V Процвело хозяйство

олго ли, коротко ли пришлось пастору встречать такой прием, однако, мало-помалу, стали люди прислушиваться к его словам.

А он между тем решил, что слова — словами, а того лучше учить людей примером.

Выбрал несколько клочков церковной земли у самой проезжей дороги, и принялся на них хозяйничать по-своему. Удобрил, как указывал, подручным материалом, а затем занялся на первый раз картофелем: выписал на пробу разных сортов из разных мест; садит клубнями, семенами; приглядывается — какой сорт лучше к грунту подходит; из семян новые сорта выращивает… Одно удается, другое не удается… Участки на виду; проходят люди — смотрят…

— Что батюшка, все трудитесь? — подсмеиваются ему.

— Стараюсь, родимый, стараюсь!

— Дай Бог увидать, что из ваших стараний выйдет.

— Спасибо.

— А пока что-то толку незаметно — лукаво замечает прохожий.

— Господь даст — не пропадут мои труды…

— Потешьтесь, потешьтесь!

В другом уголке огорода, глядят, пастор еще какие-то грядки вскапывает.

— Еще что-то затеваете, батюшка?

— Вот еще семян выписал. Погляди на картинке; вот тут нарисовано: видишь кочан — хочу такой вырастить. Сочный, вкусный, питательный салат выходить. Лучше капусты…

— Побаловаться захотели?

— Нет, — хорошее кушанье. А вот это «земляною грушей» называется, это брюква… это бобы турецкие…

— Это все на картинках-то! От картинок сыт не будешь. Ты вырасти, потом показывай.

— Попробую. Бог поможет — выращу!

А там новая затея. Опять идут мимо — спрашивают:

— Это что же еще будет?

— Это вот дички развожу. Потом хорошенькие сорта привью яблок, груш, слив…

— Шутишь, ты, батюшка!.. Так у тебя все и родилось!

Год проходит, другой, третий… Все хлопочет пастор с женою, с работником; не унывает!

— И здоров-же он работать! — замечает народ.

— Не гляди что сухопарый!

— Двужильный он!

— А ведь, смотри, ребята, у него дело выходит — перебил кто-то. — Давеча я смотрел — картофель он выгребает… Боже ты мой, что из под одного куста нарыл!..

— О?

— Право слово! Да позвал меня к себе: зайди, говорит, попробуй — каков вкусом. Мы сейчас сварили, есть будем. Не побрезгуй.

— Что же хорош?

— Мучнистый, рассыпчатый… Не нашему чета. Что добрый хлеб!

А там уже пришел к пастору крестьянин:

— Как это вы, батюшка, землю-то примешивали?..

Пришел и другой:

— Одолжите своей картошки хоть парочку на развод.

И о земле рассказал пастор, и в картошке не отказал; да еще того, что землю удобрять собрался, учит:

— Вот пройти сюда, погляди: пока скота мало, для удобрения у меня яма затеяна; сгребаю я сюда лист сухой…

— То-то мы смотрели — ты из лесу возил!

— Сюда же, — продолжает Оберлин, — буерак всякий скашиваю, кидаю; золу, всякий сор. Вот сюда же от скотного сарая канавку провел, чтобы даром не уходила жижа навозная… Подопреет — отличное удобрение выходит!

— Да много ли ты его накопишь!

— Все на лишнюю грядку, а не то и на несколько грядок в год накопится. «Компостом» такая мешанина зовется.

А с тем, что картошки просил, другой разговор:

— Ты что же, сажать станешь?

— Хочу попытаться.

— Ты цельной картошкой не сажай. Видишь — тут глазки… Ты вот так разрежь клубень, чтобы у каждого кусочка глазок был, и от каждого глазка куст выйдет. Ты когда сажать будешь, скажи. Я приду покажу.

В то время сажать картофель глазками мало кто умел.

Еще прошел год, другой, третий… Кое-где стали землю поддабривать, как у пастора: кто глинкой, кто илом, кто лист из-лесу собирает, яму затевает… И картофель разводить учатся.

А у пастора дальше дело идет: на яблонях, на грушах, на кустах его такие плоды, такие ягоды, каких в долине и не видывали!

Особенно ребятишки заглядываются. Подзовет к себе того, другого пастор; даст кому яблоко, кому грушу, кому ягод… Бегут ребята показать отцу, матери… Чудеса! Плоды крупные, вкус необыкновенный.

А тут, смотрят, у пастора лошадь запряжена; выносят из дома, кладут в тележку мешок, другой с картофелем; а вот сито с яблоками… одно к другому хорошо уложены, бумажками обернуты… еще сито с грушею… и еще с ягодами…

— Куда это, батюшка, собрались?

— Да вот в город, попробую — не купят ли там? Дорога поисправилась, проехать можно. Не хочет ли кто со мной поехать? Не нужно ли кому в город? Я бы подвез…

Совсем заволновались люди в долине…

— Вона!.. И в город на продажу повез!

— И продаст!

— И денег домой привезет!

— Я видел — прибавляет кто-то — в Страсбурге за такие плоды хорошие деньги платят.

— А вот с ним Петр поехал, он расскажет.

Ну и нарассказал же Петр!.. В Страсбурге пасторовы плоды не то что раскупили — расхватали!.. А за его картофель против других много дороже платили.

И посыпали люди к Оберлину.

— Дай дичок!.. Научи сеять!.. Научи прививать!..

И дает, что может Оберлин, и учит, и присматривает, как люди за дело принимаются. И в церкви проповедью их ободряет:

«Разрушение, разорение — дело вражие, Богу неугодное: в созидании же на пользу общую — исполнение заповедей Христовых. Удобряйте почву, сажайте, разводите полезные деревья, и помогайте малосильным соседям: делитесь дичками, прививками, помогайте трудами; кто научился — помоги незнающему!..»

«Во всем помогайте друг другу. Начало всякого создания — отсутствие вражды, единение любовью. Без общего мира нельзя угодить Богу». «Когда идешь с жертвою Богу», учит Господь (Евангелие от Матвея, глава 5-я, ст. 23, 24), «подумай, вспомни — не обидел ли брата, своего, и если обидел, оставь жертву и спеши помириться с братом, и, только помирясь, возвратись в жертве своей. Иначе не будет она угодна Господу».

«Благословит Бог также каждого, кто выроет нужную канаву, расчистит почву на пользу общую на площади, при дороге. Трудитесь, трудитесь сообща. Явитесь единым стадом во имя общего пастыря — Христа!.. и узрите благость Его!»

Прошло еще лет пять, шесть, и уже не один пастор возит свои овощи да плоды в город. И уже не смеются над пастором. Напротив чуть запинка, — к нему:

— Как тут быть?

Если заспорит кто, что не так дело делается, иначе надо, — ему сейчас:

— Спроси у пастора… Как он присоветует! По его слову и сделаем…

Одна, беда — дороги плохи, трудно в город попадать; зачастую и совсем нельзя, особенно осенью; а плоды не ждут — портятся; и цены на рынке не ждут: что сегодня полтина, через, неделю — гривна!

— Что это, ребята, мы бьемся дорогами — заговорил Оберлин. — Шутка горами, объездами пробираться! Да и там зачастую проезда нет. Одолели нас ручьи, болота, бездорожье… Вот бы от деревни к деревне по долине, да от долины к большой дороге пути поисправить, чтобы всегда проехать по ним можно было!

— Ну, понес опять!.. Разве такое дело одолеешь!.. На все мера есть! — снова заговорили люди.

А пастор со своим работником, не говоря больше никому ни слова, уже за работу принялись… Шаг за шагом! Шаг за шагом!.. Тихо, а подвигается дело.

Стыдно стало людям: один пришел — помогать стал, а затем другой. А там и всякого совесть зазрит: «Для общего дела люди трудятся, как же лодырем сидеть!..»

В некоторых местах исправлять дороги приходилось, правда, очень трудно. Но Оберлин верил, твердо верил, что общими трудами все рано ли, поздно ли преодолеть можно.

— По горсточке миром гору натаскать можно! — говаривал он.

Ведь у нас народ тоже говорит: «С миру по нитке — голому рубаха»… «Дружно — не грузно, а один и у каши застрянешь».

Под одной из деревень в долине стояло болото, которое приходилось объезжать очень далеко.

— Вы бы, — говорить Оберлин жителям деревни, — с полей камни понемногу обирали да к стороне складывали. Вон они у вас как поля засорили. Посмотрите, я свое поле понемногу да понемногу совсем очистил.

Кое-кто стал — пашет ли, боронит ли, — камни с поля подбирать. Иной раз мальчишек, девчат вышлют:

— Чем бегать попусту, подите пособирайте камней с поля!

Придет нищий просить милостыни к пастору. Видит Оберлин — просит старик, калека, больной… Подаст, а сам к односельчанам его:

— Не стыдно вам не призреть несчастного человека!

Но вот пришел к пастору за помощью человек крепкий.

— Что же ты не работаешь?

— Нет работы.

— Поди на общественную дорогу, поработай там пока. С дороги камни сложи в кучу, в сторону. А то вот у поля с краю камни лежат. Носи их к придорожному болоту, да бросай в него!

И притом, конечно, накормит, даст сколько сможет деньгами от себя. А увидит, что человек от работы вправду не прочь, и место или дело ему приищет.

Никогда, бывало, сам Оберлин мимо болота не идет, чтобы с поля камней не тащил. Подойдет, бросит в назначенное место, в болото, и — дальше!

— И вы бы так-то на пользу общую! — говорит он при этом людям.

Смеются люди, а ходят мимо болота не с пустыми руками. Камни-то, смотришь, с полей в кучки, из кучек в болото перебираются да перебираются.

А то встречает Оберлин у болота несколько дюжин парней. На дороге большие каменные обломки лежат, может уже веками лежат. Возле них кто-то (не сам ли пастор?) три-четыре здоровых шеста положил… У ребят с собою заступы.

— А не поможете ли, ребята, вот камень в болото своротить!.. Одну минуточку пожертвуем на общее дело, благо свел нас Бог тут вместе. Копни-ка, братец, тут… А ты дай заступ, я здесь подрою… Ладно! — говорит Оберлин. — Ну-ка, дружно теперь!

И сам первый наваливается.

— Силен наш пастор!..

— Молодец, ей-ей!.. — говорят ребята, и не отстают.

— Дружнее, дружнее! — подбадривает священник.

Двинулся камень… Идет!.. Бух в болото!.. Там и поднес лежит.

Десять лет так-то: кто с дорогами камень своротит; кто подол, кто корзину, а кто и возик камней к болото свалит… И топь засыпали!.. А смотришь и поля таки порядком порасчистились вокруг.

Стояла еще низина под самой церковью в Лесном Ручье. Чуть дождь, — грязь непролазная. Попросил Оберлин прихожан:

— Кто в воскресенье в церковь идет, несите с собою камней корзиночку ли, подол ли один ли камешек — сколько у кого усердия будет!