Изо всей компании только одного Джек назвал без ошибки: Ваську Капралова, соседа. Васька был старше Джека года на четыре, отслужил уже в Красной Армии, в танковом дивизионе, и был женат; в избу он явился с ребенком на руках. Других ребят — Маршева, братьев Чурасовых — Джек узнать не мог, несмотря на то что они вперебивку напоминали ему совместные похождения прежних лет и кричали обидчиво:

— Да будет тебе, Яшка, дурака ломать! Неужели у тебя в Америке память отшибло? В ночном-то в мешок еще вон его завязывали…

Тот, которого завязывали в мешок, был Сережкой Маршевым. Он тоже успел забыть, как его завязывали в мешок, но Яшку отлично помнил. Посмеявшись вдоволь, ребята открыли свои имена и фамилии и принялись рассказывать Джеку новости последних лет.

Из этих рассказов выяснилось, что Николка Чурасов одно лето работал в Нижнем на постройке, но работа в городе ему не понравилась, и теперь он закаялся ездить на отхожие промысла́. Из города он привез с собой одноствольное ружье и в свободное время занимается охотой. Хозяйство ведет вместе со своим старшим братом Дмитрием.

Дмитрий Чурасов сидел тут же и, ласково улыбаясь, глядел на Джека. Ему все не верилось, что, пока он с Николкой в Починках копался в земле, Яшка переплыл два раза океан и побывал в Америке.

Хуже всего дела шли у Сережки Маршева. На его руках осталась после смерти отца вся семья — восемь человек. Лошади у Маршева не было, и он считался первейшим бедняком в деревне.

Когда ребята рассказали Джеку о себе решительно все, Дмитрий Чурасов закричал:

— Довольно болтать, ребята. Теперь пусть Яков рассказывает. Ты американский-то язык понимаешь?

— Понимаю.

— А ну, скажи, как тебя в Америке звали? По-нашему Яшка, а по-ихнему как будет?

— Джек.

— Ну вот, Жек, теперь ты рассказывай. Объясни нам прежде всего, хороши ли в Америке кони.

Джек обещал рассказать вечером все подробно, а пока сам стал расспрашивать ребят, велики ли доходы от земли, каковы цены на пшеницу и сколько кто сеет.

Капралов, увидя, что Яшка интересуется хозяйством, передал своего ребенка Катьке, подошел к Джеку и сказал весело:

— Вижу, Яш, что нам тебя только и не хватало. У нас тут идейка есть блестящая — коммуну, конечно, организовать. Сейчас условия подходящие, можно и землю лишнюю получить, и ссуду. Только вот народа необходимого нет. По уставу надо хоть пять человек собрать, а у нас всего четыре желающих: Чурасовы, я да Маршев. А потом, главное, коновода надо знаменитого, чтобы он как лев был или хоть как черт. Как ты на это дело посмотришь? А?

Капралов думал, что Яшка сейчас же ухватится за предложение, но тот только усмехнулся:

— Ничего я в этом не понимаю, ребята. Дайте оглядеться, тогда поговорим. Нигде я в Америке коммун не видал: ни на севере, ни на юге.

— Ну конечно, осмотрись, — сказал Капралов добродушно и опять взял ребенка на руки.

— Рассказывай, Жек! — закричал неистово Николка Чурасов.

И Джек начал рассказывать.

Он говорил о том, как сеют хлеб в Америке и как собирают жатву, какие высокие там дома, какие крупные лошади и как долго носятся башмаки на резиновой подошве. Он не забыл рассказать и про петерсбургскую тюрьму, и про кочегарку парохода «Мэллоу», на котором он приехал в СССР. Ребята спросили, какую пищу он ел в Америке, и он подробно описал пищу.

Во время Яшкиного рассказа в избу потихоньку начали собираться крестьяне со всей деревни. Сначала они усаживались на лавках, а потом прямо на полу. У некоторых из них были свои вопросы об Америке. Когда Джек умолк, хитрый мужик Бутылкин спросил:

— А правда, Яша, сказывают, что в Америке крестьянство все поголовно вверх ногами ходит?

— Этого не замечал.

— Как же ты самого главного не заметил? Сколько лет прожил, а на ноги внимания не обратил.

Поднялся смех. Тут в избу начали лезть девки, Катькины подруги. Джеку пришлось показать свою куртку, башмаки, картуз. Его спрашивали, как будет по-американски «изба», «луна», «сахар». Просили петь американские песни, и Джек пел, пока не охрип.

Пелагея слушала внимательно все, что рассказывал Джек, и слезы текли по ее лицу. Ближе к ночи она стала делать знаки сыну, что пора выпроваживать народ. Джек понял сигналы и вдруг заявил, что привык в Америке рано ложиться спать и больше рассказывать не может. Составил лавки и велел Пелагее стелить постель. Но когда народ разошелся, он не лег, а сел за стол и принялся считать что-то на бумаге.

Он вычислил площади всех полосок земли и быстро сложил их. Еще раньше он предвидел, что результаты окажутся неблестящими. Но действительность превзошла все ожидания. Получилось четырнадцать акров земли, разбросанных на площади в четыре километра. Это вместо сорока акров в одном клине, как он мечтал с Чарли в Америке!

Пелагея и Катька уже давно спали на печке, а Джек все сидел за столом и думал, как вести хозяйство на таком ничтожном клочке земли и что будет делать Чарли, если приедет. Положение казалось ему совершенно безвыходным.

Однако, должно быть, он все-таки придумал что-то. Утром, когда Пелагея проснулась доить корову, Джека в избе не было. Он ушел чуть свет, захватив с собой большой ломоть хлеба.

Поэтому Пелагея догадалась, что к обеду он не вернется.

Джек не пришел к обеду ни в этот день, ни на следующий. Пелагея не знала, что и думать. Несколько раз она высылала Катьку посмотреть, не видно ли Яшки. Но Яшки нигде не было, и по деревне пошли слухи, что он обратно махнул в Америку.

В действительности же дело обстояло гораздо проще.

Джек решил познакомиться с крестьянами окрестных деревень и за один день ухитрился побывать и в Угрюмове и в Степынине. Везде он заходил в избы и заводил длинные разговоры. Он спрашивал об утренниках, которые бывают в мае, и об осенних заморозках. Интересовался даже тем, когда прилетают грачи и когда цветут яблони. Крестьяне отвечали ему толково, но разно. Ни один из них не мог дать Джеку сведений о температуре в градусах, а именно это было ему нужно в первую очередь. И он продолжал ходить из избы в избу, везде спрашивая одно и то же.

Из последней избы он вышел поздним вечером, так и не получивши сведений о температуре. Продолжать хождение дальше было нельзя: крестьяне укладывались спать. Джек и сам хотел поскорее очутиться дома, но для этого надо было пройти восемь километров. А тут вдруг пошел снежок.

В поле Джек заметил, что снег усиливается. Идти стало трудно. Вдобавок подул ветер, снег полетел косо, закружился, стал забиваться за воротник. Джек опустил наушники картуза и засунул поглубже руки в косые карманы. Он решил не сдаваться, не поворачивать назад. И скоро пожалел об этом.

Он шел уже больше часа и, по его расчетам, должен был миновать село Чижи, но никакого жилья навстречу не попадалось. Снег не переставал. Уже трудно было нащупать дорогу. Джек остановился, потопал ногами и начал приглядываться во все стороны. Ему показалось, что он заблудился.

Было холодно, особенно ногам, и Джек вспомнил слова Мишки Громова: «Пропадешь ты без валенок…» Да, конечно, нетрудно замерзнуть в поле в такую пору. Надо скорее идти. Но куда?

Вдруг впереди за снегом послышалось конское ржание. Джек побежал и скоро увидел, что совсем недалеко от него стояла лошадь, запряженная в сани. В сани намело целый сугроб снега, но легко было догадаться, что под этим сугробом лежит человек.

— Эй! — закричал Джек. — Вставай, замерзнешь…

И он принялся разбрасывать снег и толкать человека. Но тот вдруг закричал сердито:

— Не трожь, не трожь, разбойник! Отойди.

— Замерзнешь, — повторил Джек. — Ведь мороз, а ты спишь.

Человек сел в санях и начал протирать глаза.

— А ведь верно, мороз, — сказал он наконец добродушно. — Я думал, конь меня так довезет, а он стал. Охо-хо… Может, ты меня от смерти даже спас. Ты откуда будешь-то?

— Из Починок.

— Ну что ж, садись, подвезу.