Когда Лионел в первый раз затеял разговор с Региной о том, что они могли бы вместе жить, она обрадовалась, как ребенок.
– Неужели это возможно? – спросила она, бросившись в его объятия, – только ты и я в целом доме?
Лионел чувствовал глубокую признательность за такую искреннюю порывистость, проявленную маленьким, жаждущим жизни существом, крепко сжимавшим его сейчас в объятиях; был бесконечно благодарен женщине, так непосредственно отвечавшей на самые простые его желания.
– Ты понимаешь, что никогда и никому не сможешь рассказать, кто я такой и в каких мы с тобой отношениях, что это навсегда будет оставаться тайной?
– Я обещаю! Обещаю! – воскликнула Регина. Прошло еще несколько лет, прежде чем Регина испытала настоящее чувство любви и привязанности к Лионелу, хотя она была увлечена им, находила весьма интересным человеком, который и к ней не оставался равнодушным. Когда Лионел сделал Регине предложение, ее все еще неотступно преследовала мысль о том, что вполне возможно может потерять свое место в «Большом Доме» или из-за плохого здоровья, или подцепив сифилис. Мрачный образ жизни в Хонитоне часто являлся ей в кошмарных снах. Лионел предложил ей возможность шагнуть вверх, обрести большую безопасность, тем более, что он сулил ей полную обеспеченность до конца дней. История и в самом деле продолжала оставаться их тайной вплоть до дня его смерти, когда его завещание прочли в присутствии тети Беа и Эмили. В этот момент тетя Беа была совершенно выбита из своей колеи, что случилось с ней впервые в жизни. Она закричала и зарыдала, как женщина, которую предали. Таковой она и была на самом деле.
Сейчас у Лионела появилось масса дел. Он встретился с мадам и объяснил ей свои желания. Ему пришлось выложить кругленькую сумму за то, чтобы она отпустила Регину из «Большого Дома», после чего мадам дала свое благословение, и девушка ушла с миром. В Девоне они отыскали небольшой домик в нескольких милях от заброшенной деревушки с названием Аплайм, что была в паре часов езды от Эксминстера, но все-таки далеко, чтобы избежать лишних сплетен. К домику вела узенькая тропка, а от любопытных глаз его отделяла стена деревьев. Регину тотчас же очаровал весь пейзаж. Лионел завел собаку, охранявшую дом в его отсутствие, и маленькую пони для хозяйственных нужд. Он позволил Регине обустроить все по-своему и не скупился на покупки: ему нравилось ее непосредственная радость, с какой она принялась за дело, создавая свое жилище по образцу и подобию «Большого Дома». Ей удалось вскоре выбраться на запряженном пони в Лайм Регис, где она отыскала небольшие люстры, красные обои с крупными цветами и подделку под мебель с бронзовыми украшениями.
– Не всякий мужчина может себе позволить иметь собственный дом с блудницами, – шутил Лионел, когда увидел, как все обустроено в доме.
– Тебе никогда не придется пожалеть об этом, – воскликнула она, целуя обе его руки, и, действительно, именно так оно и случилось.
А его Беатрис тем временем расцветала и хорошела. Она росла как сорная трава, которая заполонила берега реки, протекавшей мимо дома. Чем старше она становилась, тем больше дичала. Днем она скакала верхом вместе с отцом, а по вечерам удила рыбу. Когда и это ей наскучивало, шла купаться в глубоких темных прудах. Как-то раз жарким летним днем она нырнула в особенно глубокий, поросший камышами пруд, и когда поднялась на поверхность, то сквозь зеленоватую, застилавшую глаза, пелену воды увидела огромную рыбину, серебристой дугой взметнувшуюся над поверхностью, чтобы только оказаться рядом с ней, а затем исчезнуть в неведомой глубине.
В тот вечер она была переполнена впечатлениями увиденного днем. И за ужином без умолку рассказывала отцу, что решила стать лесником. Кухарка, которая случайно обслуживала их за столом в этот день, поскольку у дворецкого был выходной, громко и неодобрительно фыркнула. Лионел сначала нашел эту мысль весьма забавной, но, чуть поразмыслив, вдруг сделал неожиданный вывод, что его Беатрис не только не имела особых притязаний, но совершенно не умела вести себя просто по-женски. В то время ей исполнилось одиннадцать лет, и она была тощей, как палка, предпочитала носить брюки, которые выпросила у сына садовника. Она была живой и умненькой, частично оттого, что у отца имелась обширная библиотека, где она проводила вечера, запоем читая все подряд. Кроме того, будучи его бессменным спутником, она многое переняла у него. Однако теперь он вдруг понял, что пришла пора позаботиться о каком-то положительном влиянии цивилизации на нее.
Он посоветовался с некоторыми членами семейства, и Элизабет, жена его брата, сказала, что Академия для девочек именно то, что нужно для Беатрис.
– Девочка растет дикаркой, – прибавила она, скривив губы.
Лионел души не чаял как раз в такой дочери, поэтому все ее повадки целиком и полностью можно считать заслугой отцовского воспитания. Он научил ее ездить верхом в мужском седле, а не в женском; научил так метко играть в крикет, как никто в округе больше не умел. Она умела выслеживать и стрелять по фазанам так же хорошо, как любой пацан ее возраста. Она могла делать все, кроме как чинно сидеть и вести светскую беседу. А о ее приемах в драках с местными ребятами ходили легенды.
Лионел посоветовался с Региной, которая, ни разу не встретившись с ребенком, но прекрасно зная отца, сочла, что девочка очень ему под стать и не высидит десяти минут в Академии для барышень, поэтому, возможно, лучшим решением проблемы была бы опытная гувернантка. Лионел имел прочные любовные отношения с Региной, поэтому перестал проявлять ярые собственнические инстинкты в отношении к своей дочери, тем более что ситуация сейчас складывалась совершенно иная.
Волей случая Лионел отыскал для Беатрис наставницу, которая определила ребенка как сложную задачу. Элен внешне не проявляла ни чрезмерной агрессивности, ни особой сердечности. Последнее качество, пожалуй, было ее недостатком, поскольку Беатрис крайне нуждалась в чьей-то любви, кроме страстной привязанности к отцу. Но Элен с большим тактом помогла Беатрис преодолеть все премудрости хороших манер, научив ее искусству непринужденной беседы. Элен, как многие женщины той эпохи, происходила из бедного порядочного семейства. Обделенной внешней привлекательностью и приданым девушке ничего другого не оставалось, как стать учительницей или гувернанткой. Элен согласилась без лишних уговоров и переехала в дом Лионела. Тот обрадовался, что гувернантка оставалась там по вечерам, потому что у Лионела уже было заведено оставлять Беатрис одну на попечение кухарки, пока сам он отправлялся на свидание с Региной. Возвращался он всегда на рассвете. За все время, пока Беатрис была с ним, он ни разу не провел с Региной ночь целиком. Любовница никогда не жаловалась. Их договор всегда оставался в силе: всю жизнь дочь была превыше всего на свете.
Тогда же совершенно случайно Регина забеременела, когда ей уже было тридцать четыре. Она умоляла Лионела разрешить оставить ребенка: ей так нужно было иметь кого-то, кто принадлежал бы только ей. До сих пор она честно исполняла свое обещание о сохранении их отношений в глубочайшей тайне и жила в полной изоляции от внешнего мира. Лионел знал, что аборты трудны и опасны, а Регина была слишком ему дорога, чтобы позволить себе рисковать и ставить ее жизнь на карту.
Несмотря на то, что он не испытывал особой радости от появления на свет незаконнорожденного создания, Лионел все-таки согласился и позволил Регине сохранить ребенка, и у него просто камень с души свалился, когда новорожденное дитя оказалось девочкой. Если бы на свет появился мальчик, ему бы пришлось всерьез задуматься над юридическим оформлением их отношений с Региной. Поскольку он не мог допустить, чтобы его сын мог остаться в жизни незаконнорожденным. С девочками дело обстоит совершенно иначе: все они, в конце концов, выходят замуж.
Регина нарекла девочку Каролиной в честь своей подруги из «Большого Дома». Малышка всегда называла навещавшего их мужчину дядей Лионелом. К тому времени, как она стала достаточно взрослой, чтобы понять истину тайного союза ее матери и дяди, местное общество уже изгнало Каролину из своих рядов и жестоко осудило мать девочки за отшельнический образ жизни. Судьба Каролине выпала трудная и жестокая.