляпа с пером. Волосы он перевязал сзади тонкой тесемкой, на манер дикаря. Подобная прическа, точнее, отсутствие ее, была, конечно, для Лондона неожиданностью, но Эллен она казалась прекрасной. По крайней мере, она говорила что-то о характере ее владельца.

Эллен взяла Кэвина за руку и потянула к его карете.

– Поедем к твоему другу на ужин, – заявила она.

– Эллен, что с тобой случилось?! – удивленно воскликнул он. – Ты не боишься показываться со мной в обществе?

Она пожала плечами.

– Чего бояться, если Ричард сам отпустил меня сегодня к тебе? – О том, что он еще и сам привез ее, Эллен решила умолчать. И ей вдруг стало совершенно безразлично, что ее могут увидеть с Кэвином. Ей надоело постоянно таиться, скрываться. «Будь что будет! – раздраженно подумала Эллен. – Смотришь? Ну смотри, смотри», – чуть не выкрикнула она, заметив, как за шторкой кареты мелькнуло лицо Ричарда. Он, словно кухарка, завидующая счастью своей госпожи, исподтишка подсматривал за смеющейся Эллен.

– Послушай, Эллен, давай хоть на один вечер забудем про Ричарда, – взмолился Кэвин. Эллен понимающе улыбнулась и, взяв Кэвина под руку, пошла с ним к карете.

– Давай, – согласилась она. – Расскажи лучше о своем друге, который пригласил нас на ужин. Кто он? И откуда вообще у тебя друзья в Лондоне, если ты, как говоришь, совсем недавно сюда приехал?

– Мы едем к Жермену, отец которого был другом моего отца, – ответил Кэвин. Он подвел Эллен к карете, помог ей подняться, и они поехали по направлению к Стренду.

– Вот как? – Эллен внезапно почувствовала интерес к его семье. Он никогда о ней не рассказывал, и сейчас Эллен решила воспользоваться удобным случаем и расспросить о ней. – А где ты родился? Здесь, в Лондоне?

Кэвин, не сводивший радостного взгляда с Эллен, вдруг нахмурился и отвернулся. В последнее время он все острее чувствовал угрызения совести. Ему хотелось рассказать Эллен о том, что в действительности удерживало его в Лондоне. Он считал, что между близкими людьми не должно быть недомолвок. Иногда его так и подмывало поведать ей и о печальной участи своего брата, и о женщине, так хладнокровно убившей его. Он считал, что Эллен даже смогла бы ему кое в чем помочь, рассказать, как бы поступила женщина, соверши она столь тяжкое преступление.

Но инстинкт самосохранения, чувство опасности, ощущение непонятной и ничем не объяснимой тревоги, заставляющей настораживаться, – качества, которым он научился у окружавших его американских индейцев, – заставляли его молчать. В последний раз он видел Ханта несколько дней назад, и тот намекнул, что знает о событиях той ночи немного больше, чем поведал Кэвину при первом его посещении. Хант посоветовал ему в целях сохранения тайны никому и никогда не говорить об этом деле. Кэвин доверял Эллен и не думал, что она сознательно начнет выбалтывать его секрет, но в силу обстоятельств он счел за лучшее не раскрывать перед девушкой довольно мрачные страницы своей биографии.

– Кэвин, ты слышишь меня? – спросила Эллен, нахмурив лоб.

Он заморгал, словно очнулся ото сна.

– А? Что такое? О, прости, Эллен, я немного задумался. Так, детские воспоминания, – Кэвин опустил голову. Врать он не умел и, обманывая, всегда прятал глаза.

– И что же ты вспомнил? – улыбнулась Эллен.

– Хочешь, чтобы я рассказал о своей семье? – он тоже улыбнулся. – Так слушай. Отец мой много путешествовал, нигде не задерживался надолго. Родился я далеко отсюда, на одном из островов, а воспитывался и рос в разных местах. Поместий у нас было много, там мы проводили в основном лето, а на зиму переезжали в Лондон или вообще отплывали туда, где потеплее. Да, мой отец поколесил по странам и везде таскал с собой меня. Знаешь, иногда мне казалось, что я – просто часть его багажа, – рассмеялся Кэвин.

– А что стало с вашими поместьями? Вы их потеряли?

– Разумеется, – кивнул он. – Но я не жалею об этом. Подобную ситуацию пережили практически все. Остался, правда, один дом, но и с ним я тоже вскоре расстанусь. Продам его, и тогда уже ничто не будет удерживать меня в Англии.