— Алексей Николаевич, будь добр, отведи его в камеру, — тихо сказал он Глушкову.

— Он же раскололся…

— Пускай еще подумает. Завтра поговорим без фокусов.

Волохов не зевал. Одно движение, и смятая газета была вытащена из корзинки и с еле слышным шелестом исчезла в кармане.

— Ну, Волохов, забирай свои шмутки, и пошли! — громко сказал Глушков, выходя из-за своего стола.

— Куда пошли?

— В ЦПКиО на молодежное гулянье. Мы думаем, что тебе пора отдохнуть.

— Я не устал.

— Как же так, не устал. Вон, как усердно упражнялся, вся грудь расцарапана. Ну, а если не устал, продолжай царапать себя в камере. Там тоже никто мешать не будет, — насмешливо говорил Глушков, пока Волохов собирал передачу в одну кучу и рассовывал по карманам конфеты.

Минут через пять Алексей Николаевич вернулся назад. За это время Константин Семенович успел сходить к начальнику отдела, доложил ему о результатах допроса и согласовал план работы на завтра. Сейчас он уже был одет и поджидал коллегу, чтобы вместе отправиться домой.

— Пропал мой «опер». Как в воду… — сказал он.

— Арнольд? — спросил Глушков.

— Да.

— Ого! Ты смотри! — воскликнул Алексей Николаевич, указывая пальцем на корзину. — Газетки-то нет…

— Да. Исчезла.

— Сам выбросил?

— Нет. Волохов украл.

— Так надо же отобрать! — забеспокоился следователь.

— Не надо, Алексей Николаевич. Это другая газета. Наколотую я спрятал. Они, видимо, условились раньше, и Волохов ждет. Пускай сегодня почитает, подумает, а завтра поговорим. Очень испорченный человек!

— Да-а… Откровенно говоря, я удивлялся твоему терпению, Константин Семенович! — сказал Глушков, надевая темно-синее летнее пальто. — У меня всё внутри кипело. Взять бы паршивца за шиворот да выпороть как следует… Ничего ведь не боится, подлец!

— Порка тут не поможет. «Учи, пока поперек лавки ложится», — как говорит один мой друг… бывший старшина.

Прежде чем покинуть комнату, Константин Семенович набрал номер телефона роно. Секретарша сообщила, что заведующий находится на совещании в Смольном и сегодня не приедет.

— Ты о чем задумался, Константин Семенович? — спросил Глушков, видя, что Горюнов положил трубку на рычаг и в таком положении застыл.

— Я подумал о том, что наверно мальчишки в камере сильно волнуются. Они уверены, что именно сейчас, в данную минуту, решается судьба дальнейшей их жизни.

В конце лета погода решила вознаградить ленинградцев за холодную весну. В скверах, на площадях, на бульварах пышно цвели розы, флоксы и разнообразные однолетники. Асфальт не успевали поливать, и днем он разогревался до того, что на нем отпечатывались каблуки и рисунки резиновых подошв. Лимонад стал дефицитным напитком. Мороженое поедали в огромных количествах.

И всё-таки Константину Семеновичу удалось купить большой красивый торт из мороженого.

Дверь открыла Оля. В голубом платье, с пышным белым бантом в волосах, она выглядела очень нарядной.

— Папа! У нас гости! — деловито сообщила она.

— Ну! Кто же?

— Тетя Вера приехала!

Вера Васильевна, подруга Татьяны Михайловны по педагогическому училищу, работала учительницей в Дубровке и частенько приезжала в Ленинград.

— Тем лучше… Держи, Лешка! — сказал Константин Семенович, передавая дочери коробку.

— А что тут? Ой! замороженный торт. Вот здорово! Но он же растает, папа. Его надо скорей есть!

— Ничего, ничего. Там лежит сухой лед.

— А ты обедать будешь?

— Конечно! Ты пока приготавливай, а я поздороваюсь.

Оля убежала, и в это время в прихожую выглянула Татьяна Михайловна. На ней было светлое платье, волосы чуть завиты и уложены в какую-то необычную прическу.

— Уже пришел! Вот хорошо! — воскликнула она, увидев мужа.

— Танюша, подожди! Я же тебя не поздравил…

— А я думала, что ты вообще забыл.

— Не надо так… Просто я не хотел тебя рано будить.

— Спасибо, мой родной! — обняв мужа, виновато прошептала Татьяна Михайловна. — Не обращай внимания на мои шпильки. Пойдем. У нас Вера.

— А может быть, мне сначала пообедать на кухне? А потом я приду.

— Хорошо. Звонил Борис Михайлович и сказал, что после заседания приедет к нам.

— Ну вот… Очень может быть, что именно сейчас, в данную минуту, решается судьба нашей дальнейшей жизни… Какой это удивительный день… нашей свадьбы. Всегда в этот день случается что-то особенное. Правда?

— Да, — согласилась она и лукаво прибавила: — Но не всегда приятное.

Квартира, в которой жила семья Горюновых, имела две комнаты и обширную кухню.

Арина Тимофеевна тоже принарядилась в лучшее свое темно-фиолетовое платье и черную кружевную косынку.

— Погоди, Олюшка… Это в духовку. Дай-ка я тебе помогу!

— Да я знаю! — отстранила девочка на каждом шагу опекавшую ее старуху. — Пусти, бабушка! Ну что ты всё время мешаешь?

— Ты же платье запачкаешь!

— Сама ты запачкаешь!

Услышав эту перебранку, Константин Семенович хотел вмешаться и сделать дочери замечание, но сдержался и решил сегодня не портить ей настроения.

— Ну, как у тебя дела? — спросил он, усаживаясь за стол.

— Всё готово, папа!

— Вот хлопотунья. «Всё готово», а хлеба не дала, — сказала Арина Тимофеевна, нарезая тонкие ломтики от круглой буханки.

За обедом Оля затеяла любопытный разговор. Со слов Бориса Михайловича она знала, что отца назначают директором школы, а торт навел ее на размышления.

— Папа, у тебя сейчас будет больше денег?

— Нет, меньше.

— А почему? Ты же будешь директором школы! Ответственный!

— Ну так что?

Оля посмотрела на отца и, вздернув плечами, хмыкнула:

— Хм! А мне говорили, что ответственные работники очень много тысяч получают. Как настоящие капиталисты.

— Кто тебе это говорил?

— Мальчишки.

— А ты их слушай больше…

— А как же так? — подумав, снова заговорила она. — На какие же они тогда деньги всякие ужины и завтраки устраивают… для иностранцев? Сколько к ним народу в гости приходит! Человек сто! Ты видел на фотографиях? И все едят… Вот если к тебе в школу иностранная делегация приедет… Надо же их угостить?

— Надо.

— А где взять?

— Когда мы в школе свою фабрику-кухню организуем, всё будет просто. Настряпают ребята всяких булочек, пирожков…

— А продукты? — не отставала Оля.

— Продукты придется просить у государства.

— Бесплатно?

— Думаю, что бесплатно.

— Как же так! Они к нам в школу приедут, а потом в другую, потом в третью… А государство должно всех кормить? — всё больше удивляясь, говорила девочка. — А когда фестиваль будет… Со всей земли приедут. Тысячи!

Константин Семенович всегда охотно разговаривал с дочерью, приучал ее обращаться к нему с самыми различными вопросами, наблюдал за тем, что интересует детей, о чём они рассуждают между собой и как преломляются в их сознании происходящие в жизни события. Дети видят снимки в газетах, в журналах, слышат разговоры взрослых, а затем обсуждают и делают свои, самые неожиданные выводы. Часто дети устраивают игры на злободневные темы, и странно, что педагоги почти совсем не используют детские игры в своей работе, особенно с маленькими.

— Что же всё-таки тебя удивляет? — спросил он дочь.

— Ну как же! Где же государство столько денег напасется? Кормить всех желающих…

— А что такое государство — ты представляешь?

— Конечно! Власть рабочих и крестьян, — ответила девочка, и сейчас же прибавила: — Диктатура пролетариата.

— Ох, попугай ты попугай! — со вздохом сказал Константин Семенович. — Ты, я, мама, бабушка, все твои подруги и знакомые, все жители Ленинграда, Москвы и других городов, все рабочие, колхозники, все люди, живущие в Советском Союзе, — это и есть государство.

— Я знаю, папа. Все люди выбирают советскую власть…

— Верховный Совет.

— Ну да, Верховный Совет.