— А по его виду не скажешь.

— Тем не менее, это так, — заметила Бланка. — Филипп часто побеждал на турнирах, которые устраивал мой отец.

— И чаще всего тогда, — усмехнулась Маргарита, — когда королевой любви и красоты на турнире была ты… Да, кстати. Ты знаешь, что мой папочка пригласил его быть одним из зачинщиков праздничного турнира?

— Что-то такое я слышала.

— И это симптоматично. Похоже, отец намерен превратить турнир в состязание претендентов на мою руку. Уже доподлинно известно, что как минимум четыре зачинщика из семи будут мои женихи.

— Аж четыре?

— Да. Пятым, скорее всего, станет твой муженек — как-никак, он первый принц крови. А еще два места папуля, видать, приберег для Рикарда и кузена Арагонского, буде они изъявят желание преломить копья в мою честь… Гм, в чем я позволю себе усомниться.

Рикард покраснел. Он никогда не принимал участия в турнирах, так как от природы был физически слаб.

— Один из тех четырех, как я понимаю, Филипп Аквитанский, — пришла на помощь Рикарду Бланка. — Второй граф Оска. А еще двое?

— Представь себе, — сказала Маргарита. — Будет Эрик Датский.

— Тот самый бродячий принц?

— Да, тот самый.

— Прошу прощения, сударыни, — вмешалась в их разговор Матильда. — Но почему его называют бродячим принцем?

— Потому что он постоянно бродит по свету, то бишь странствует. Странствует и воюет. Кузен Эрик — шестой сын датского короля, на родине ему ничего не светит, вот он и шастает по всему миру в поисках какой-нибудь бесхозной короны. Недавно его погнали в шею с Балкан, так что теперь он решил попытать счастья на Пиренеях.

— А четвертый кто? — спросила Бланка. — Случайно, не Тибальд де Труа?

Маргарита усмехнулась:

— Он самый. Моя безответная любовь.

— Как это безответная? Ведь он влюблен в тебя.

— Это я имела в виду. Он любит меня — а я не отвечаю ему взаимностью.

— В таком случае, ты неправильно выразилась, — заметила Бланка. — Это ты его безответная любовь.

Маргарита пожала плечами.

— Какая разница! — сказала она. — И вообще, не придирайся к словам. Ты сама не больно хорошо говоришь по-галльски.

— Зато правильно.

— А вы знаете, сударыня, — вновь вмешалась Матильда, обращаясь к Бланке. — В прошлом году госпожа Маргарита послала господину графу Шампанскому…

— Замолчи! — резко перебила ее Маргарита; щеки ее заалели. — Что послала, то послала. Он сам напросился.

— А в чем, собственно, дело? — поинтересовалась Бланка.

— Да ни в чем. Просто Тибальд де Труа — настырный тип. Четыре года назад он совершал паломничество к мощам Святого Иакова Компостельского, чтобы помолиться за выздоровление своей жены, и проездом побывал в Памплоне. Тогда-то мы с ним и познакомились. И представь себе: на второй день он признался мне в любви — а в это самое время его жена была при смерти. Он, наверное, здорово обрадовался, когда вернулся домой и узнал, что она умерла.

— Не суди опрометчиво, кузина. Откуда тебе известно, что он обрадовался?

— А оттуда! Потому что спустя два месяца он попросил у отца моей руки. Когда же я отказала ему, он принялся терроризировать меня длиннющими письмами в стихах. У меня уже скопилось целое собрание его сочинений. Ума не приложу, что мне делать с этим ворохом бумаги.

— Вели переплести их в тома, — посоветовала Бланка. — Это сделает честь твоей библиотеке. Тибальд де Труа, несмотря на все его недостатки, выдающийся поэт.

— Может быть, может быть, — не стала возражать Маргарита. — Правда, ваш Руис де Монтихо ни во что его не ставит.

Бланка пренебрежительно фыркнула:

— Тоже мне, авторитет нашла! Его просто снедает зависть к таланту дона Тибальда. По мне, Руис де Монтихо — несерьезный поэт.

— А граф Шампанский, по-твоему, серьезный? Да более легкомысленного человека я еще не встречала!

— С ним лично я не знакома, — ответила Бланка, — поэтому не берусь судить, какой он человек. Но поэт он серьезный, даже гениальный. Хотя я не считаю себя большим знатоком поэзии, все же осмелюсь предположить, что потомки поставят Тибальда де Труа на одну доску с такими видными фигурами в литературе, как Вергилий, Гомер и Петрарка.

Слова «доска» и «фигуры» вызвали у Маргариты странную цепочку ассоциаций. В отличие от Бланки, страстной любительницы шахмат, наваррская принцесса терпеть не могла эту игру — за шахматной доской она откровенно скучала, и ее клонило ко сну. Вслед за словом «сон» в ее голове завертелось слово «постель», повлекшее за собой приятные мысли о том, чем люди занимаются в постели помимо того, что спят.

Маргарита томно посмотрела на Рикарда и сладко зевнула.

— Ну все, друзья, — заявила она. — Хорошего понемногу. Поздно уже, пора ложиться баиньки. Рикард, проводи кузину до ее покоев. Господин де Монтини, небось, заждался от нее весточки.

Лицо Бланки обдало жаром, и чтобы скрыть смущение, она торопливо направилась к выходу. Исполняя просьбу Маргариты, Рикард последовал за ней.

Весь путь они прошли молча, думая каждый о своем. Но возле своей двери Бланка задержала Рикарда.

— Кузен, — сказала она. — Я очень волнуюсь за вас. Боюсь, это может плохо кончиться.

— О чем вы говорите?

— О ваших отношениях с Маргаритой. Она просто играет с вами в любовь. А вы тешите себя напрасными надеждами.

Рикард мрачно усмехнулся:

— Я не слепой, кузина. Я все вижу, все знаю. Но буду бороться до конца.

— А если…

— Прошу вас, не надо. Я не хочу сейчас думать об этом.

— Да поймите же наконец, что на одной Маргарите свет клином еще не сошелся.

— Увы, для меня сошелся.

— Неужели во всем мире нет другой женщины, достойной вашей любви?

— Почему же, есть, — ответил Рикард. — Даже две. Но, к сожалению, они обе не для меня. Ведь вы замужем, а Елена моя родная сестра.

Бланка удрученно покачала головой:

— Право, вы безумец, Рикард!..

Когда Рикард возвратился, Маргарита уже разделась и ожидала его, лежа в постели. На невысоком столике возле кровати стоял, прислоненный к стене, портрет Филиппа.

— А это еще зачем? — с досадой произнес Рикард. — Чтоб лишний раз поиздеваться надо мной?

— А какое тебе, собственно, дело? — Маргарита поднялась с подушек, подвернув под себя ноги. — Пусть побудет здесь, пока его место не займет оригинал.

— Маргарита! — в отчаянии простонал Рикард. — Ты разрываешь мое сердце!

— Ах, какие громкие слова! Какая бездна страсти! — Она протянула к нему руки. — Ну, иди ко мне, мой малыш. Я мигом твое сердечко вылечу.

Рикард сбросил с ног башмаки, забрался на кровать и привлек ее к себе.

— Маргаритка моя Маргаритка, — прошептал он, зарываясь лицом в ее душистых волосах. — Цветочек ты мой ненаглядный. Как я смогу жить без тебя?…

— А зачем тебе жить без меня? — спросила Маргарита. — Давай будем жить вместе. Ты такой милый, такой хороший, я так тебя люблю.

— Пока, — добавил Рикард.

— Что «пока»?

— Пока что ты любишь меня. Но потом…

— Не думай, что будет потом. Живи сегодняшним днем, вернее, сегодняшней ночью, и все уладится само собой.

— Если бы так… Ты, кстати, знаешь, почему моя мать не одобряет наших отношений? Не только потому, что считает их греховными.

— А почему же?

— Оказывается, еще много лет назад она составила на нас с тобой гороскоп, и звезды со всей определенностью сказали ей, что мы принесем друг другу несчастье.

— Ты веришь в это?

— Боюсь, что верю.

— Так зачем же ты любишь меня? Почему ты не порвешь со мной?

Рикард тяжело вздохнул:

— Да хотя бы потому, что я не в силах отказаться от тебя. Ты так прекрасна, ты просто божественная…

— Я божественная! — рассмеялась Маргарита. — Ошибаешься, милый! Я всего лишь до крайности распущенная девчонка.

— Да, ты распущенная, — согласился Рикард. — Но все равно я люблю тебя. Я люблю в тебе и твое беспутство, я люблю в тебе все — и достоинства, и недостатки.