Я слушала гневные проповеди и чувствовала себя человеком, который установил мировой рекорд, а теперь его ругают за сам факт участия в соревнованиях.

— Хорошо, — огрызнулась я, — в следующий раз я отдам часы, деньги, черта лысого и приведу воров домой — вдруг их здесь тоже что-нибудь заинтересует.

Неожиданно муж перестал метаться и потребовал от меня подробного отчета:

— Он тебя хватал за руки?

— Нет.

— Угрожал оружием?

— Нет.

— Но как-то он на тебя нападал?

— Никак! Вежливо попросил, чтобы я сняла часы и отдала ему.

— Повтори дословно, что он сказал.

— Гоните часы, пожалуйста.

— Нет, без литературного перевода и по-испански.

Я раздельно, по словам, по слогам процедила:

— Дамэ су ора, порфовор!

Дословно: дайте мне ваше время, пожалуйста.

Первыми захихикали дети, которые в момент нашей перепалки сидели испуганными мышками, потом захохотал муж.

— Наталья! — покачал он головой. — Человек спросил у тебя, который час! А ты заорала благим матом?

— Ничего подобного! — сопротивлялась я. — Он сказал пусть не «ваши часы», но «ваше время». А какое оно мое? Оно одно на всех. Как и пространство — ехидно заключила я.

— Это устойчивая идиоматическая форма, — потешался муж. — Ты когда язык, наконец, выучишь? Ты ему в глаз, случайно, не заехала?

— А здорово было бы! — выступил на защиту старший сын. — Если бы мама сделала, как ты, папа, говоришь. У нее спрашивают, который час, а она снимает часы и отдает.

— Или на помощь зовет, — поддакнул младший.

Мы возвращались из командировки в девяносто первом году, когда в московских магазинах гулкое эхо отражалось от очереди, выстроившейся за пакетом молока, выдаваемого по карточке. Поэтому из-за границы везли все, что не могло протухнуть за сутки перелета. Тащили, кроме многочисленных подарков родным и близким: макароны, консервы, колбасы, стиральный порошок, туалетную бумагу, зубную пасту и прочее, прочее. В скобках замечу, что на родине в собственном доме, у друзей, у родственников, у соседей мы обнаружили стратегические запасы продуктов и гигиенических товаров. Словно народ готовился к войне или к автономному плаванию на подводной лодке.

В телефонном разговоре мама меня попросила:

— Привези яичный порошок. Яиц совсем не достать. Будем омлеты делать.

Я посмотрела в словаре — не обозначается ли сей продукт каким-либо особым словом. Ничего похожего не нашла. Но не волновалась: я уже давно взяла все языковые барьеры. Свободно обсуждала со своей мексиканской подругой особенности магического реализма, а уж магазинная лексика — проще простого. Времена, когда я путала ветчину с мылом, давно прошли.

В супермаркете я прохаживалась в отделе бакалеи: сто метров в длину, по обе стороны стеллажи с товарами. Там не было только птичьего молока и… яичного порошка. Пошла на третий заход, когда ко мне обратился служащий супермаркета:

— Вы что-то ищете, сеньора?

— Да, мне нужны сухие яйца.

— Простите, что? — опешил он.

— Сухие куриные яйца. В порошке, — уточнила я.

— Простите, но вы ошиблись. Яйца продают в другом отделе, там, где молочные продукты…

— Это вы ошибаетесь, — перебила я. — Там продают обычные яйца. Они мне не требуются. Мне необходимы именно яйца в порошке.

— Никогда не слышал о таком продукте. Вы не будете возражать, если я приглашу заведующего секцией?

Я не возражала. Спина удаляющегося продавца подозрительно подрагивала. Очень жаль, что в испанском языке нет деления, как в русском: яички — половой орган, яйца — продукт кладки птиц.

Они явились вместе, давешний продавец и заведующий секцией — два молодых мужчины в белых халатах униформы. На лицах улыбки — пожалуй, чуть более лукавые, чем обычно раздариваемые покупателям. Но я не была намерена веселиться. У нас страна голодает.

— Сеньора, у вас какие-то проблемы? — начал заведующий.

— По-моему, это у вас проблемы с ассортиментом, — строго сказала я, пресекая их улыбочки.

— Уточните, пожалуйста, чего вы не можете найти.

— Я не могу найти порошка из яиц!

— Простите, не очень хорошо вас понимаю. — Завсекцией был сама любезность. — Не могли бы подробнее описать этот продукт? Как он выглядит?

— Порошок желтого цвета.

— А из чего его делают?

— Из яиц, естественно! Ведь это яичный порошок! — Моя ирония разбивалась об их дремучий непрофессионализм.

— Простите, сеньора, но как можно из яиц сделать порошок? — Он улыбнулся мне, как улыбаются детям, которые, сами того не зная, говорят на взрослые темы.

— Очень просто! Яйца высушивают, а потом перемалывают. Или наоборот — перемалывают, а потом высушивают.

— Должен извиниться, но я никогда не слышал о молотых, пардон, яйцах.

Он говорил странным булькающим голосом, как человек, сдерживающий хохот. Продавец усиленно тер пальцем переносицу — закрывал ухмыляющееся лицо.

— Еще раз извините мое любопытство, сеньора, но где используется этот удивительный продукт?

— В очень многих современных рецептах, — гордо ответила я. — Весьма прискорбно, что ваш магазин, который производит впечатление передового, лишен последних разработок пищевой индустрии.

— Мы тоже глубоко сожалеем, — быстро согласился он, и улыбочка слегка пригасла, — постараемся исправить недостатки. Не хотите ли поговорить с нашим товароведом?

Они собрались водить меня, как слона на ярмарке. И чтобы я рассказывала о технологии производства яичного порошка, в которой сама была не сильна.

— Не располагаю временем. Передайте вашему товароведу, чтобы следил за европейскими тенденциями в секторе, за который он отвечает.

Я злорадно представила себе этого товароведа, который рассылает факсы и ищет по европам яичный порошок.

— Вы ведь иностранка? Из какой страны вы приехали? Германии? Канады?

Мне почему-то не хотелось признаваться, что мы в России едим яичный порошок. Из-за высокого роста и светлых волос меня часто «поселяли» на север Европы.

— Из Скандинавии, — бросила я небрежно и попрощалась: — До свидания, кабальерос.

— О, мы так и подумали! — донеслось мне в спину. — Это очень цивилизованное государство!