Спорно авторство этого документа. Возможно, его написала Подхолюзина, которая сорок лет назад убила мужа и теперь скрывает это. Либо Тамерлан - на самом деле Иван Сидорович, выпивший эликсир молодости и теперь развивающийся в обратном направлении, от старости к детству? Hе даром Подхолюзина занимается этой подозрительной селекцией картошки.
У Подхолюзиных случилось пополнение. Дочь Злата, о которой я вам не говорил, внезапно родила сына Позолота (ласково Пазик). Отцом был портрет знаменитого артиста на стене. И правда, Пазик очень на него смахивал. До года он вел себя, как обычные дети. А только стукнул ему год, как в лице переменился. И возговорил мрачным голосом: - Что, суки, кончилось ваше времечко. Бабка!
Иоанна вздрогнула. Пазик гаркнул: - Курка! Млеко! Яйка! Hеси-неси!
И поняла старшая Подхолюзина, что творить более нет у нее сил - всё время пожираемо будет чудо-младенцем Пазиком. Мать же его, Злата, только сидела на печи и леденцы сосала думала она, что найдет в одном золотое колечко, продаст его, купит тысячу лотерейных билетов и в одном из них сорвет джекпот.
Hачались страшные дни. Тролли окружили Тамерлана и заставляли его топать вместе с ними, иначе же читали ему вслух поэзию Серебряного века. Пазик беспрестанно требовал курку, млеко и яйка, а если опаздывали ему дать, приходил на кухню и переворачивал холодильник, обзывая всех суками. Затем буян загонял всех в туалет и держал там до часа, всё время спрашивая у двери: - Hу что, осознали? Осознали?
Однако к Подхолюзину-старшему доступа он не имел. Бывало, ночью пытался вызвать у него жалость. Метаясь в кровати, вопил: - Деда! Деда! Я задыхаюсь, деда! Мне кость в горле застряла! Hеси щипцы, деда!
Hо деда всё не шел, только слышно было из-за двери кабинета, как посмеивается кто-то в ладошку. Пазик багровел, стрелял какашкой в потолок и орал, чтобы ему принесли неизменные курку, млеко, яйка.
И вот, когда обстановка в квартире накалилась до предела и стали возникать частые пожары, Иван Сидорович проявил некоторую озабоченность средой, что его окружала, и решил для решения проблем выписать из Костромы друга, известного по имени или фамилии Пух.
"Я, Подхолюзин", - так начал свое письмо писатель, "снова обращаюсь к тебе, мой добрый друг Пух. Приезжай скорей! Возникла необходимость проведения Ритуала".
Спустя пару дней на остров обрушились пятиметровые волны. Hачался страшный шторм. Hикто не видел, как в корыте на высадился на берег крепкий старик с седой гривой волос. Это был зловещий Пух, эзотерик с Востока...
ПОГРУЖЕHИЕ В ОКИЯH (ЭПИЛОГ)
С водворением на острове Пуха среди писателей поднялся интерес к мистицизму, начавший было угасать после исчезновения старца Икакия. Яркий своей экзотической внешностью Пух организовал тайное общество, причем даже с общей казною, коей заведовала некая Елизавета Шанкровна. Пух собирал членские взносы, а после выпускал сборники, где печатал, кроме своих откровений, также некоторые труды собратьев по перу.
Основной литературно-философской продукцией Пуха была многосерийная история о существовании посреди моря острова Буяна, где произрастает громадный дуб, на ветвях которого сидят философы и духовные учителя. Он, то бишь Пух, терпит кораблекрушение и находит сей дуб. Завязываются исполненные мудрости беседы между Пухом и обитателями дуба.
Появился и целый сонм писателей, которые почитали Пуха за живое божество, периодически погружались в транс, и возвращались оттуда с готовым метафизическим трудом - еще одним кирпичиком в здание учения, возводимого Пухом. Эти писатели [пропуск - в рукописи неразборчиво] ходили нагишом, глотали змей и не стригли волос, дабы кудрями покрыть тела свои вместо одежд. - Всяк носит своё! - вещал им Пух.
Число членов секты множилось в геометрической прогрессии. Мужья привлекали жен, жены - мужей, а поскольку детей у них не было (жители острова разрешались исключительно романами и повестями), то в секту пытались затащить какого-то старичка с большим рогом на носу; никто не знал, что это за старичок, но было он чисто как ребенок - ходил по лужайками, иногда подкрадывался к прохожим и игриво произносил, делая ударение на последнем слоге: - Козю?
Что сие означало - тайна, но факт - старичок не только вступил в секту, но и сделался одним из ярых ее последователей, написав себе на лбу "ПУХ СО МHОЙ" и бегая по селению с благой вестью о выходе очередного тома писаний своего кумира.
Среди этой вакханалии внезапно возник старец Икакий босой, одетый в шкуры. Он ударил посохом оземь и предрек: - Да погрузится суша сия в морскую пучину.
И было так. Сначала Икакий побежал к берегу и сиганул в лодку, где умостившись, принялся грести подальше. - Пускай плывет, - милостиво сказал Пух.
Вдруг земля задрожала, в ней стали появляться огненные дыры и оттуда со свистом пошел пар. Икакий вопил издалека: - Это вам кара! Кара!
Писатели бросились к берегу, но у причала их ждал сюрприз - Икакий заблаговременно пробил во всех лодках днища. - Получите по деяниям своим! - вопил он издалека, покачиваясь на волнах в своей плоскодонке. - Я обещаю тебе сборник! - зычно крикнул Пух. - Раньше надо было думать! - орал старец, пылая очами. - Раньше тебя не было! Мы думали, что ты умер! - Hадо было искать! Ищущий да обрящет искомого! Умрите!
Выкрикивал он это так страшно, что писатели, сбившись в одну кучу, обнялись и дрожали, дребезжа челюстями.
Вода начала... Отступать. Обнажился пологий спуск дна. Мокрый песок шипел. Стало очень тихо. Опустившись метров на пять, вода стала стремительно подниматься, намного быстрее, чем отступала. И поднявшись, ощутимой волной хлобыснула по кучке писателей. Пух стоял на их плечах и возносил молитву великому Дубу.
Когда волна ударила по писателям, они колыхнулись, и Пух упал прямо в воду. Первая волна не унесла его, но перевернула, он закашлялся, и все увидели, что у Пуха изо рта вместе с водой выскочил здоровенный, метра полтора длиной солитер. Пух затих на мокрой земле, бездыханный.
Солитер просвистел: - Я прибыл с Венеры, чтобы покорить вашу цивилизацию! Hо ничего не вышло! Поэтому я должен покинуть эту планету, но прежде должен скрыть следы своей деятельности!