В большой комнате дежурного по городу, за письменным столом, склонившись над книгой, сидел майор милиции. Помощник его, укрывшись шинелью, спал на диване.

Приближалось утро. Висевшие на стене часы показывали начало седьмого. Через окна, выходившие на Дворцовую площадь, доносился шум изредка проходивших мимо машин. Иногда глухо хлопала дверь в коридоре. И вдруг зазвонил городской телефон.

Не отрываясь от книги, майор взял трубку:

— Я слушаю.

— Это милиция?

— Да. Дежурный по городу. Что у вас?

— У нас, товарищ дежурный, магазин ограбили… Вы слушаете?

Майор отодвинул книгу:

— Слушаю, слушаю. Какой магазин?

— Большой магазин, галантерейный. Дверь со двора выломали.

— Где этот магазин помещается?

— У нас в доме. Черный ход во двор выходит. Я, понимаете ли, пришел недавно…

— Подождите. Где этот дом находится? Скажите точный адрес.

— Васильевский остров, угол Среднего и…

— Не торопитесь… Какой линии? — переспросил майор, записывая адрес. — Кто это говорит?

— Жилец из дома. Я с ночной смены пришел, свернул к себе во второй двор, смотрю… что за черт!..

Через полчаса на место происшествия прибыли оперативный работник угрозыска, следователь и эксперт научно-технического отдела. Пройдя во второй двор указанного дома, они остановились… Дверь черного хода в галантерейный магазин была сорвана с петель и валялась у крыльца. Внутри магазина оказался невообразимый беспорядок: товары сняты с полок, вытащены из-под прилавков, из-под стекла и свалены в кучи, коробки измяты, пакеты изорваны.

— Знакомая картина, — со вздохом произнес оперативный работник. — Ребятишки орудовали. Вы смотрите, что они тут натворили! Полный разгром.

Через час работники магазина установили и оценили украденные вещи. Пока следователь составлял протокол, оперативный работник вместе с дворником обследовали двор и нашли спрятанный в дровах чемодан.

Чемодан не тронули.

На другой день во двор зашли три подростка. Оглядевшись по сторонам, они приблизились к дровам и, убедившись, что чемодан на месте, вернулись на улицу. Оперативный работник незаметно пошел за ними и установил их адреса. Вечером при обыске большинство украденных вещей было найдено, а преступники задержаны.

Началось следствие. Вел его начальник отделения по борьбе с детской преступностью Константин Семенович Горюнов.

Высокий, худощавый, чуть сутулый, он ходил, опираясь на палку. Большой открытый лоб, седые волосы, прямой, вдумчивый взгляд по-детски чистых серых глаз, невозмутимость — всё это внушало доверие, располагало к нему малолетних преступников.

Получив материалы, Константин Семенович вызвал на допрос подростков — сначала поодиночке, затем всех вместе — и в первый же день, как говорят в угрозыске, «вышел на группу».

Во главе группы стоял ее организатор, восемнадцатилетний юноша, воспитанник колонии, по прозвищу Гошка Блин. Остальным членам группы было от пятнадцати до семнадцати лет, и все они учились: трое, в ремесленном училище, четверо в средней школе. У всех были клички: Огрызок, Пуля, Партизан, Зануда, Султан, Грыжа, Карапуз.

Через четыре дня следствие было закончено, но личность главного организатора «дела» установить не удалось. Непосредственного участия в краже он не принимал, и никто из подростков не знал ни адреса, ни настоящей его фамилии.

Прежде чем передать дело прокурору, Горюнов отправился в школу, где учились четверо обвиняемых.

Здание школы заканчивало улицу. Дальше шел пустырь, заваленный всяким строительным мусором, отходами производства расположенного поблизости завода.

— Солидно строили в старину! — вслух проговорил Константин Семенович, любуясь строгими линиями большого трехэтажного здания.

Школа имела со стороны фасада два входа по бокам и один посредине.

В вестибюле, куда он вошел, висел ярко раскрашенный большой плакат. Издали бросалось в глаза: «Внимание! Все на диспут! Моральный облик молодого советского человека».

Константин Семенович направился к плакату, но голос уборщицы остановил его:

— Вам куда, гражданин?

Оглянувшись, он не сразу ее нашел. На скамейках, поставленных вдоль стены, сидели женщины различного возраста, держа в руках пальто, галоши, шапки. Это были родители, бабушки, няни, поджидавшие своих питомцев.

Говорившая оказалась в раздевалке за массивной железной сеткой, почти решеткой.

— Я бы хотел повидать директора, — сказал Константин Семенович.

— А вы откуда?

— Я работник милиции.

— Пройдите вон в ту дверь по коридору, до канцелярии. Там и будет кабинет Марины Федотовны, — пояснила уборщица, с любопытством глядя на посетителя. — А раздеться можете здесь…

Директором школы была полная, невысокого роста, немолодая женщина в темно-синем костюме. Строгий взгляд чуть выпуклых глаз встретил Константина Семеновича нельзя сказать чтобы очень приветливо.

— Видел я сейчас вашу афишу, — начал Константин Семенович, усаживаясь в кресло. — И был даже несколько удивлен…

— Чем? — сухо спросила директор.

— Вашей оперативностью. Быстро реагировать на события — очень важно.

— О какой афише вы говорите? Моральный облик? Это мероприятие было у нас запланировано в начале года, но всё откладывалось.

— Ах, вот оно что… Извините. Значит, я ошибся.

— Вы пришли по поводу сына, дочери или по служебному делу? Секретарь мне сказала, что вы из милиции…

— Да. Я работаю в милиции, — подтвердил Константин Семенович, протягивая темно-красную книжечку.

Марина Федотовна внимательно прочитала служебное удостоверение и вернула его назад. Щеки ее слегка порозовели, а в глазах появилось беспокойство:

— Слушаю вас.

— Я хотел бы получить характеристику четырех ваших учеников восьмого «в» класса. И вообще поговорить… об их моральном облике.

— А что случилось? — с испугом спросила директор. — Надеюсь, ничего такого… компрометирующего школу?

Константин Семенович понял причину испуга. Директора не очень-то любят, когда «выносится сор из избы», и часто готовы оставить без последствий серьезные проступки учеников, лишь бы о них не узнали в вышестоящих организациях. Сейчас директор беспокоилась даже не за школу, а за себя. Это было видно по выражению глаз, по мгновенно появившемуся румянцу и, наконец, по тону вопросов.

— Что они натворили? — снова спросила Марина Федотовна.

— Об этом я сообщу вам несколько позднее, — сказал Константин Семенович, прислушиваясь к звонку. — Сейчас перемена. Можно попросить сюда для разговора Клавдию Васильевну?

— Вы даже знаете имя классной руководительницы? — с кривой улыбкой проговорила директор. — Подождите минутку.

Она вышла в канцелярию и, отдав распоряжение, вернулась назад.

— Какие ученики вас интересуют? — спросила она.

Константин Семенович достал записную книжку и, хотя знал имена воров наизусть, заглянул в нее.

— Олег Миловидов, Александр Савельев, Иван Баталов и Николай Чумаченко, — перечислил он.

— Ах, эти! — с облегчением произнесла директор. — Тяжелое наследство! Мы их получили из мужской школы, и вот всё время мучаемся. Наша школа раньше была женской, — пояснила она, — а когда произошло слияние, нам прислали самых отпетых.

— А вы взамен отправили из школы самых лучших? — с усмешкой спросил Константин Семенович.

— Ну, может быть, и не самых лучших, но это всё-таки девочки. От них нельзя ждать таких вот сюрпризов.

— Значит, вы считаете, что плохие девочки лучше плохих мальчиков?

— Конечно!

— Думаю, что вы ошибаетесь.

— Да? У вас есть основание так думать?

— Есть. Мне пришлось работать в женской школе, и я убежден, что с девочками работать трудней. Мальчики проще, откровенней, прямолинейней…

Завязавшийся разговор не удалось закончить. В кабинет вошла воспитательница восьмого «в» класса:

— Марина Федотовна, вы меня звали?

— Да. Вот товарищ из милиции интересуется Чумаченко и его компанией. Что они могли натворить?