Пол кивнул.

Кронер обернулся и поглядел на него.

— Я сказал, не правда ли, что это Золотой век?

— Да, сэр. Я кивнул.

— Трах! — сказал Кронер, подразумевая на этот раз, по-видимому, глиняных голубков. — Трах-трах! Всегда были сомневающиеся предрекатели Судного дня, тормозители прогресса.

— Да, сэр. Что же касается Финнерти и этой истории с пистолетом, то я…

— Это уже пройденный этап, все уже забыто, — нетерпеливо прервал его Кронер. — С этим покончено. Я хотел только сказать, что ты должен понять, как обстоят дела, потому что люди бодро и смело шагают вперед, несмотря на тех, которые уговаривают их этого не делать.

— Да, сэр.

— Чик-чик-чик! Некоторые люди пытаются принизить то, что делаем мы, что делали люди, подобные твоему отцу, утверждая, что это все простое трюкачество, да притом еще и сделанное на скорую руку. Но это большое дело, Пол.

Пол наклонился вперед, надеясь услышать, в чем же заключается смысл этого большого дела. В течение некоторого времени он уже испытывал такое чувство, что все вокруг него должны просто видеть нечто такое в системе, что ускользает от его внимания. Возможно, это было то, чего ему недоставало, возможно, это было начало того всеобъемлющего пыла, которым был преисполнен его отец.

— Нет, это не простое трюкачество, говорю тебе, Пол.

— Да, сэр.

— Это сила, вера и решимость. Мы призваны распахнуть дверь передовым шеренгам цивилизации. Именно этим и заняты инженеры и управляющие. И нет на земле призвания выше этого.

Разочарованный, Пол опять опустился в кресло.

Кронер навернул свежую тряпочку на шомпол и снова принялся надраивать ствол.

— Пол, место в Питсбурге все еще не занято. Среди кандидатов на него осталось, по существу, всего два человека.

Самое поразительное было то, что он произнес это именно так, как предсказывала Анита. Пол попытался припомнить, что же именно, по ее мысли, должен был он ответить. Он ведь так и не дал ей договорить, к тому же он даже не прочитал этого пункта в ее тезисах.

— Это прекраснейшая возможность принести настоящую пользу, сказал он. Он надеялся, что это очень близко к тому, что Анита имела в виду.

Пол почувствовал облегчение, воспользовавшись мыслями Аниты из-за недостатка собственного энтузиазма. Ему предлагали работу в Питсбурге, намного больше денег, и, поскольку он продвинется столь высоко в то время, когда большая часть его жизни все еще впереди, можно было почти с уверенностью сказать, что он успеет добраться до самого верха. Когда Пол получал повышения вроде сегодняшнего, обычно происходил отмирающий ритуал удивления и поздравлений, будто бы Пол, подобно его предкам, дошел до столь высокого положения лишь благодаря своим способностям, упорству и божьей воле или недосмотру дьявола.

— Очень трудно, Пол, сделать выбор между тобой и Фредом Гартом. — Гарт был значительно старше Пола, почти в возрасте Кронера, и стоял сейчас во главе Заводов Буффало. — Честно говоря, у Гарта нет твоего технического воображения, Пол. В качестве управляющего он великолепен, но если бы не наши подталкивания, Заводы Буффало были бы точно такими, какими они были пять лет назад, когда он их принял. Но он человек твердый и заслуживающий доверия, Пол, и никогда не возникало вопроса о том, является ли он одним из нас и ставит ли он интересы прогресса и системы выше своих собственных.

— Гарт прекрасный человек, — сказал Пол.

И Гарт действительно был им: честный и неподкупный, он, по-видимому, создал для себя некое антропоморфическое представление о корпорации как о личности. К этому представлению Гарт относился как страстный влюбленный. Пол нередко задумывался над таким именно типом отношения и считал, что проблемой этой следовало бы заняться сексологам. После некоторых размышлений он решил все же, что подобный тип отношений, заключающийся в любви к неведомому, уже имел место: символическое обручение монахинь с Христом. Во всяком случае. Пол наблюдал Гарта на различных стадиях развития этих любовных отношений — как он терял аппетит от нетерпения во время маниакальных взлетов, готовый чуть ли не проливать слезы при одном воспоминании о нежном начале отношений. Короче говоря. Гарт проходил все стадии извечного гадания, вроде «любит, не любит». Приводить в исполнение приказания свыше, что для Пола было неприятной обязанностью, для Гарта было то же, что оказать услугу даме сердца.

— Я был бы совсем не прочь увидеть Гарта на этом месте.

— Я был бы не прочь увидеть тебя на этом месте, Пол. Выражение лица Кронера явно указывало на то, что упоминание о Гарте было лишь маскировкой. — У тебя есть воображение, и дух, и способности.

— Благодарю вас, сэр.

— Дай мне закончить. Воображение, дух, способности, и, насколько мне известно, я могу очень ошибиться, назвав здесь и лояльность.

— Лояльность?

Кронер отложил в сторону дробовик и пододвинул кресло так, чтобы оказаться лицом к лицу с Полом. Он положил свои большие руки Полу на колени и нахмурил свои широкие брови. Все это напоминало сейчас гипнотический сеанс, в котором Пол играл роль медиума. Опять, как это было в Кантри-Клубе, когда Кронер взял его руку в свою. Пол почувствовал силу И волю, излучаемые стариком.

— Пол, я хочу, чтобы ты высказал то, что накопилось у тебя на душе.

Руки Кронера сильнее сжали его колени. Пол с неприятным чувством пытался побороть желание раскрыть свое сердце перед этим милосердным, мудрым и мягким отцом. Однако замкнутость его растаяла. Пол начал говорить.

Он понял, что расплывчатое недовольство и беспокойство, которые он испытывал неделю назад, теперь приняли ясные очертания. Сырье, послужившее основанием для его недовольства, теперь оказалось в тиглях другого человека. Он говорил теперь о том, что сказал Лэшер прошлым вечером, упомянув о духовном опустении по ту сторону реки, об угрозе революции, о иерархии, которая была кошмаром для большинства. То, как он говорил обо всем этом, звучало не осуждением, а мольбою об опровержении.

Кронер, руки которого все еще лежали на коленях у Пола, опускал голову все ниже и ниже.

Пол кончил говорить, и Кронер встал и, повернувшись к нему спиной, поглядел в окно. Чары еще не улетучились, и Пол выжидающе глядел на широкую спину, ожидая мудрости.

Кронер неожиданно обернулся.

— Значит, ты против нас?

— Я вовсе не хотел сказать этого. Просто существуют вопросы, на которые следует немедленно дать ответ.

— Держись своей стороны реки, Пол! Твоя работа — это управление и инженерное дело. Я не знаю Ответов на вопросы Лэшера. Но зато я знаю, что намного легче задавать вопросы, чем отвечать на них. Я знаю, что вопросы существовали всегда и всегда находились люди, подобные Лэшеру, готовые создавать трудности, поднимая их.

— Вы знаете о Лэшере? — Этого имени Пол не называл в разговоре.

— Да, я знаю о нем уже довольно давно. И знаю еще и то, о чем вы с Лэшером и Финнерти толковали прошлым вечером. — Лицо его приняло грустное выражение. — В качестве чиновника ведомства промышленной безопасности, отвечающего за целый район, я вынужден знать об очень многом, Пол. И бывают моменты вроде этого, когда мне страшно хотелось бы знать поменьше.

— Разве это не снимает вопроса о Питсбурге?

— Я все еще думаю, что ты подходишь для этого места. Я собираюсь сделать вид, что я не знаю о том, что ты делал прошлым вечером и что ты не говорил того, что ты сказал только что. Я не верю, что все это идет от чистого сердца.

Пол был поражен. По какой-то причуде случая он утвердился на этой должности — после того, как он прибыл сюда со смутным намерением доказать свою непригодность.

— Так в общих чертах обстоит дело, Пол. Теперь все зависит от тебя.

— Я мог бы исправиться.

— Боюсь, что все это не так просто. За очень короткое время ты умудрился накопить довольно объемистое досье в полицейском управлении: пистолет, разрешение Финнерти на прогулку по заводу, неосмотрительное поведение вчерашней ночью — что ж, мне нужно как-то удобоваримо объяснить все эти поступки, чтобы удовлетворить Штаб. Знаешь, ведь ты чуть не угодил в тюрьму?