Заперев обиженного Рыжика, я снова вышла из дома. Отец вылез из машины первым и радостно поздоровался:
– Привет, красотка. – Он обошел машину и прижал меня к груди. Так, наверное, обнимается горилла. – Все в порядке?
– Да. В полном. – Я выскользнула из его рук. – Привет, Линда.
– Привет, милая.
– Извините за собаку. – Я подошла к машине и открыла дверь. Голливудская штучка была при полном макияже, включая накладные ресницы, в бледно-голубом свитере и золотистых балетных туфлях. Н-да, принцесса на отдыхе. На пуделе болтался ошейник с искусственными бриллиантами.
– Ерунда. У Мици расшалились нервы, только и всего. Сказывается благородное происхождение. – Она подставила щеку для поцелуя, сложив губы бантиком. Я коснулась гладкой кожи губами, и пудель снова негодующе тявкнул.
– Боже мой! – воскликнул отец. – Да успокой ты эту проклятую псину. – В ответ на это Линда бесцеремонно бросила «собаку благородного происхождения» на землю и грациозно выбралась из машины.
Линда Лансинг была актрисой. Лет двадцать назад она подавала блестящие надежды в Голливуде. Ее появление сопровождалось невиданной рекламной кампанией, результатом которой стал выход на экраны целой серии ничем не примечательных фильмов, где она обычно играла задумчивых, мрачных цыганок или крестьянок, наряженных в живописные оборванные блузки. Очень скоро подобные фильмы вышли из моды, а с ними устарела и ее манера игры. Благоразумная Линда (а она никогда не была глупой) быстро выскочила замуж. «Муж для меня важнее карьеры», – кричали заголовки всех газет над свадебными фотографиями. На какое-то время она исчезла с голливудской сцены, но затем, разведясь с третьим мужем и не успев выйти за четвертого, стала эпизодически мелькать в фильмах и на телевидении. Для молодого поколения зрителей это было новое лицо, к тому же один талантливый режиссер открыл у Линды талант комедийной актрисы, чем удивил очень многих.
Мы познакомились с Линдой на одной из тех скучных воскресных вечеринок, которые составляют неотъемлемую часть жизни бомонда в Лос-Анджелесе. Отец сразу пристроился к рыжеволосой красотке, с ходу сообразив, что больше здесь не с кем говорить. Мне она тоже понравилась. Линду отличал вульгарный юмор, сочный низкий голос и редкий дар самоиронии.
У отца отбою не было от женщин, однако отношения с ними он строил с восхитительной осторожностью. Я знала, что с Линдой у них все серьезно, но того, что он притащит ее в Риф-Пойнт, никак не ожидала.
Я решила, что тоже буду придерживаться осторожной тактики.
– Что за сюрприз! Как вы попали в нашу глушь?
– О, сама знаешь, милочка, что бывает, когда твой отец стоит над душой... Какой чудесный воздух. – Она глубоко вдохнула, поперхнулась и вернулась, чтобы взять сумку.
Только тут я заметила массу вещей, сваленных на заднем сиденье: три чемодана, большой чехол с платьями, косметичка размером с вещевой мешок, норковое манто в пластиковом пакете, корзинка для Мици в комплекте с розовой резиновой костью. Я изумленно созерцала эту кучу, и только собралась спросить, что здесь, собственно, происходит, как отец локтем отодвинул меня в сторону и взял две коробки.
– Лучше закрой рот и помоги, – бросил он и направился в дом.
Линда, заметив выражение моего лица, тактично решила, что Мици нужно побегать по берегу, и исчезла. Я кинулась за отцом, потом спохватилась и, вернувшись к машине, взяла корзинку.
Отца я нашла в гостиной. Он поставил чемоданы посередине комнаты, свою шапочку с длинным козырьком бросил на стул и принялся вытаскивать из карманов какие-то старые письма с бумагами, вываливая их на стол. Комната, в которой я только что навела чистоту, превратилась в невесть что. Отец обладает талантом разрушителя – стоит ему оказаться в любом обжитом помещении, и порядка как не бывало. Он подошел к окну, полюбовался видом на океан и с наслаждением вдохнул солоноватый морской воздух. Из-за его плеча я увидела Линду, резвящуюся с пуделем у края воды. Рыжик, тоже уставившийся на море, продолжал дуться на меня и даже не помахал хвостом.
Отец обернулся и вытащил из кармана рубашки пачку сигарет. Судя по всему, он был очень доволен.
– Ну, почему ты не спросишь, как все прошло? – улыбаясь, спросил отец и закурил. Подняв на меня глаза, он внезапно нахмурился и бросил спичку в окно. – Чего ты вцепилась в эту чертову корзинку? Брось ее куда-нибудь.
– Что происходит? – осведомилась я, не двигаясь с места.
– В каком смысле?
Я поняла, что его беззаботность лишь часть большой игры.
– Ты прекрасно понимаешь, о чем я. В смысле Линды.
– А что Линда? Разве она тебе не нравится?
– Конечно, она мне нравится, но дело не в этом. Что она здесь делает?
– Я пригласил ее в гости.
– Со всем скарбом? Можно спросить – надолго?
– Ну... – Отец неопределенно взмахнул рукой. – Пусть живет сколько хочет.
– Линда сейчас работает?
– О, она уволилась. – Он пошел на кухню за пивом. Я услышала, как хлопнула дверь холодильника. – Линда пресытилась Лос-Анджелесом не меньше нашего. Вот я и подумал, а почему бы нет? – Он появился на пороге двери с открытой банкой в руке. – Едва я успел предложить ей нашу хибару, как она тут же кому-то сдала свой дом вместе с горничной и быстро собралась. – Он снова нахмурился. – Джейн, да чего ты вцепилась в эту собачью корзинку?
Продолжая стоять столбом, я глухо повторила:
– Надолго?
– Пока мы здесь живем. Я не знаю. Возможно, до весны.
– У нас мало места.
– У нас полно места. В конце концов, чей это дом? – Отец допил пиво, аккуратно опустил банку в мусорное ведро и пошел за остальными вещами. На этот раз он внес их в свою спальню. Я швырнула корзинку для Мици на пол и последовала за ним. В комнате, все пространство которой теперь занимали огромная кровать и два больших чемодана, было уже не повернуться.
– Где она собирается спать? – поинтересовалась я.
– А как ты думаешь? – Отец рухнул на кровать-монстр, и под ним протестующе заскрипели пружины. – Вот тут.
Я уставилась на него в немом недоумении. Такого никогда прежде не случалось. «Да в своем ли он уме?» – мелькнуло у меня в голове.
Очевидно, все эти переживания отразились на лице, потому что отец вдруг взял мою руку и с видом раскаивающегося грешника изрек:
– Джени, не смотри так. Ты давно уже не ребенок, и притворяться перед тобой я не буду. Линда тебе нравится. В противном случае я бы не привез ее сюда. Втроем нам станет веселей. Я не могу оставлять тебя одну слишком часто. Ну, будет тебе... не смотри букой. Приготовь кофе, будь добра.
– У меня нет времени.
– Как это понять?
– Мне... мне надо собрать вещи.
Я ринулась в свою комнату, вытащила испод кровати чемодан, бросила его на кровать. Затем принялась один за другим выдвигать ящики и швырять их содержимое в чемодан.
– Что это ты делаешь? – услышала я за спиной голос отца.
Я развернулась к нему с охапкой рубашек, ремней, шарфов и носовых платков в руках и невозмутимо сообщила:
– Уезжаю.
– Куда?
– В Шотландию.
Отец одним махом перескочил комнату и, схватив меня за плечи, развернул к себе. Не давая ему опомниться, я затараторила:
– Ты получил четыре письма! Три от бабушки и одно от адвоката. Ты вскрыл их, прочитал и ничего не сказал мне, так как не хотел, чтобы я возвращалась. Ты даже словом об этом не обмолвился!
Его пальцы разжались, но лицо, как мне показалось, побледнело.
– Откуда ты узнала про письма?
Я рассказала ему о Дэвиде Стюарте и ехидно добавила:
– Впрочем, он мог и не рассказывать. Я и так все знала.
– И что же ты знала?
– То, что ты никогда не хотел, чтобы я осталась в «Элви» после смерти мамы. То, что ты не позволить мне вернуться.
Отец посмотрел на меня с озадаченным видом, но промолчал.
– Я тогда случайно подслушала! – закричала я, словно он внезапно оглох. – Я остановилась в холле и услышала, о чем вы спорили с бабушкой.