Это было делом одной секунды. Одним прыжком перескочил он расстояние, отделявшее его от драконового дерева, пролетев наискось прямо к тому месту, где дерево разветвляется. По счастью, когти не удержали льва, и он упал в траву.

Неудача не обескуражила его; он отошел назад, готовясь ко второму прыжку. Глаза его горели бешенством, губы вздрагивали, обнаруживая ряд белых зубов и шершавый, покрытый пеной язык.

Раздалось ужасное рычание, у нас в глазах точно молния блеснула, и не успели мы произнести ни единого слова, как рыжая лапа льва протянулась к ветке, и у наших ног мы увидели его широкую морду. Еще одно мгновение - и страшный зверь очутился бы возле нас. Но в эту критическую минуту Бена не покинуло присутствие духа. Лев не успел прыгнуть во второй раз: острое лезвие ножа опустилось дважды на его лапу, ухватившуюся за ветку, а я поспешно выхватил пистолет из-за пояса и выстрелил в морду чудовища.

Не знаю, что на него произвело большее впечатление, но в ту минуту, когда я спустил курок пистолета, лев упал на землю. Страшно зарычав, он начал кружить вокруг дерева. Его голос, пожалуй, был слышен за несколько миль от нас.

Судя по тому, как он хромал, видно было, что он страдает от ран, нанесенных ему Беном, а кровь на морде показывала, что и моя дробь попала в цель.

Мы думали сначала, что после такого приема лев откажется от своего намерения, но скоро увидели, что надежды наши тщетны. Ни мой выстрел, ни нож Бена не ранили его серьезно, а только усилили его гнев и жажду мести. Лев несколько раз обошел вокруг дерева, то и дело останавливаясь и, глухо ворча, зализывая свою лапу, а затем снова стал готовиться к прыжку. Я зарядил пистолет, Бен держал наготове нож, и, усевшись поудобнее на дереве, мы стали ждать нападения.

Лев сделал третью попытку и бросился к дереву, но, к нашей великой радости, не смог прыгнуть так высоко, как раньше. Надо полагать, лапа его была сильно порезана.

Несколько раз прыгал он, но все с меньшим и меньшим успехом. Если бы ярость могла помочь ему, он, наверное, достиг бы своей цели. Трудно представить себе, до какого бешенства лев дошел. Рычанье его, смешанное с пронзительными криками, гремело с такой силой, что я не слышал голоса Бена.

После нескольких тщетных попыток схватить нас, лев понял, наконец, что это невозможно, и отказался, по-видимому, от своего намерения. Однако уйти с этого места он и не подумал. Напротив, он решил подвергнуть нас осаде, и, к нашему огорчению, мы увидели, что он улегся в траве у дерева, намереваясь, очевидно, оставаться там до тех пор, пока не принудит нас спуститься.

XIV

Нам, таким образом, ничего не оставалось делать, как сидеть на верхушке драконового дерева. Лев улегся так, чтобы одним прыжком схватить нас, когда мы ступим на землю, и спуститься вниз значило попасть к нему прямо в пасть. Он лежал, свернувшись клубком, как кошка. Время от времени он вставал, вытягивался, как бы собираясь ползти, бил себя по спине хвостом, скалил зубы и злобно рычал. Затем снова ложился и лизал порезанную лапу, глухо ворча.

Мы надеялись, что ему надоест лежать, и он уйдет, но надежда эта мало-помалу покинула нас, когда мы увидели его упорное намерение стеречь нас. При малейшем движении на ветках он вскакивал и, предполагая, что мы хотим спуститься, становился таким образом, чтобы преградить нам путь. Это доказывало, что лев не собирается покидать свой пост.

Наше беспокойство достигло высшей степени. До сих пор, испуганные нападением и видом ужасного противника, мы не думали о безвыходности нашего положения. Когда прошел первый ужас, мы вынуждены были защищаться, и удача, сопутствовавшая нам вначале, помешала отчаянию овладеть нами. Скажу даже больше: уверенность, что мы находимся в безопасности, успокоила нас совершенно.

Только теперь мы начали понимать, что подвергаемся опасности совсем иного рода. Как ни безопасно было наше убежище, мы не могли долго оставаться на нем; сидеть верхом на ветке - положение весьма неудобное, но нас беспокоило не это. Причина нашей тревоги была значительно серьезнее: перспектива голода и жажды. И если мы не были голодны, то жажда уже начала нас мучить. Мы не выпили ни глотка воды с тех пор как вышли на берег, а кто ходил пешком в Африке под палящими лучами солнца, тот знает, как мучит жажда через каждые четыреста-пятьсот шагов. Мы хотели пить, еще когда плыли в лодке, и я искал воду с самого начала нашей прогулки, но нигде не находил ее.

Как упрекали мы теперь себя, что не захватили с собой кувшина с водой! Нам даже и в голову не пришло, что нам нужна будет какая-нибудь провизия. Мы так обрадовались данному нам отпуску, что совсем забыли о том, что находимся в дикой стране, и отправились, не захватив с собой решительно ничего.

И теперь, сидя на обнаженных ветках, где не было никакой тени, чтобы защитить нас от палящих лучей солнца, в полдень, вблизи экватора, мы подвергались настоящей пытке. Я страдал невыносимо, и мне казалось, что я не вынесу этого и умру, если муки эти продлятся еще немного. Перспектива, как видите, была далеко не утешительной: оставить драконовое дерево значило быть растерзанным львом; сидеть на нем - значило умереть после страшной агонии от голода, а главное от жажды.

Как вырваться из такого ужасного положения? Возможно, льву надоест караулить нас, и он уйдет в другое место искать себе добычу? Но нет, он и не думал уходить. Его поведение свидетельствовало об обратном - я припомнил, что в книгах, прочитанных мной, говорилось о неумолимом характере царя зверей, который далеко не отличается тем великодушием, какое ему приписывают. Это пресловутое великодушие есть не что иное, как безразличие к людям, которые не трогают его, и то лишь, когда он сыт.

Наш лев не был голоден, но ему послали вызов, затем ранили во время борьбы, последовавшей за вызовом, и чувство мести дошло у него до крайней точки. Нечего было и думать, что бешенство его скоро уляжется. Не успокоит ли ночь его ярость? Можно было уповать на то, что темнота смягчит его гнев или даст нам возможность ускользнуть от него, но до вечера было еще так далеко...

Мы ни одной минуты не рассчитывали на наших товарищей с "Пандоры"; у Бена, правда, были друзья среди матросов, но характер у них был не такой, чтобы заботиться о том, что с ним произошло. Да если бы они и вздумали искать его, то как найти кого-нибудь среди этих безграничных лесов, где нет даже тропинок, по которым можно было бы проследить, куда мы пошли?