У меня словно камень с души свалился, и я почувствовала себя на седьмом небе от счастья. Выскочив из кровати, я в одной ночной рубашке бросилась к гардеробу, а Синклер, успешно выполнив свою миссию, спустился к завтраку.

Завтракали мы на кухне, где было уютно и тепло от горячей плиты. Миссис Ламли подала нам жареные сосиски. Я съела целых четыре и выпила две большие чашки кофе. Наевшись, мы отыскали старый рюкзак и принялись набивать его бутербродами, шоколадом, яблоками и сыром.

– Термос взять не хотите? – предложила миссис Ламли.

– Нет, – отказался Синклер, дожевывая тост с мармеладом. – Положи лучше пару пластиковых чашек. Мы попьем из реки.

За воротами послышался гудок, и через минуту на заднем крыльце возник Гибсон, облаченный в мешковатый твидовый пиджак, огромные бриджи и гетры, обтягивавшие его тощие икры. На голове старика красовалась старая твидовая шляпа.

– Вы готовы? – спросил он, видимо удивившись, что мы собрались так рано.

Но мы его уже ждали. Подхватив непромокаемые анораки [1]и рюкзак с припасами, мы попрощались с миссис Ламли и вышли навстречу восхитительному утру. Морозный воздух проникал глубоко в легкие, и у меня возникло такое ощущение, будто я вот-вот оторвусь от земли и полечу.

– Как здорово, нам так повезло! – воскликнула я внезапно охрипшим голосом. – Погода как на заказ.

– То, что надо, – скупо и выразительно, чисто в шотландском духе, заметил Гибсон.

Мы сели в его «лендровер». Спереди вполне можно было уместиться втроем, но я заметила, как нервничает собака Гибсона, и решила составить ей компанию. Сначала бедняжка вертелась и жалобно скулила, но потом привыкла к неровному ходу машины и вскоре заснула, положив голову на мой ботинок.

Гибсон решил ехать в Бремер через Томинтул. Мы миновали горы и спустились в залитую солнцем золотистую долину, где протекала глубокая прозрачная река Ди, петляющая среди полей, фермерских угодий и густых сосновых рощ. Вдали показался Бремер. Проехав еще мили три, мы увидели мост, ведущий к Мар-Лодж.

Машина остановилась, и все вылезли. Собака радостно забегала вокруг, а Гибсон отправился в сторожку за ключами, чтобы отпереть ворота лесного хозяйства. Всей компанией мы направились в бар, где Гибсон и Синклер заказали по кружке пива, а я, пригубив стакан сидра, возбужденно спросила:

– Нам еще далеко?

– Миль пять, – прикинул Гибсон. – Но дорога тут паршивая, и тебе лучше пересесть к нам.

Оставив собаку на заднем сиденье, я устроилась между мужчинами. Дорога, которую и дорогой-то нельзя было назвать, превратилась в глубокую колею, разбитую гусеницами тракторов. Нам стали попадаться лесники и рабочие, орудующие неподъемными цепными пилами. Мы делали им знаки, и они убирали свои грузовики с дороги, чтобы мы могли проехать. Воздух был напоен пьянящим ароматом сосны. Когда мы наконец подъехали к домику, где обычно останавливаются идущие на штурм горных вершин, и, с трудом переставляя затекшие ноги, выбрались из «лендровера», нас встретила первозданная тишина. Домик окружали лишь горы, лес и болота, и только отдаленное журчание ручья да скрип мачтовых сосен нарушали безмолвие.

– Я буду ждать вас у Лок-Морлик, – пообещал Гибсон. – Как вы думаете, к шести уложитесь?

– Если не уложимся, подождите нас. А если к ночи не явимся, звоните в службу спасения, – ухмыльнулся Синклер. – С тропы сходить мы не собираемся, так что все пойдет как по маслу.

– Смотри не подверни ногу, – предупредил меня Гибсон. – Счастливого вам пути.

Мы тоже пожелали ему всего хорошего и постояли, проводив взглядами удаляющуюся машину, пока она не исчезла из виду. Но вот и звук двигателя растаял в лесной тиши. Я посмотрела ввысь и уже в который раз подумала, что нигде, кроме Шотландии, не видела такого неба. Оно уходило куда-то в бесконечность. Высоко над нами пролетела пара кроншнепов, а вдали послышалось едва различимое блеяние овец. Синклер улыбнулся и протянул мне руку:

– Идем?

Мы двинулись в путь. Синклер шел впереди, я следом. Тропинка, пролегавшая среди густого тростника и заводей, привела нас к одиноко стоящей овцеводческой ферме с деревянными загонами. Когда мы проходили мимо, неожиданно выскочила собака и залаяла на нас, но, заметив, что мы не обращаем на нее внимания, вернулась в будку и замолчала. Время от времени нам попадались целые поляны с пасущимися овцами, колокольчики на шеях которых раскачивались от ветра, непроходимые заросли чертополоха, рощи с жужжащими над вереском плечами. Солнце уже стояло в зените, так что нам пришлось снять свитеры и подвязаться ими. Теперь тропа взяла круто вверх, и мы несколько раз перелезали через поваленные деревья. Синклер, продолжавший вести меня, стал насвистывать смутно знакомую мелодию, и я вспомнила, что она называется «Свадьба Мэри». Мы принялись мурлыкать вместе, как когда-то пели, собравшись после чая в гостиной, а бабушка аккомпанировала маленьким внукам на пианино.

Весело шагаем по дороге,

Как легко несут нас ноги.

Взявшись за руки, идем

Мы на свадьбу к Мэри в дом!

Вскоре мы подошли к водопаду, брызги которого оказались не бурыми, а зелеными, как дорогой китайский нефрит. Бурные потоки низвергались с высоты двадцати футов в котлообразный провал. Мы остановились на середине моста, любуясь слепящей от отражающегося яркого солнца водой, падавшей в кипящий от брызг бассейн, над которым повисла сверкающая радуга. От этой прекрасной картины дух захватывало. Чтобы Синклер расслышал меня за шумом водопада, я крикнула как можно громче:

– Откуда такой цвет? Почему он не коричневый?

Синклер пояснил, что ручей берет начало в известковых горах, а в долине он течет по торфяникам. Я так бы и стояла, наслаждаясь восхитительным зрелищем, но Синклер напомнил, что времени у нас в обрез, и мы двинулись дальше.

Для поднятия духа мы принялись перепевать друг друга, вспоминая слова старых песен, и с грехом пополам одолели «Дорогу на острова», «Домой на запад» и «Пойдем с нами». Под последнюю очень хорошо получалось маршировать, но тропа пошла резко вверх, и нам пришлось взбираться на уступ крутой горы, а когда дышать совсем тяжело, уже не до пения. Вся местность была усеяна старыми извилистыми корнями вереска, и с каждым шагом мы по щиколотку проваливались в болотистую грязь. Заломило спину, и я почувствовала, что начинаю задыхаться. Чтобы хоть как-то отвлечься, я считала шаги до самой дальней вершины, но за ней оказывалась вторая... третья. Я совсем пала духом, но в тот момент, когда уже совсем распрощалась с надеждой выбраться из леса, перед нами возникла черная отвесная скала высотой в тысячу футов, с рядом острых зубьев, устремленных в голубое небо. У ее подножия лежала узкая темная долина.

Я остановилась, указав пальцем на скалу:

– Синклер, что это?

– Пик Дьявола, – пояснил он. Когда мы присели, он развернул карту и стал называть окружающие нас горные вершины: – Бен-Вроттан, Керн-Тул, Бен-Мардуи и длинная каменистая гряда, ведущая к Кернгорму.

– А эта долина?

– Глен-Ди.

– А тот ручей?

– Тот ручей, как ты изящно выразилась, и есть наша самая полноводная река Ди. Здесь ее истоки.

Я не удержалась от удивленного возгласа, ибо в моем представлении величественная река, которую мы видели утром, никак не увязывалась с этим едва заметным жалким ручейком.

Подкрепившись шоколадом, мы встали и побрели дальше, но теперь наш путь лежал прямо к Лайриг-Гру. Вытоптанная тропинка петляла среди островов жухлой травы, уходя вверх, туда, где на горизонте горы сходились с небом. С каждым шагом мы приближались к грозному пику Дьявола, но скоро и он остался позади. Царило полное безмолвие. Мы остались совершенно одни. Ни единого живого существа вокруг – ни кроликов, ни зайцев, ни оленей, ни куропаток! Даже на небе не видно птиц. Ничто не нарушало торжественную тишину. Ни шороха, ни всплеска, только звуки наших шагов да посвистывание Синклера.