Глава первая С утра на торгу только и разговору было о том, что мудрая Гуннхильд, жена Хрольва ярла Гудмуядссона по прозванию Пять Ножей, накануне окрашивала руны и пускала их плавать в чашу с водой. Уже не первый раз взывала она к Всеотцу, вопрошая, когда же придут корабли, и вот наконец руны дали ей внятный ответ: ЗАВТРА. И уже с рассвета кипели у торговой пристани пересуды - люди гадали, ошиблась ли Гуннхильд, посчитав желанное за действительное, или, как всегда, оказалась права. Город Росздльде лежит в глубине датского острова Селувд, на южном берегу извилистого фиорда, длиншм ветвящимся языком проникшего в тело суши. Откуда бы ни дул здесь ветер, пахнет он соленой волной. И путешественников обышо ждут с севера, с той стороны, где за устьем фиорда ворочается в своем ложе древнее море и незримо тянутся по нему дороги на запад на север и на восток. Летели низкие облака, и ветер ерошил серую * Старинные слова и понятия, а также непривычные для читателя географиеские названия объясняются в словаре, помещенном в конце юнги. воду залива. Даже рабы, чистившие рыбу на прибрежных камнях, поднимали стриженые головы, щурились в прозрачную даль. Прикладывали ладони к глазам воины на круговых валах и рубленых башнях крепости, возведенной Рагнаром конунгом. Нет на острове Селунд ни гор, ни скалистых отрогов, ни даже высоких холмов, весь он плоский, точно большая зеленая лепешка, распростершаяся посреди моря. Одна надежда - на высокие башни, с которых востроглазые хирдманны разглядят либо дым сигнальных костров, либо сами корабли, если ветер прижмет дым к земле или унесет в сторону. Велик и славен город Роскильде, и не так-то просто врагам подойти к нему незамеченными. С тех самых пор, как пророчица Гевьон обратила быками четверых своих сыновей и, поддев плугом, обрушила в море пласт суши, ставший островом Селунд,- сидят здесь могучие конунги, грозная слава датского племени. Сидят, точно морские орлы в высоком гнезде: то и дело расправляют крылья, срываясь в хищный полет. И либо возвращаются с добычей и славой, либо не возвращаются вовсе. И Раг-нар конунг - славнейший из всех, чьи могильные курганы высятся теперь над заливом. Много сыновей родили конунгу жены, и десять самых достойных он посадил править богатыми странами, завоеванными в кровавых сражениях. Теперь Рагнар Кожаные Штаны умудрен годами и уже не так скор на подъем, как бывало когда-то, и тоже велел заложить для себя курган. Гуннхильд, правда, еще двадцать зим назад предрекла конунгу гибель в далекой стране. Как раз тогда ее начали посещать пророческие видения, и это было одно из ее первых предсказаний судьбы. Люди запомнили и слова Гуннхильд, и то, что Рагнара они нисколько не испугали. "Есть кому привезти назад мои кости! - усмехнулся в седую бороду вождь. - Было б хуже, дочь, если б ты напророчила мне смерть на соломе!" А еще есть у мудрой Гуннхильд младшие женщины в доме, а также служанки и много рабынь, и от них-то, как водится, люди и узнают все самое любопытное. Известно же - рабынь хлебом не корми, дай только почесать языками. Вот так и получилось, что добрую весть о скором возвращении Хрольва и его кораблей омрачил зловещий слушок. - Сама-то я, конечно, не видела, - делала большие глаза молоденькая рабыня по прозвищу Белоручка. - Мне ли тереться подле хозяйки, когда она разговаривает с богами!.. Но из капища наша Гуннхильд вернулась задумчива, и это кто хотите вам подтвердит. И я слышала от Друмбы, которая всегда сопровождает хозяйку, будто вода в драгоценной чаше на миг покраснела, как кровь!.. Кудрявую Белоручку считали некрасивой из-за смугловатой кожи и слишком темных волос. Эта внешность передалась ей от бабушки, которую отец Хрольва привез когда-то из страны Валланд, из боевого похода. Мать Белоручки еще могла объясняться на родном языке, а сама она- едва-едва. Зато все три были отличными вышивальщицами. И конечно, болтушками. Все вальхи любят поговорить, а вальхинки - и подавно. - Кровь...- задумчиво пробормотал высокий старик в нахлобученной войлочной шляпе. Ветер нес и расчесывал его длинную бороду. - Сколько раз окрашивала она морскую волну, когда Хрольв следовал за Рагнаром в битву! - А теперь Кожаные Штаны принимает послов гарда-конунга и хочет договариваться о торговле и мире, - заметил на это воин из корабельной ватаги, подошедший послушать сплетни рабынь. Он говорил по-датски не особенно чисто. Светлые волосы были заплетены так, как носят у саксов, а поперек живота висел огромный боевой нож, давший название его племени. Он сплюнул на песок, усеянный засохшими водорослями: - Кто бы мог ждать подобного, когда Хререк оставлял свой город и уходил жить на восток! - Вещая Гуннхильд всегда молится об урожае и мире, - вставила пожилая служанка. Длиннобородый плотнее запахнул полы темно-синего плаща, укрываясь от ветра. - Всякий молится об урожае и мире для своего края, а за славой отправляется на соседа с красным щитом. О чем будут рассказывать у очагов, если Один перестанет бросать между героями руны раздора, руны вражды? - Лучше объясни, женщина, как это ваша Гуннхильд постигает смысл рун! потребовал сакс. - Я видел ее, она же слепая! - Вещая Гуннхильд зрит сердцем! - важно ответила служанка. А смешливая Белоручка весело фыркнула: - Хозяйка проведет пальцем по ткани и скажет тебе, какого она цвета, и ты ее не обманешь. Раз уж вода предстала ей кровью, значит, так оно на самом деле и было. Сакс промолчал, но очертания далеких туч, изорванных ветром, внезапно напомнили ему женщин, шествовавших на другой край небес. Они величаво летели по ветру- с распущенными волосами, в развевающихся одеждах. Прекрасным и зловещим показался воину этот неторопливый полет... Он обернулся, желая указать на облака старику, но того нигде не было видно. Гуннхильд дочь Рагнара, благородная супруга Хрольва Пять Ножей, появилась на берегу в полдень. Она ехала на смирной лошадке рыжевато-песочной масти, с коротко подстриженной гривой и пушистым хвостом. Она очень прямо сидела в седле, удобно оперев ноги на дощечку и по обыкновению прикрыв веками слепые глаза. Связка ключей - гордость домовитой хозяйки -- позвякивала у пояса, свисая с нагрудной бронзовой пряжки. Густые седеющие волосы Гуннхильд были собраны в узел и повязаны нарядным платком, как пристало замужней. Люди приветствовали и пророчицу, и верную Друмбу, что вела лошадку под уздцы. Друмба одевалась по-мужски и повадками своими отчасти напоминала мужчину; однако тому, кто пожелал бы смеяться над нею и, паче того, говорить хулительные стихи, следовало сперва посмотреть на потертую рукоять меча, висевшего у нее на бедре. Воительница отбрасывала за спину длинные пряди, стесненные лишь повязкой на лбу. Гибкую и крепкую девушку называли Друмбой - Обрубком - примерно за то же, за что искусной вышивальщице дали прозвище Белоручка. Она неотлучно состояла при Гуннхильд с того самого дня, когда супруга Хрольва гуляла в прилив одна на морском берегу, слушая голоса птиц, и едва не утонула. Друмба случилась неподалеку и, как говорили, вынесла ее на руках. Это было шесть зим назад. Лошадка Гуннхильд спустилась по улице, вымощенной горбылем, и остановилась на причале, там, где небольшие острые волны лизали позеленевшее подножие свай. Друмба без большого усилия сняла хозяйку с седла, заботливо поправила у нее на плечах сбившийся плащ. Гуннхильд подошла к самому краю настила, немного помедлила и протянула руки вперед, раскрывая их, как для объятия. И в это самое время из крепости, с высокой сторожевой башни, прокричал рог. Это воины заметили смоляной дым сигнальных костров, зажженных на севере. Всего кораблей было пять. Два принадлежали Хрольву Гудмундссону, и первым резал волну его любимец "Орел". Обычно этот корабль узнавали издалека по широко развернутому крылу полосатого паруса - немногие решались так смело подставлять его ветру на коварном мелководье фиорда! - и по бесшабашному искусству, с которым Хрольв подводил к пристани послушное судно. Сегодня, против обыкновения, красно-белое ветрило было подвязано почти наполовину. "Орел" шел медленно, словно радушный хозяин, указывающий безопасную дорогу гостям. И люди, смотревшие с берега, рассудили между собой, что в следующий раз эти гости вряд ли заплутают или сядут на мель среди бесчисленных островов. За "Орлом", на расстоянии оклика, следовали два больших боевых корабля. На подходах к незнакомому берегу осторожные кормщики сбрасывают паруса и сажают людей на весла; нынешние гости не спешили оголять свои мачты - должно быть, не только ради того, чтобы похвастать перед хозяевами мореходным искусством, но и затем, чтобы все видели знак, осенявший красные полотнища, надутые ветром. Огненно-белый сокол, яро падающий с небес на добычу... Это знамя узнавали и чтили во всех уголках Восточного моря. Дождь, под который корабли попали возле входа в фиорд, пропитал ткань и добавил краскам яркости и глубины: белые крылья трепетали в бесстрашном полете, надвигаясь на город... Никогда еще этих парусов не видели мирно близящимися к причалам Роскильде. Второй корабль Хрольва шел сбоку от них - почетная стража. Не присмотр, не защита- честь. Вендский Хререк конунг, ставший правителем на Восточном пути, прислал великое посольство к Рагнару Кожаные Штаны, конунгу селундских датчан. Пятое судно ничем не было примечательно. Оно принадлежало купцу, возвращавшемуся в Роскильде из свейского города Бирки. Поначалу, встретив в море вендские корабли, торговец сильно перепугался и приготовился к самому худшему: у него не было при себе сильной охраны, надеялся проскочить датскими проливами, не напоровшись на разбойных людей. Ни сам купец, ни его ватажники не могли припомнить, чтобы венды отпустили датскую лодью, оставив в живых команду или по крайней мере дочиста не ограбив. Хозяин судна успел проклясть себя за скупость, за то, что пытался сберечь несколько ничтожных марок серебра и в итоге накликал беду. Венды, однако, против всякого обыкновения повернули боевой щит выпуклой стороной к себе и даже предложили купцу покровительство, которое тот и принял с большим облегчением. Вот так и случилось, что до самого Роскильде его лодья шла сперва под крылом вендского сокола, а потом еще и под сенью ворона на знамени Хрольва ярла, вышедшего навстречу. С подобной защитой опасаться было поистине нечего, но сейчас купеческое судно потихоньку отставало от своих грозных провожатых и отваливало в сторонку. Хорошо серой пташке устраивать свое маленькое жилище между сплетенными сучьями орлиных гнезд, но берегись ветра, вздымаемого слишком мощными крыльями! Пузатый кнарр торговца пробороздил килем песок поодаль от главных причалов. О небывалой встрече с вендами путешественники станут рассказывать детям и внукам, однако не дело скромным купцам путаться под ногами у великих мужей. Боязно подле знаменитых и грозных вождей, а уж когда они сходятся - и подавно. Мало ли еще чем кончится дело!