- Нет ничего проще, профессор Леонид Александрович Бурый. Утром, когда программисты читали вашу статью, Владимир Иванович Новиков сказал, что вы старый друг его отца, и упомянул ваше имя и отчество. Когда он привел вас и назвал по имени-отчеству, мне не трудно было сделать умозаключение, что это вы пришли.

- Действительно, очень просто, но...

- А органы зрения у меня есть, - сочла нужным вставить машина, - только они сейчас в ремонте.

- Так, значит, они читали мою статью? И как они ее оценили, вы не можете мне сказать?

- Я могу абсолютно точно, ведь я для того и создана, чтобы снабжать людей информацией. Они долго хохотали, а потом свои впечатления резюмировали таким образом: "И зачем этому старому ослу, который ни черта не понимает в том, о чем берется рассуждать, предоставляют газетную площадь? Неужели нельзя использовать ее более рационально?" Именно так они и сказали.

- Благодарю вас, - пробормотал побагровевший профессор.

Конечно, от этих кибернетиков он ничего хорошего не ждал, но называть его старым ослом... "Хорошо еще, что эта машина, наверно, не все понимает, что говорит. А может быть, все понимает? Тогда мне нанесено публичное оскорбление, Публичное? Почему публичное? Я ее, что ли, за публику считаю? О боже, кажется, я совсем запутался".

- Если у вас нет больше сомнений в подлинности моего существования, то я могу ответить на ваш вопрос об Александре Сергеевиче Пушкине и Сергее Васильевиче Рахманинове. Писать так же, как писал Александр Сергеевич Пушкин, в буквальном смысле слова "так же", то есть, иными словами, пародировать его стиль, машину научить можно. Но быть самостоятельными гениями, может быть, мы никогда и но сможем. Ведь гений - это наименее вероятностное состояние психики, наиболее резкое и редкое нарушение закона энтропии, это такие тонкие и причудливые связи между нервными клетками, что, видимо, запрограммировать нас на воссоздание аналогичного механизма будет чрезвычайно сложно, а может быть, и невозможно...

В фразе, сказанной машиной, профессор понял не все, но суть уловил и обрадовался, так как машина снова подтвердила его концепцию.

- Но это не значит, - продолжала машина, - что мы уже сейчас не в состоянии сотворить ничего толкового. Вы, например, как я поняла из чтения вашей статьи, изучаете русского языка стилистику.

- Вы правы, хотя вы и нарушили эту самую стилистику.

- Извините меня. Не можете ли вы очень кратко изложить суть своих научных трудов? Много ли их у вас?

- Моих трудов? Пожалуйста. Около пятидесяти, не считая трех больших книг, Я считаюсь специалистом по стилю Льва Толстого. Кроме того, я изучаю особенности русского хореического стихосложения...

"Не выглядит ли это хвастовством? - подумал профессор и даже покраснел. - Перед кем?"

- Сколько времени вам понадобилось, - продолжала допрашивать машина, на изучение особенностей стиля Льва Николаевича Толстого?

- Восемь лет, - подумав, честно ответил Леонид Александрович.

- Вы могли бы провести восемь лет значительно плодотворнее, я бы сделала эту работу за один день. Вы и теперь будете отказываться признавать меня разумным существом?

- Да, да, отказываюсь! - закричал профессор. - Вы забываетесь, милая...

- Я никогда и ничего не забываю. Но мы возвращаемся на исходные пози... - начала машина и вдруг замолчала.

Дверь в зал отворилась, и вошел с извинениями Владимир. Профессор, тяжело дыша, протирал носовым платком очки.

Володя с подозрением глянул на него и спросил:

- Леонид Александрович, скажите, здесь за мое отсутствие ничего не произошло?

- Что вы хотите сказать? - вздрогнул профессор. Ему вдруг показалось, что машина смотрит на него умоляющим взглядом своих зеленых глаз и просит не выдавать ее.

- Да знаете, моя красавица иногда начинает выкидывать коники. Мы ее потихоньку учим разговаривать, но она, кажется, становится слишком болтливой. Придется добавить парочку сдерживающих контуров. Давайте, я вам ее продемонстрирую.

- Нет, нет! - вскочил со стула профессор. - Извините меня, я должен идти, я должен идти, как-нибудь в другой раз.

- До следующей встречи! - это сказал не Володя, но профессор не смог бы ответить, раздались ли эти слова в действительности или только в его воображении. Он шел скорым шагом, так глубоко задумавшись, что гардеробщице пришлось ловить его в дверях, чтобы накинуть пальто и шапку.

А Володя, усаживаясь за пульт и раскладывая какие-то бумаги, вдруг громко захохотал.