Античные авторы писали свои книги собственноручно и в одном экземпляре. Потом книготорговцы размножали рукопись, отдавая ее на переписку или диктуя сразу нескольким писцам. Любая современная секретарша на собственном опыте знает, что оба способа чреваты ошибками. Поэтому все тексты древности дошли до нас с более или менее значительными отклонениями, так называемыми вариантами, или разночтениями. Книгопечатание механизировало этот процесс, и опечатки в свою очередь еще больше увеличили количество разночтений. Поэтому исследователь античных текстов всегда старается найти архетип, первоначальную форму, идентичную авторскому оригиналу или, по крайней мере, незначительно от него отклоняющуюся.

Традиция евреев почти не знала этих забот. Предметом их особой гордости всегда было то, что все свитки священного писания точно совпадают между собой, где бы его ни читали или пели - в синагоге Каира или Люблина, Дублина или Нью-Йорка. Тора неизменно содержала 305 607 букв, остальные книги - 846 600. В Торе было 5845 стихов, в псалтыри - 2527, в книге пророка Исайи - 1291.

Теперь, когда были обнаружены свиток Исайи и другие библейские книги, которые датировались II в. до н. э. и, следовательно, были на 200-300 лет старше священного ямнийского текста, не возникнет ли опасность, что авторитет последнего будет поколеблен? Даже люди благочестивые могли бы теперь усомниться в божественном происхождении каждой буквы священного писания. Много раз на протяжении последних лет приходилось видеть, как находки археологов превращали в бессмыслицу традиционные знания, развеивали, как пыль, факты, считавшиеся достоверными. А теперь ученые, серьезные, авторитетные и даже глубоко верующие, как профессор Сукеник, узнали о пещере у Мертвого моря и объятые исследовательским рвением думали только о новом, позабыв о старой традиции, которая на протяжении двух тысяч лет была основой иудаизма во всем мире. Кто знает, может быть, над этой основой нависла смертельная угроза. Нет, эти свитки Мертвого моря действительно представляли страшную опасность.

Теологи христианских церквей рассуждали иначе. Поначалу им было все равно, каким вариантом окажется новый Исайя, их больше занимали другие свитки. Некоторые добросовестные журналисты переписывали отрывки из свитка "Война сынов Света против сынов Тьмы" и других рукописей, принадлежавших неизвестной религиозной общине, жившей, по-видимому, на берегу Мертвого моря со II в. до н. э. до I в. н. э., находили совпадения между учением этой иудейской секты и проповедями Иоанна Крестителя, а также учением и высказываниями Иисуса из Назарета и сообщали об этом своим изумленным читателям.

Ужас охватил христианских теологов. На протяжении девятнадцати веков сначала апостолы, в частности Павел, а затем отцы и учители церкви проповедовали единственность и исключительность христианства, а теперь это может оказаться благочестивым, но совершенно несостоятельным заблуждением. Неужели из-за этих свитков все учение, вся догма христианства будет обесценена и окажется всего лишь выросшим до гигантских размеров наследием анонимной еврейской секты?

Не отдавая себе в этом отчета, нехристианские и христианские критики, ортодоксальные иудеи и благочестивые христиане, не сговариваясь, горячо желали лишь одного: чтобы этих свитков никогда не находили; чтобы они оказались одной из многочисленных газетных уток, которые на протяжении нескольких дней или недель не сходят с газетных столбцов, крякая во все горло, чтобы затем так же быстро, как появились, исчезнуть; или чтобы изобретательные ученые доказали, что эти свитки - фальсификация, какой уже не раз с незапамятных времен оказывались найденные древности - как языческие, так и христианские,и чтобы они вошли в историю как Константинов дар53, письмо Пилата54 или другие некоторое время не вызывавшие сомнений фальсификации такого рода.

На теологическом факультете одного университета шел семинар по Ветхому завету. С заключительным словом выступил профессор - Джонсон, Хансен, Джованелли или Жанно - это не имеет значения, ибо он лицо вымышленное. Но иногда и воображаемое истинно, поэтому мы спокойно можем считать, что все сказанное на этом семинаре говорилось на самом деле.

- Господа,- начал профессор,- в реферате и содокладе нас информировали о находках в пещере у Мертвого моря. Мы выслушали критиков и критиков критиков, и слово "фальсификация" прозвучало не раз. Сейчас не время выносить окончательный приговор, так как пока еще (1948 г.) ни один из текстов в научной литературе не опубликован. Все же мы все, и ученые, и те, кто стремится ими стать, должны помнить, что фальсификация возможна.

За последние сто лет именно область библейских рукописей изобилует примерами такого рода. Так как вы слишком молоды, чтобы быть свидетелями шума, поднятого вокруг них в свое время, я коротко расскажу вам два случая. Они глубоко запали мне в память, ибо, хотя в мои студенческие годы были уже раскрыты, еще долго продолжали затуманивать юные головы. Оговорюсь, что я мог бы привести не два примера, а двадцать, так как пока существует род человеческий, будут существовать и фальсификаторы.

В первом случае речь идет о Синайском кодексе, рукописи Септуагинты V в., которую Константин фон Тишендорф55 в начале шестидесятых годов прошлого века нашел в монастыре на Синайском полуострове. Вскоре после этого, в сентябре 1862 г., английская газета "Гардиан" опубликовала торжественное заявление некого господина Симонида. Симонид утверждал, что в 1839 г. он по поручению своего дяди сфабриковал рукопись Библии, являвшуюся точнейшим подражанием древним образцам и что именно этой рукописью якобы и был хваленый Синайский кодекс Тишендорфа. Симонид и тогда уже был известен как фальсификатор рукописей, на удочку которого попался даже такой человек, как Диндорф56. Кстати, разоблачил Симонида как раз Тишендорф. Как правильно заметил мой лейпцигский коллега профессор Бардтке, курьезность заявления Симонида в том, что он не только поставил под сомнение подлинность Синайского кодекса, но и признался в совершенной им фальсификации.

Если в этом примере речь идет о фальсификации, которая собственно и не была фальсификацией, второй пример ведет нас в совершенно иную область, область настоящего мошенничества.

Главным действующим лицом этой истории был иерусалимский антиквар Шапира. В конце шестидесятых годов прошлого века ему удалось продать прусскому правительству за двадцать тысяч талеров несколько глиняных моавитских сосудов с надписями, которые были похожи на надпись моавитского царя Меши, найденную в 1863 г. Французский ученый Клермон-Ганно раскрыл обман и даже сумел найти гончаров, которые вылепили и обожгли эти сосуды "тысячелетней давности". Тем самым Шапира был основательно дискредитирован в научном мире.

Тем не менее, когда летом 1883 г. он появился в Лондоне с рукописью, которую хотел продать ни больше ни меньше как за миллион фунтов стерлингов, это произвело сенсацию. Он утверждал, что рукопись содержала части пятой книги Моисея и датировалась, по-видимому, 896 г. до н. э., почему именно 896, а не 902 или не 895 я, к сожалению, не могу вам сказать. Это было известно лишь самому господину Шапира. Несмотря на дурную славу антиквара, в Лондоне пришли в восторг, тем более что Шапира сообщил, что рукопись найдена в пещере у Вади-Моджеб.

Обратите внимание, господа: Вади-Моджеб (библейский Арнон) впадает в Мертвое море напротив Эйн-Годи, т. е. на расстоянии сорока километров от кумранской пещеры! Далее Шапира рассказал, что рукопись (как и рукописи Кумрана) была на коже, что ее тоже нашли бедуины и тоже случайно и что она даже - я цитирую дословно - была завернута в темное льняное полотно и набальзамирована, как египетская мумия! Шапира не сказал лишь, что рукопись нашли в сосуде, но, быть может, он просто забыл.

Лишь позднее ученый мир узнал предысторию лондонского предложения. Оказывается, Шапира уже в 1878 г. предлагал свиток известному немецкому профессору Шлоттману, но тот определил, что рукопись поддельная. В 1883 г. Шапира показал свиток знатоку Ветхого завета Герману Штраку в Берлине, который тоже отклонил свиток как фальшивку. В Лейпциге рукопись исследовали Гуте и Эдуард Мейер и в свою очередь решили, что имеют дело с подлогом. Шапира снова отправился в Берлин и предложил свиток на суд целого синклита специалистов: Лепсиуса, Эрмана, Дильмана и других. Приговор гласил: фальсификация. То, что Шапира после всех этих неудач привез свиток в Лондон, доказывает, с моей точки зрения, или что он был безумен не менее, чем бесстыден, или что он верил в подлинность рукописи. Бесспорно одно: Шапира не гнушался подделками (так, в 1870 г. он предложил якобы оригинал Септуагинты), но он же продал Британскому музею и Прусской государственной библиотеке несомненно подлинные и очень ценные рукописи. Следовательно, это сложный случай.