Я был поражен, насколько это деревенское застолье отличалось от городского мира, в котором я вырос Можно прожить всю жизнь в многоэтажном доме, не зная имен собственных соседей по площадке. Здесь же мы попали на праздник, устроенный в нашу честь совершенно незнакомыми нам людьми. Мартын сказал, что корни кавказского гостеприимства лежат в том пастушеском образе жизни, который веками вели горцы. Кочуя со стадом, пастухи месяцами не видели посторонних людей, и гостя принимали, как бога.
После нескончаемого застолья наши рюкзаки были нагружены вкуснейшими вещами домашнего изготовления, платить за которые нам не разрешили. Семья Мартына и гости вышли за ворота и долго махали нам вслед.
Если бы мы только знали, что через восемь лет, после армяно-азербайджанской войны, от Цахкошата не останется камня на камне!
Глава 25
Есть ли какая-то разница между просветленным человеком и обычным?
По пути назад я спросил Тошу, что он думает о практике дзэнского коана. Он ответил:
— Коаны работают только на японском языке и созданы для дальневосточного менталитета. На работу с коаном может уйти много лет, для этого нужно быть монахом, иметь посвящение и наставника. Та парадоксальность, изысканность и кажущаяся легкость, которые привлекают западного человека, не имеют ничего общего с подлинной работой над коаном. На самом деле — это очень тяжелый труд.
Есть история о дзэнском монахе, которому была дана современная версия древнего коана. Старый коан звучит так: "Останови взбесившегося несущегося на тебя коня". Монаху был дан такой вариант: "Останови скорый поезд, идущий из Токио". В течение десяти лет он медитировал на этом коане и, наконец, в один прекрасный день пришел на железнодорожные пути и бросился под этот самый поезд.
Он погиб?
Раздавило, как муху.
Сказать на это мне было нечего, и мы продолжали шагать молча. Через какое-то время Тоша возобновил разговор.
— Тебе не нужно больше никаких специальных техник или методов. Того, что я вам уже дал, вполне достаточно. Теперь все дело за практикой. Имей в виду, что самая изощренная техника не будет работать, если связь с потоком нарушена. С другой стороны, поток входит в тело по своей воле и ни в каких практиках и техниках не нуждается. Это нам нужны костыли для того, чтобы восстановить утраченную связь. Я спросил:
— Так не лучше ли забыть все, чему ты нас учил?
— Это было бы неплохо, — согласился Тоша. — Только я сомневаюсь, что вы сумеете это сделать, все-таки нагрузил я вас изрядно. Практика — это игра, которая ускоряет наш рост. Когда вырастаешь, отбрасываешь ее, как ребенок отбрасывает игрушки, в которые уже наигрался.
Мы практикуем для того, чтобы научиться жить, а не наоборот. Я хотел бы довести вас до той точки, когда вы сможете просто жить и радоваться всему, что с вами происходит. Тогда моя работа будет сделана, и можно будет забыть обо всех техниках и практиках. Жизнь сама по себе вполне самодостаточна.
Поразмыслив некоторое время, я спросил:
— Так что же мы будем делать, если перестанем заниматься? Просто жить, и все?
— А разве этого недостаточно? — спросил Тоша в ответ.
— Не знаю, — искренне признался я. — В жизни надо что-то делать.
— Перед тем, как что-то делать, разве не нужно сначала научиться жить?
— Но разве мы уже не живем? Чему тут учиться?
— Жить-то мы живем, но довольны ли мы своей жизнью? Если да, то никаких вопросов нет. Живи дальше и радуйся, что еще нужно? Если же нет, что бывает чаще, то делай садхану. Между прочим, просто плыть с потоком, ничего особенно при этом не делая, — это самая сложная вещь и наивысшая из практик.
— Что препятствует этому течению?
— Нарушение законов потока.
— Что это за законы?
— По-моему, ты их уже знаешь. Попробуй сформулировать сам, — предложил Тоша.
— Не хвататься за поток, — сказал я наобум.
— Близко, но это не самое главное.
— Ну, тогда, значит, делать то, ради чего поток дан. Поскольку он не предназначен исключительно для нашей личной реализации, то нужно передавать его другим и расти вместе с ними, так?
Тоша кивнул:
— Короче — передавай поток дальше. Что еще?
— Не использовать его для своих личных целей.
— Это подразумевается первым законом. Если ты замыкаешь поток на себя, он дальше не идет. Какое второе правило?
Я безуспешно шевелил мозгами.
— Если ты все время передаешь поток, что происходит с тобой? подсказал Тоша.
— Он продолжает идти на тебя. Шеф сформулировал за меня:
— Не разрывай связь. Это работа с вниманием. Если осознание потока становится таким же непрерывным, как струя масла, переливаемого из одного горшка в другой, ты обязательно дойдешь до истока. Третий закон.
— Поток ослабевает, если делаешь ошибку, и усиливается, если поступаешь правильно.
— Точно. Воспринимай поток как учителя. Он постоянно корректирует твои действия степенью своей интенсивности — как внутренние, так и внешние. Если окончательно разрываешь связь и принимаешь решение действовать самостоятельно, то поток уходит совсем.
— А четвертый?
— Ты хочешь четвертый? Пожалуйста: иди вверх по течению. Другими словами — ищи источник потока.
Я возразил:
— Но разве это не противоречит тому, что ты говорил раньше о том, что с потоком нужно плыть?
— Вся штука в том, что исток и устье потока — одно.
— Как это?
— Есть такой древний символ йоги — пламя свечи, тянущееся к солнцу. Источник пламени один — это солнце, понимаешь?
Какое-то время я шел молча, пытаясь переварить Тошины слова. После длинной паузы он продолжил.
— Ну, и последний закон — это то, что ты сказал вначале: не хватай. Поток нельзя насиловать, этого никто не любит. Это закон насчет терпения. Помнишь в Писании: претерпевший до конца спасется.
Я искоса взглянул на начальника. Вот уж на священника он был похож меньше всего. Я ухмыльнулся:
— Тогда уж, святой отец, и про смирение бы добавить не худо.
— Истину говоришь, чадо, — сказал Тоша, усилив свое северное оканье до нижегородского. — А и добавим. Смирись, скотина.
— Почему же скотина?
— Потому что это скот в человеке смириться не может, пашу по-санскритски. А коли смирится — так, глядишь, и человеком станет.
— Ну, это уже что-то из Федора Михайловича.
— Ладно, не будем ломать стиль. Уберем про скотину. Пусть будет пять законов. Пятерка — это пятиконечная звезда, символ власти над пятью стихиями. Ну что, осталось вырубить скрижали? Где-нибудь, — Тоша оглянулся вокруг — вон на той скале.
Оставим потомкам.
Мы дошли до разрушенного камня, остановились и сняли рюкзаки, чтобы перекурить. Тоша продолжил на серьезной ноте:
— В работе с потоком есть одна серьезная проблема. Чем больше ты открываешься на него, тем сильнее поддержка, это очевидно. Поток работает как катализатор, усиливая в тебе и хорошее, и дурное. Таким образом, чувство эго растет, как на дрожжах, и риск пасть его жертвой, то есть замкнуть поток на себя, очень велик.
Парадокс заключается в том, что, становясь сильнее, нужно, вместе с тем, исхитриться стереть себя в порошок, а это штука непростая. Сила хороша поначалу, чтобы окрепнуть, но со временем она превращается в препятствие. Мощное эго постепенно развивает нечто вроде панциря, который блокирует поток. В этом панцире можно провести долгие годы, пока не израсходуешь накопленную силу, потом опять приходится начинать все сначала.
Я потрогал носком россыпь камней на месте разрушенного валуна и спросил:
Это ты про себя?
И про себя тоже, — с какой-то непонятной грустью отозвался Тоша.
Я с удивлением взглянул на него. Сантименты мастера? Что-то раньше я от него такого не слышал. Мы поднялись, подтянули рюкзаки и двинулись дальше. Я сказал: