Первой мыслью Эллери было, что число неверно. Он спросил Шмидта, что покупал старик во время своих визитов.

— Каменную соль, керосин, гвозди и тому подобное. Никаких сладостей или вин. Семена? Не припоминаю. Но много писчей бумаги... Ах да, однажды он купил мебель.

— Мебель?!

Отто Шмидт кивнул.

— Странная история тогда произошла — с книгой и прочим. Помню, как-то раз, мистер Грин... Брин...

— Квин. Не будем отвлекаться, Отто. Вы упомянули мебель и книгу. Когда это было?

Лавочник справился в гроссбухе. Это произошло 8 апреля, 1939 года — «года, когда в Европе разразилась война».

— Отшельник пришел один?

— Да, мистер Квин, один. До прошлого года я ни разу не видел парня помоложе. Ну, старик оставил серебряный доллар, упаковал покупки и собрался уезжать. Книга лежала на прилавке, он заметил ее, и с ним произошло что-то странное. Вы обратили внимание на его глаза? Они словно все время горят. Ну, в тот раз они вспыхнули, как фейерверк в День независимости. Он впал в транс, задрожал и стал бормотать, как припадочный, а потом... вроде как начал молиться. Успокоившись, старик спросил меня, сколько серебряных долларов я хочу за эту книгу.

— Что это была за книга? — спросил Эллери, стараясь говорить небрежным тоном.

— Какая-то книга, которую мне прислали из Европы, — у меня там родственники. Я пытался ее читать, но она меня не заинтересовала, и я отложил. Когда пришел отшельник, я как раз делал еще одну попытку.

— Но как она называлась?

— По правде говоря, мистер Квин, не помню. Но когда старик попросил продать ее, я отказался...

— Отказались? Но ведь книга вас не заинтересовала.

— Ну, я просто считал неправильным продавать подарок от родственника. Но старик не отставал — он горячился все сильнее и под конец предложил мне все серебряные доллары, какие у него были. Тогда я просто подарил ему книгу, и — можете поверить? — он благословил меня! А потом указал на старый шкафчик орехового дерева, который я использовал как витрину, и попросил продать и его. Я взял с него пять долларов.

— Он не говорил, зачем ему нужна книга?

— Нет, просто аккуратно завернул ее, погрузил в фургон и уехал. Очевидно, чтобы стать отшельником, нужно сначала тронуться. Знаете, старик ведь даже не мог читать эту книгу — он сам признался, когда я спросил его. Но он должен был ее иметь.

Очевидно, загадку, связанную с книгой, нельзя было отгадать в магазине, как и решить вопрос о серебряных долларах. Почему его так беспокоит их количество?

«Здесь мудрость. Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое; число его шестьсот шестьдесят шесть...»[40] Любопытно, что этот стих из Апокалипсиса пришел ему в голову именно сейчас. Но конечно, шестьсот шестьдесят шесть — это слишком много. Ему необходимо узнать число. Чтобы сделать это, он должен вернуться и сосчитать монеты в священном ковчеге.

Немедленно!

Приближаясь к Холму Испытаний, Эллери становился все мрачнее. Он еле сдерживался, чтобы не пустить осла в галоп. Его одолевала черная меланхолия. Утомительное путешествие верхом пробудило телесную и душевную усталость, которая привела к прекращению его работы в Голливуде, и он начал сомневаться, что когда-нибудь придет в себя.

Посмотрев на небо, Эллери с удивлением заметил, что оно быстро темнеет, хотя закат еще не наступил.

Неужели идет гроза? Возможно, падающий барометр был причиной его депрессии.

К тому времени, как Эллери добрался до гребня Холма Испытаний, небо стало почти черным, и долина была в глубокой тени. Он не мог ничего толком разглядеть и не слышал обычных звуков Квинана. Медленно спустившись по внутреннему склону, он уже почти подъехал к Дому Священного Собрания, когда поднял взгляд и застыл.

Перед зданием собралась толпа, составляющая почти все население долины.

И все молчали.

Проникающий сквозь открытую дверь желтый свет лампы создавал эффект ирреальности, как в сцене из ада. Жители Квинана стояли словно парализованные, охваченные ужасом, который были не в силах постичь.

Сердце Эллери сжалось, будто стиснутое гигантской рукой. Учитель! Неужели старик чувствовал приближение собственной смерти?

Быстро спешившись, Эллери пробрался сквозь толпу в дом. Здесь действительно был Учитель, не мертвый, но впервые выглядевший соответственно всем прожитым годам. И у его ног лежал человек.

Сторикаи!

Кладовщик был мертв. Но причиной его смерти не было внезапное заболевание, атаковавшее сердце или мозг. Загорелый лоб был размозжен варварским ударом, голова и лицо покраснели от крови, как будто на него вылили ведро красной краски.

Эллери стал искать орудие и вскоре увидел его на полу возле тела Кладовщика — тяжелый молоток, забрызганный красным.

«Великое бедствие», наконец, пришло в Долину Квинана. Больше незачем было ломать себе голову над тем, какую ужасную форму оно примет.

Но это было бедствие, с которым Эллери привык иметь дело. Его ум прояснился, и он шагнул вперед.

На затылке Кладовщика была еще одна рана, но опытные пальцы Эллери подсказали ему, что не она послужила причиной смерти. Сторикаи лишил жизни удар молотком по лбу. Эллери раздвинул курчавые волосы и обнаружил среди них сначала один, потом еще несколько крошечных кусочков чего-то, похожего на штукатурку.

Эллери нахмурился. Нигде в Квинане он не видел штукатурки. Он снова обследовал кусочки через лупу.

Они оказались затвердевшей глиной.

Эллери осторожно разжал стиснутую руку мертвеца. Кладовщик умер, сжимая металлическую пуговицу. На задней ее стороне торчали нитки, а на передней был странный символ.

Не тратя времени на его обследование, Эллери положил пуговицу в целлофановый конверт из кожаного несессера, который посыльный разыскал в его багаже и принес ему.

На левой руке мертвеца были часы Эллери. Он приподнял запястье, и рука безвольно повисла.

— Ему так понравились эти часы... — вздохнул Эллери.

Учитель выпрямился во весь рост, сбросив груз прожитых лет, и его голос вновь зазвучал твердо:

— Мы не должны говорить... — он указал на часы, тускло поблескивающие золотом, — мы не должны говорить, Элрой: «Было бы лучше, чтобы он никогда не видел их».

Но время сейчас не подходило для загадок, и Эллери вновь перенес внимание на часы. Стекло было разбито, циферблат глубоко вдавлен — простое падение не могло этого вызвать. Очевидно, Сторикаи пытался защититься левой рукой от ударов молотка, и один из ударов пришелся по часам, но следующий удар он не смог предотвратить и рухнул замертво, вцепившись в пуговицу.

Часы остановились на четырех двадцати, а сейчас было без двух минут пять. Эллери пробыл здесь около трех минут.

Он начал обыскивать одежду мертвеца и во внутреннем кармане обнаружил то, о чем успел забыть, — грубый дубликат ключа от санктума.

Значит, ночным вором был Сторикаи. Даже в раю случается такое.

Эллери вздохнул и выпрямился, указывая на молоток. Лицо старика было абсолютно спокойным, хотя глаза пророка были печальнее, чем когда-либо. Однако они блеснули при жесте Эллери.

— Одна из ножек стола Совета расшаталась, — объяснил Учитель, — и я собирался просить Преемника починить ее, когда он освободится от трудов. Я считал излишним привлекать к такой мелочи внимание Плотника-Кузнеца, но мне не хватало времени сделать это самому. Поэтому я положил молоток из моего ящика с инструментами в центре этого стола, как напоминание о том, чтобы попросить Преемника укрепить ножку.

Эллери аккуратно завернул молоток в большой носовой платок. Пока он это делал, Преемник вбежал через все еще открытую дверь (снаружи которой еще стояла толпа) и обратился к старику:

— Я всюду искал его, Учитель, но...