Тот же день, то есть ночь. Пять часов спустя.

После обеда мы с Яной провели несколько часов за написанием археологического заявления для прессы. И хотя в нашей паре обладать литературным талантом положено мне, авторство принадлежит практически только Яне. Я ходил вокруг да около, написал несколько предложений на пробу, сам же отмел их, потом за дело взялась Яна и в доли секунды составила вполне профессионально звучащее заявление. Воистину, у этой девушки высокая орбитальная скорость. Завтра утром мы отправимся в город, чтобы сплавить наше творение по телепатической сети. Надеюсь, что у старой су… леди Марж Хотчкисс будет выходной день.

Остальные весь вечер проторчали в лаборатории. Мы с Яной тоже зашли туда, когда закончили. Шахматы забыты навсегда. Похоже, с нынешнего дня единственным вечерним занятием станет просмотр старинного кино. Поздно вечером шар выдал новую серию. Наверное, у него бесконечный запас сюжетов. Надеюсь, он не перегорит от нашего энтузиазма.

Мы с Яной поехали в город отправлять заявление для газетчиков. И всерьез засели на дороге. Какой-то придурок забыл перезарядить батареи электрического вездехода, на котором мы обычно мотаемся в город и обратно. Мы находились километрах в двенадцати от места назначения, когда мотор издал тихий жалобный вздох и заснул вечным сном. Я откинул капот и попытался продемонстрировать мужскую техническую компетентность, но оказался бессилен что-либо сделать. Увы. Яна окликнула меня:

— Не трать время на возню с мотором. Сдохла батарея.

— И что же нам теперь делать? Пройти остаток дороги на своих двоих?

— Начинается дождик, — заметила Яна. — Какой милый сюрприз.

— Давай подождем. Вдруг кто-нибудь проедет мимо.

Мы ждали около получаса. В машине. Одни посредине пустоты. Я не воспользовался стечением обстоятельств и не попытался познакомиться поближе с физиологическими особенностями моей спутницы. Во-первых, бесконечный серый поток воды, льющийся с небес этой планеты, несколько охладил мои желания. Во-вторых, даже если бы я был в подходящем настроении, все равно не позволил бы себе настолько отвлечься — мы могли пропустить машину.

На этой дороге не такое уж оживленное движение, чтобы застрявшие путешественники могли не заметить потенциальных спасителей. Самой главной причиной было внезапно одолевшее меня странное и вполне старомодное ощущение, что не годится начинать роман, у которого может быть очень серьезное продолжение, в тесном вездеходе, застрявшем посреди грязной дороги в бог знает какой дыре. Не то чтобы на Хигби-5 можно найти более комфортабельные условия, но было слишком это место убогим. Я, наверное, извращенец. Как ты думаешь?

Итак, вместо того чтобы яростно наброситься друг на друга, мы целомудренно сидели рядышком и беседовали. Только сейчас мне пришло в голову, что Яна могла и не испытывать оглушившего меня приступа пуританства, но теперь уже поздно что-либо менять. А разговаривали мы о том, какие пути привели нас в науку археологию. Она спросила меня, и я ответил:

— Не выношу даже мысли о том, что вещи не вечны. Я хочу сказать… То, что было важным и ценным, то, чем дорожили люди, рано или поздно оказывается под землей — похоронено и забыто. Я хочу отыскивать, возрождать эти предметы, чтобы снова были нужны… чтобы они не чувствовали себя брошенными, ненужными, обойденными вниманием…

И я поведал Яне историю потерянной статуэтки.

Помнишь, Лори? Конечно, помнишь. Разве ты можешь забыть?

Тогда нам с тобой уже исполнилось по шесть. Отец надолго застрял на какой-то планете — ранний склероз, совершенно не помню названия — в системе Эпсилон Эридана. И привез нам оттуда в подарок две статуэтки, две игрушки. Одну тебе, одну мне. Это были изображения каких-то местных домашних зверюшек. Фарфоровые. Очень гладкие и приятные на ощупь. Стоило начать поглаживать такую фигурку, и уже не хотелось останавливаться.

Ты держала свою статуэтку на тумбочке рядом с больничной койкой, я таскал свою в кармане весь день, а ночью, перед тем как лечь спать, ставил на пол рядом с кроватью, чтобы в случае чего легко отыскать в темноте. Я любил эту фарфоровую зверюшку больше всех моих детских сокровищ.

Потом, в один прекрасный день отец взял меня с собой посмотреть, как его фирма будет строить большой новый дом где-то на Аляске. Я стоял на балконе, глядя, как заливают бетоном огромную яму для фундамента, и чихнул, а может, просто неловко повернулся — и статуэтка вылетела из моих рук и упала в котлован. Я кричал, плакал, просил отца достать ее, но строительные машины работали слишком быстро — через пять минут яма была заполнена, а моя игрушка погребена под десятками тонн бетона.

— Прикажи им выкопать ее! — потребовал я у отца. — Ведь этот дом принадлежит тебе. Ты можешь их заставить! Я хочу ее вернуть!

Отец рассмеялся и ответил, что если он остановит строительство и прикажет разворотить бетон, чтобы найти мою статуэтку, это обойдется ему в тысячи кредиток. Хочу ли я, чтобы он потерял так много денег? Кроме того, сказал он, через миллион лет сюда придут археологи, разберут руины здания, найдут игрушку и сдадут ее в музей. Я не знал, кто такие археологи и не хотел ждать миллион лет, пока они выкопают статуэтку. Я хотел ее обратно сейчас, сию же минуту и учинил такую истерику, что пришлось унести меня с балкона и сделать укол, чтобы я успокоился.

А ты, когда узнала, что случилось, сказала:

— Что ж, если у Тома больше нет такой игрушки, мне тоже не надо. — И попросила сиделку отдать статуэтку какой-нибудь девочке, что она и сделала.

Это был точный и чуткий, типично твой поступок. Я жутко ревновал и завидовал, что у тебя осталась игрушка, а у меня — нет. Думаю, что любая добрая девочка на твоем месте просто отдала бы брату свою игрушку, но ты никогда не поступала, как все, и почти всегда оказывалась права. В тот раз тоже. Меня ведь не утешила бы замена, а вот то, что ты отказалась от радости, которой был лишен я, каким-то образом смягчило горечь потери.

Со временем я узнал, кто такие археологи, и начал посещать музеи, чтобы увидеть найденные ими предметы. Там оказалось много игрушек, вещиц, которые потеряли другие маленькие мальчики пять, или пятнадцать, или пятьдесят тысяч лет назад. И тогда меня пронзила мысль: как печально, что все эти вещи были утрачены, что долгие годы к ним никто не прикасался и они никому не приносили радости. И как здорово, что кто-то побеспокоился, поехал и после стольких лет вернул их из забвения.

Потом я повзрослел, задумался о том, как обидно, что исчезают целые цивилизации, огромные пласты прошлого: короли, поэты и художники, обычаи, религии, скульптура, кухонная утварь, всякие инструменты. И как прекрасно, что кто-то побеспокоился, отправился в путь, и нашел, и выкопал, и воскресил все это.

Вот тогда я и решил, что должен стать одним из тех, кто ищет. Что, естественно, повергло в ужас и вызвало возмущение нашего отца и Повелителя, ибо он давно уже решил, что я унаследую его дело и буду… этим, строительным магнатом.

— Археология! Что может дать археология такому парню, как ты? Ты получишь в руки империю, Том!

Я сказал, что меня куда больше интересуют давно исчезнувшие империи. Не мог же я ему объяснить, что самой главной причиной моего выбора была потерянная когда-то игрушечная зверюшка из системы Эпсилон Эридана.

Когда я закончил, Яна спросила:

— Позавчера ты выкопал из песчаника золотой шар — замечательную волшебную игрушку. Это было, словно ты нашел ту старую статуэтку?

— Да. Очень похоже. Я нашел целый мир, Яна. Для этого я и стал археологом.

— А представь, что твой отец тогда остановил строительную технику и приказал рабочим выковырять статуэтку из свежего бетона? Как ты думаешь, сидел бы ты с нами сегодня на Хигби-5?

— Полагаю, я был бы младшим партнером в фирме по продаже недвижимости, — сказал я. Наверное, сказал правду.

Теперь пришла моя очередь спрашивать Яну, как ее занесло в дебри археологии. Ее ответ сильно разочаровал меня. Она не стала рассказывать страшных историй времен своего детства.